Сентименталь - Виктор Колюжняк

Все произошло столь быстро, что я просто не мог в это поверить. Господин не успел защититься, никто не вскрикнул, а Сентименталь, как и прежде, парил в воздухе и взирал на происходящее.

Когда Керим Руфди откинул тело господина в сторону, я бежал к нему, сжимая клинок в руке, намереваясь жестоко отомстить. Но я не успел. Позабытый всеми Зигфрид, оправившись от влияния Сентименталя, подхватил копье и с близкого расстояния швырнул его прямо в сердце убийцы. Тот покачнулся, а затем рухнул. Острие полностью скрылось в теле, а древко так и осталось торчать.

И завершающим аккордом этой драмы зазвучал полный боли крик фрау Эльзы.

Признаюсь, мне не было никакого дела до того, происходило на площади дальше. Едва стих тревожный крик, как я подхватил господина на руки, краем глаза заметив, что Великий Сентименталь следует за мной, словно он стал тенью Клауса фон Дирка.

— Не волнуйтесь, господин. Сейчас же я доставлю вас к лучшему лекарю из тех, кого сумею найти.

— Оставь это, Ганс, — прохрипел Клаус фон Дирк. — Я смыслю в искусстве врачевания достаточно, чтобы понимать, что рана моя смертельна.

— Господин!..

— Не перечь! — у него хватило сил на этот возглас, но затем судорога пробежала по всему телу, и голос вновь стал тихим. — Лучше выслушай. Мне многое надо сказать тебе. Многое успеть.

Я хотел снова возразить или даже попросту молча поднять господина и на лошади доставить его к лекарю, но рана действительна была ужасна, и с каждым вздохом кровь толчками вырывалась наружу. Клаус фон Дирк зажимал края рукой, но это могло только отсрочить гибель. В то время как скачка наверняка убила бы господина. Мне не оставалось ничего другого, как исполнить последнюю волю умирающего.

— Сейчас нас никто не слышит, — отдышавшись, сказал Клаус фон Дирк. — Все заняты ранеными и осознанием, что этот ужас закончился. К тому же, пока рядом Великий Сентименталь, я не уверен, что кто-нибудь решится приблизиться. Перво-наперво пообещай мне сжечь те книги, которые я с таким трудом добыл. Обещаешь?

Я кивнул, подавив готовый вырваться наружу вопрос. Сейчас на это не было времени.

— Хорошо. Ты наверняка хотел бы узнать: почему? Знания в этих книгах слишком опасны. К чему они привели, ты можешь видеть и сам. Я ужасно жалею, что когда-то затеял это путешествие, но меня утешает одно: ты нашел свою возлюбленную. Это, пожалуй, единственное хорошее, что случилось.

— Но как же фрау Эльза и герр Кнопп? — не удержался я.

— Не перебивай, — господин вздохнул. — Это вторая моя ошибка, и я не могу знать, как ее исправить. Жажда тайн наложила пелену на мои глаза, и я не сразу рассмотрел то, что должен был давно уже увидеть. Герр Кнопп не любит фрау Эльзу. Он вожделеет ее и ее деньги, вот и все. Этот человек не лишен ума и хитрости, но у него нет благородства и того романтичного и милого безумия, которое охватывает влюбленных. Разве мог бы он в случае любви согласиться на ритуал со своей возлюбленной? Разве мог бы он угрожать поверженному врагу, имея хоть каплю благородства? Это я должен был разглядеть сразу. Настоящее чувство или нечто близкое к этому было между фрау Эльзой и Керимом Руфди, и все мы сейчас, а я в большей степени, расплачиваемся за то, что не видели этого.

Господин зашелся кашлем. По уголку рта потекла струйка крови. Я почувствовал, как глаза мои увлажнились. Говорят, что мужчинам плакать не дозволено, но я не мог остановить слезы, да и не хотел. Я оплакивал человека, который стал для меня наставником и другом. Человека, который всегда был добр ко мне, несмотря на свою суровость. Он нуждался в моей заботе ничуть не меньше, чем я в его.

Вместе с тем, нечто внутри меня не могло не признать правоту слов Клауса фон Дирка. Я тоже, наблюдая за поведением герра Кноппа, порой невольно наталкивался на мысль — как отличается оно от нашего с Агнетт или даже от того, как вели себя фрау Эльза и Керим Руфди в те дни, когда чувство было властно над ними. В тот момент я утешал себя мыслью, что любовь приходит к разным людям в разных и причудливых формах. К тому же, говорил я себе, герр Кнопп имеет куда больше прав на фрау Эльзу; он был героем в этой трагедии, а Керим Руфди — злодеем.

— Ганс, не сожалей, — прошептал Клаус фон Дирк, заметив мои слезы. — Мы ошиблись и поплатились за это, но расплата, хочу я тебе сказать, могла быть куда большей. Я жалею лишь о неудачах, но ведь это не отменяет того, что я умираю человеком, который превзошел всех алхимиков. Человеком, который столкнулся с великой сущностью и покорил ее.

— Вы — великий человек, господин, — только и смог что сказать я. — Великий ученый, каких еще не видывал свет.

— В этом и состоит моя последняя просьба к тебе, Ганс. — чуть улыбнулся побледневший Клаус фон Дирк. — Я прошу тебя рассказать всему миру, что произошло. Не упуская ничего, что может оказаться важным. Я прошу тебя, потому что ты тот, кто участвовал почти во всех актах этой трагедии. И я верю, что твоей внутренней честности хватит, чтобы не приукрашивать события, но рассказать ровно так, как было. Это мое последнее желание. А что касается моего имущества и дома, который мы оставили в Гамбурге, поступай с ними по своему разумению. Других наследников у меня нет, кроме тебя. Ах да, еще одно — постарайся в меру сил позаботиться о фрау Эльзе.

Пока он договаривал, свет в его глазах постепенно мерк, и они превращались просто в два мертвых куска плоти. Это было очень страшно: наблюдать подобные изменения с тем, кто всегда был полон жизни и чей пытливый ум никогда не сдавался.

— Не уходите, господин, — попросил я тихо, чувствуя, что не могу сдержать дрожь в голосе.

— Не волнуйся, Ганс. Я сделаю это самым лучшим из всех доступных мне способов, — это были последние слова, которые сказал Клаус фон Дирк.

Когда взгляд его померк, я дрожащей ладонью прикрыл мертвецу веки. Сентименталь, неподвижно висевший рядом все это время, вдруг взмыл в небо. А следом за ним, понеслась маленькая белая фигура, которая отделилась от господина.

Все собравшиеся на площади, голосящие и взывающие к богам или же наоборот проклинавшие их, замерли. В благоговейном молчании я наблюдал, как сентименталь Клауса фон Дирка догнал Великого Сентименталя и слился с ним.

И как бы не звучало это кощунственно, мне все же показалось, что это была душа господина.

Послесловие

Мой рассказ о Клаусе фон Дирке будет неполным, если не коснуться судеб тех, кто так или иначе был связан с ним в этой истории. Позвольте же вкратце поведать о дальнейших событиях.

Керим Руфди, как и мой господин, скончался в тот же день. Его семья выплатила большую сумму всем, кто пострадал на площади или за ее пределами. Особое внимание они уделили Зигфриду. Ему было выковано великолепное новое копье, но Хасим Руфди настоятельно попросил воина покинуть Багдад, ибо присутствие в городе убийцы брата, пусть это убийство было вынужденным и спасло от многих жертв, все же грозило обернуться тяжким бременем. Потому дальнейшая судьба Зигфрида и его отряда мне, к сожалению, неизвестна.