Предназначение человека. От Книги Бытия до «Происхождения видов» - Сэмюэл Уилкинсон

значительная часть браков заключалась не по любви, а из иных соображений, однако утверждение, будто любовь – это недавнее изобретение западной культуры, не соответствует истине. Этот миф был развенчан в ходе важнейшего антропологического исследования, охватившего более 160 различных мировых культур. Авторы исследования Уильям Янковяк и Эдвард Фишер обнаружили примерно в 90 % этих культур убедительные свидетельства романтической любви с ожиданием верности. Согласно их выводу, данные исследования «позволяют предположить, что романтическая любовь представляет собой универсальную человеческую ценность»[319].

Что поразительно, идея романтической любви встречается в самых разных культурах. Современные исследования указывают на то, что верность является наиболее значимой ее частью – намного более важной, чем сексуальное влечение. В подавляющем большинстве культур и у мужчин, и у женщин любовь выражается в сексуальной исключительности (отказе от любовных отношений с другими), а также в стремлении делиться своими ресурсами и рожать детей[320]. Как правило, эти отношения находили формальное выражение в институте брака, который на протяжении большей части человеческой истории оставался символом объединения сексуальных, материальных и эмоциональных ресурсов ради зачатия и воспитания нового поколения.

Некоторые ученые также полагают, что предпочтения, которые женщины оказывали своим потенциальным партнерам – иногда их называют «женским выбором», – возможно, также сыграли важную роль в укреплении моногамии в человеческих парах. Другими словами, в процессе эволюции у прародительниц современных женщин развилось влечение к тем мужчинам, которые с большей вероятностью могли бы позаботиться о них и об их детях. С эволюционной перспективы это звучит довольно логично. Кроме того, многие современные исследования подтверждают правоту данной идеи. В рамках одного из экспериментов женщинам показывали изображения пяти различных мужчин, после чего просили распределить их от наиболее привлекательного к наименее привлекательному. Изображения отличались: на одном мужчина просто стоял и ничего не делал; на другом он тепло общался с ребенком (улыбался и обнимал его); на третьем – игнорировал плачущего ребенка; на четвертом мужчина и ребенок не обращали друг на друга внимания; на пятом мужчина занимался уборкой дома.

Как думаете, какое изображение оказалось наиболее привлекательным? То, где мужчина проявлял к ребенку теплые чувства (наименее привлекательным стало то, где мужчина игнорировал плачущего ребенка)[321]. С удивительным открытием было связано и другое исследование: женщинам предлагалось оценить, насколько мужчины на фотографиях (с которыми они никогда не встречались) были заинтересованы в детях. Более того, тех мужчин, которые проявляли интерес к детям, женщины считали наиболее привлекательными[322].

На языке эволюции подобный процесс можно назвать примером полового отбора. Половой отбор являет собой ситуацию, в которой особи демонстрируют брачные предпочтения, опираясь на определенные особенности или свойства представителей иного пола. Данный феномен проливает свет на некоторые тайны биологии, в ином случае способные сбить нас с толку. Например, самцы павлина обладают чрезвычайно красивым, большим и ярким хвостом, отращивание и сохранение которого требует огромной массы сил. Более того, этот хвост мешает павлину спастись от хищника, а его роскошные цвета как бы призывают: «Посмотри на меня! Я вкусный павлин, который не может убежать, потому что этот огромный хвост прикреплен к моей попе!» Зачем эволюции создавать такое обременительное оперение? Вероятно, причина в том, что самкам павлинов нравятся большие и яркие хвосты[323]. Но почему? Наиболее правдоподобная теория гласит, что такой хвост указывает на здоровье самца. Исследования показали, что павлины с большими и ярко окрашенными хвостами неизменно оказываются более здоровыми, чем павлины с маленькими и тусклыми хвостами[324]. Поскольку здоровье частично наследуется, потомки павы, которую привлек здоровый павлин, оказываются успешнее, чем потомки павы, выбравшей нездорового павлина.

