Жизнь после смерти - Александр Белов

– Сын, – сквозь зубы поправил Белов.

– Тем более, – продолжал кипятиться Витек. – Мочкануть тебя кто-то пытался, значит, и проблемы нерешенные имеются. А ты одно знаешь – с утряни зенки залить и на солнышке пузо греть, да языки с Федюней чесать. С Ленкой Меченой шашни закрутил от нефига делать. А ведь ты, поди, своей семье тоже нужен.

Белов ничего не ответил. Он опять перевернулся на спину и засмотрелся на белые облака, непрерывно мутировавшие в голубом высоком небе. Плывут они себе куда-то, и нет им дела до человеческих забот, как людям до забот насекомых. Но и они не свободны: летят, куда ветер дует. Есть вещи, на которые можно влиять, и вещи, на которые влиять нельзя.

– Что молчишь? – не отставал Витек. – Сказать нечего? Или западло с таким, как я, базарить?

– Нет, – сказал очень серьезно Белов. – Базарить мне с тобой не западло. И про семью свою я не забываю. Поэтому тут и торчу. Потому что самое большое, что я могу для них сделать, это умереть. Или считаться мертвым.

Витек помолчал, переваривая услышанное. Несмотря на молодость, а может, наоборот, благодаря ей, он относился к людям, которым все в жизни ясно, которые "знают, как надо", и поэтому считают, что людей – дураков бестолковых, – надо учить и учить.

– И что же ты, навсегда решил в бомжи записаться? – насмешливо спросил он. – А тот, кто тебя убить хотел, пусть жирует? Может, он как раз сейчас с твоей женой в койке кувыркается?..

Витек сам не понял, что сказал нечто обидное, а когда сообразил, то дернулся в сторону, ожидая удара. Но Белов только усмехнулся.

– Может, ты и прав. А планов у меня никаких нет. Это у Бога, может, насчет меня какие-то планы есть. Я ведь сюда к вам тоже не собирался, да вот угодил. И, думаю, не зря. Ты про кельтов когда-нибудь слышал?

– Кого? – переспросил Витек?

– Кельты – это предки шотландцев, ирландцев и французов. Галлы были кельты. Это еще во времена Древнего Рима… – проявил начитанность Федя.

– Они и сейчас живут, то есть, их потомки – поправил его Белов. – Так вот, они верили, что старый мир должен погибнуть, а на его руинах родится новый.

Доктор подвинулся ближе и с интересом посмотрел на Белова.

– В данном случае под руинами старого мира надо понимать нашу помойку? – уточнил он. – А что, это символично. Родиться заново на помойке! Так сказать, в компосте цивилизации! Ха-ха… Знаешь что, – доктор взял Сашу за плечо и резко переменил тему, – пойдем-ка, я посмотрю как твои дырки поживают.

Вдвоем они направились к вагончику доктора. Когда они отошли от холма на приличное расстояние, доктор вполголоса сказал Белову.

– Так вот, насчет жизни и смерти… Я только что был у Лупу. Он обещал мне пять граммов чистого героина, если я тебя отправлю на тот свет с помощью искусства врачевания.

Белов был крайне удивлен. Что-то непохоже на Лупу, он, судя по всему, сторонник силовых методов решения проблем. Волчара!

– А сам он что, не может или боится? Доктор предположил:

– Может быть, он не хочет, чтобы об этом узнала Лена? Во всяком случае, причиной смерти должно быть воспаление раны, заражение крови или что-нибудь в этом роде. Что скажешь?

Белов развел руками.

– У меня нет пяти граммов героина. Даже черняшки нет.

Доктор сокрушенно покачал головой.

– Да, Лупу меня предупредил, что в случае отказа он запретит своим людям продавать мне маковую соломку. Л больше тут никто наркотой не торгует. Выход один.

Какой? – полюбопытствовал Белов. Придется завязывать, вздохнул доктор…

XXX

Тариэл разбежался, плюхнулся и большой бассейн, подняв тучу хрустальных брызг. Шмидт последовал за ним. Через секунду их головы показались на поверхности воды. Вор тут же саженками поплыл к бортику, схватился за него, легко сделал выход силой и выбрался из бассейна. А Шмидт несколько раз проплыл вперед и назад сначала брассом, потом кролем. Плавать он любил, даже не столько из-за нагрузки па все мускулы, сколько за то чувство свободы, которое давала ему вода. Он плыл, и представлял, что летит в воздухе, как птица…

– Хорошо, э! – воскликнул Тариэл, когда тот в очередной раз приблизился к нему. Люблю, когда вода в бассейне холодная. Когда теплая – не люблю, э! После парилки надо, чтобы ледяная была!

– Это точно, – согласился Шмидт, окунулся еще раз с головой, с силой выдохнул в воду воздух и полез на бортик.