Как видно из примера с павлинами, половой отбор – как и другие формы естественного отбора – влечет нас в разных направлениях. Вспомним также о рыбках гуппи на Тринидаде, о которых мы говорили в главе 3. Если яркая окраска делает гуппи более уязвимыми для хищников, естественный отбор сократит количество ярких красок в популяции и сделает ее выживание в среде более комфортным. Однако яркий окрас привлекает не только хищников, но и самок гуппи, предпочитающих спариваться именно с яркими самцами[325]. Следовательно, различные формы естественного отбора будут влиять на развитие особи с разных сторон. Некоторые ученые полагают, что брачные предпочтения самок (форма полового отбора) направили наше развитие в сторону, противоположную эгоизму, и тем самым внесли свой вклад в формирование альтруистических тенденций, свойственных нашему виду[326]. Как минимум, брачные предпочтения самок сильно повлияли на нашу способность к моногамным отношениям и заботе отцов о воспитании потомства[327]. Представьте: если бы вы были доисторической представительницей семейства гоминид и могли выбрать между потенциальным ухажером, желающим принять вас в гарем, и тем, кто обещал бы хранить вам верность и растить с вами детей, – кого бы вы выбрали?[328]

Другие преимущества сдвига к моногамии отразились также на групповом уровне. Чтобы понять, как именно, важно осознать, что естественное соотношение мужчин и женщин в любом условном обществе – один к одному[329]. Другими словами, если не случится никакой катастрофы, на каждые сто мужчин в том или ином сообществе будет приходиться примерно сотня женщин (это отличает нас от некоторых других животных, у которых наблюдается дисбаланс в соотношении полов[330]). Если говорить о тех человеческих группах, в которых моногамия не была нормой, то даже там семьи с несколькими женщинами – от трех до пяти – были характерны лишь для небольшой доли мужчин (скажем, 10 %), в то время как значительная их часть оставалась без потенциальных брачных партнеров. В некоторых случаях подобная участь настигает до 50 % мужчин. Вероятно, иногда обществу просто выгодно наличие такого количества свободных от отношений, сексуально неудовлетворенных и импульсивных мужчин, хотя в большинстве случаев обилие холостяков сказывается на нем весьма пагубно[331]. По мере того как для человеческих социальных групп моногамия становилась нормой, должно было снизиться количество изнасилований, убийств, грабежей, нападений и жестокого обращения. У нас также есть основания полагать, что переход к моногамии увеличил общую экономическую производительность, а также способствовал равенству женщин с мужчинами и вкладыванию сил в развитие детей[332].

Как мы видели, за последние три миллиона лет (или около того) брачные паттерны человека изменились: от беспорядочных связей и краткосрочных репродуктивных стратегий мы перешли к длительным моногамным отношениям[333]. Вероятно, движущей силой этой перемены (или, по крайней мере, явлением, связанным с ней) стали другие эволюционные изменения, в число которых вошли: развитие интеллекта, усиление способности к адаптации, увеличение периода взросления у человеческих детенышей, появление привычки с сокрытию овуляции, рост заинтересованности в отцовстве, изменение брачных предпочтений женщин, а также общий благотворный эффект, последовавший за падением числа насильственных действий. Безусловно, нельзя не признать, что сдвиг к моногамии не избавил нас ни от стремления к распутной жизни, ни от способности к ней. Людям все так же свойственны краткосрочные репродуктивные стратегии, «вшитые» в нашу природу. Об этом легко судить по той страсти, с которой многие из нас ищут сексуальных партнеров.

Почти все антропологи согласны в том, что это стремление к краткосрочным репродуктивным стратегиям у мужчин сильнее, чем у женщин, и это подтверждают десятки исследований[334]. В эволюционном плане подобное поведение объяснимо. Мужчины вносят относительно небольшой биологический вклад в новое поколение. Женщины, напротив, вынашивают ребенка на протяжении девяти месяцев и затем растят его еще долгие годы. Таким образом, для женщин вступление в неблагоприятный брачный союз связано с бóльшими рисками, что и заставляет их с большей осторожностью относиться к случайному сексу.

Независимо от того, как именно, эволюция снова наделила нас соперничающими желаниями, которые невозможно удовлетворить одновременно. С одной стороны, мы стремимся в сексуальному разнообразию и поиску партнеров, с другой – ожидаем сексуальной верности и исключительности в длительных отношениях. Многие писатели и поэты описывали эти противоположные влечения как противостояние страсти и любви.

Глава 7

Свободные выбирать