К ним тут же неслышными тенями скользнули две светловолосые "девушки без комплексов" и накинули на плечи большие махровые простыни. В знак благодарности Тариэл хлопнул одну из них ниже спины. Та в восторге взвизгнула.

Шмидт закутался в простыню, как римлянин в тогу, и последовал за вором в комнату отдыха. Он любил париться с удовольствием, не изнуряя себя и не превращая парилку в экстремальный вид спорта. Оба расположились в глубоких креслах перед накрытым с царской роскошью столом.

Тариэл на правах хозяина разлил коньяк в заранее подогретые фужеры.

– Я хочу выпить за дружбу, Дима. И чтобы между нами впредь не было никакой напряженки.

Шмидт с сомнением покачал головой.

– А как насчет прошлого?

Тариэл даже глаза выпучил от возмущения.

– Вах! Как ты мог такое подумать! Я тебе заявляю от своего имени и имени других уважаемых людей, что мы на тебя не наезжали. Почему не веришь? Кабан это был, мамой клянусь!

Но Шмидт продолжал упорствовать.

– А почему не вмешались? Вы же видели, что Кабан беспредел творит. К чему тогда базар о понятиях?

Тариэлу разговор был неприятен, но избежать его он не мог.

– Понимаешь, Дима, вы ведь когда-то под Кабаном ходили…

– Никогда мы под Кабаном не ходили, мы не барыги, – резко возразил Шмидт. – Были когда-то у Белого с Кабаном общие дела, но это все осталось в далеком прошлом.

Тариэл ухватился за сказанную Шмидтом фразу, как за спасательный круг.

– Э, сам говоришь, что общие дела были. Вот по ним он вам предъяву и делал. Если нет, откуда мы знаем? И разборки между вами никого из нас не касались. Теперь разобрались. Вот за это давай и выпьем.

На этот раз Шмидт не отказался. Он вообще не собирался ссориться с ворами, но сейчас в его положении можно было немного покапризничать. Они выпили и закусили. Прожевав столовую ложку черной икры, Тариэл продолжил.

– И по Каверину ты крайним оказался, хотя твоей прямой вины в этом пет. Все знают, что это дела Белого. Чтобы все уладить и замять, потребуются средства. Мы тут слышали, что ты завод нефтяной в области строить надумал. Возьмешь в долю? Много не запросим. Зато тебе спокойнее будет. У тебя ведь чеченцы в партнерах. А это публика опасная.

"Вот так, – подумал Шмидт. – Все уже в курсе и о доходах, и о партнерах. Может, кинуть им этот завод, как кость собакам? Пусть перегрызутся друг с другом". – Но вслух сказал другое: – Знаешь, Тариэл, я очень благодарен тебе за заботу. Но насчет доли в нефтянке пока ничего сказать не могу. Там ведь кроме меня и Асланбека еще и другие совладельцы имеются…

Уходя из сауны, Шмидт не забыл захватить крошечный микрофон, с помощью которого люди Введенского записывали их беседу. Шмидту этот микрофон был нужен на случай, если ворам придет в голову избавиться от него. А такого варианта он не исключал. Хотя и не был на сто процентов уверен, что в случае угрозы его жизни Введенский придет ему на помощь.

Запись прослушали прямо в машине Введенского. Полковник сидел, закрыв глаза, и внимательно слушал беседу Шмидта с вором. Наконец он выключил магнитофон и обратился к Шмидту.

– Ну вот, Дмитрий Андреевич, теперь сам видишь, что без нас тебе из этой ситуации не выкрутиться. Тем более, один ты эту стройку века все равно не потянешь. Слишком много вокруг голодных волков. Съедят и не подавятся. Так что расскажи-ка мне подробнее о вашем нефтегиганте. Какие трудности?

Шмидт невесело усмехнулся. Ну вот, и государственные органы туда же! Введенский внимательно выслушал его подробный рассказ о нефтяном проекте. Было видно, что он очень им заинтересовался.

– Хотите получить контрольный пакет? – прямо спросил у пего Шмидт.

– Нет, зачем же? Нам, – Введенский особо подчеркнул это слово, – нам достаточно иметь хотя бы блокирующий пакет акций. На остальное пусть фрицы раскошелятся. Контрольный мы им уступим, тем более, что они и с контрольным пакетом ничего не смогут сделать.

А криминалу – ворам и чеченцам, мы с тобой покажем большой кукиш. Не сразу, конечно. Сначала нужно встретить немцев.

Шмидт посмотрел на часы. До прилета господ Райнеке и Шнапскопфа, представителей немецкой фирмы-партнера, оставались ровно сутки.

XXXI

Господа Генрих Райнеке и Вилли Шнап-скопф выглядели полной противоположностью друг другу. Тощий Райнеке напоминал Гиммлера, а толстяк Шнапскопф – помесь Геббельса и Геринга, какими их рисовали на карикатурах художники Кукрыниксы. Разве что оба были гораздо моложе руководителей Третьего рейха.