Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России - Андрей Витальевич Гронский

миром; склонность/несклонность к принятию безусловных авторитетов; отрицание/принятие универсальности нравственных норм. Считалось, что авторитарный синдром связан с левой частью представленных континуумов. Урнов выделял «рутинную» и «пассионарную» авторитарность. «Рутинная» авторитарность включает только первые четыре характеристики. Как указывал автор, разница между первой и второй — это разница между авторитарностью пожилого бюрократа и юного штурмовика. Результаты исследования показали, что авторитарные представления в сознании людей были доминирующими. М. Урнов также указывал на то, что отмечался рост авторитарных тенденций в российском массовом сознании в течение 1992–1994 гг.

В. А. Самойлова[85] исследовала выраженность авторитарных установок в различных социальных группах. В ее работе авторитарность рассматривалась как общепсихологический феномен, проявляющийся на всех уровнях личностной структуры. Наиболее заметная авторитарность была обнаружена у рабочих, инженерно-технических работников и учителей, по сравнению с предпринимателями, преподавателями вузов, работниками сферы культуры и студентами. Учителя по уровню авторитарности следовали сразу за рабочими — наиболее авторитарной социальной группой. Один из важных выводов исследования состоял в том, что образование — это один из наиболее значимых демографических факторов феномена авторитарности. Было установлено, что между установками лиц, получивших высшее образование, по сравнению с теми, кто его не имел, различия были очень существенными и касались отношения к целям и методам воспитания, к астрологии (мистическое мышление), терпимости к политическому инакомыслию. Лица с высшим образованием характеризовались более развитыми гуманистическими ценностями, способностями к более сложному и дифференцированному мировосприятию. Автор отмечала усиление авторитарных тенденций по «ядерным», центральным установкам в 1994 году по сравнению с 1992 годом.

В проведенных в России исследованиях также фиксировалась положительная связь между уровнем авторитарности, возрастом и степенью успешности социальной адаптации.

В начале 2000-х гг. Р. Ф. Баязитов[86], обследовав 619 человек русской и татарской национальности, мужского и женского пола, являвшихся студентами, ССУЗ, школьниками, студентами вузов и школьными учителями, установил, что наиболее высокий уровень авторитарности по Ф-шкале отмечался у студентов средних специальных учебных заведений. Далее по мере уменьшения следовали школьники, студенты вузов и учителя. По всей выборке в среднем отмечался несколько повышенный уровень авторитаризма. Отличий, связанных с национальными и половыми различиями, выявлено не было. Автор выдвинул гипотезу, что более высокий уровень авторитарности среди студентов средних специальных учебных заведений связан с ранней профессионализацией, так как напряженность условий общения провоцирует ригидные формы восприятия и поведения, использование иерархически ориентированных форм самоутверждения. К сожалению, в этом исследовании не изучался характер первичной социализации респондентов.

По данным фонда аналитических программ «Экспертиза»[87], в 2004 году от 60 до 75% населения поддерживало авторитарные идеи, были склонны к национализму и были готовы частично или полностью отказаться от демократических свобод.

Кросскультурное исследование уровня авторитарности у иранцев и россиян, проведенное в 2011 году[88], выявило высокие показатели по F-шкале в обеих выборках, хотя у россиян они были более низкими. Общий показатель авторитарности личности в иранской группе был равен 195,13 баллам, что соответствует сильно выраженному уровню антидемократической идеологии (> 155). 89% иранской выборки обнаруживали сильный уровень, и 11% — средний уровень антидемократической идеологии. Общий показатель авторитарности в русской группе был равен 175,12 баллам. 77,14% имели сильный уровень выраженности антидемократизма и 22,85% — средний. Также примечательно, что в этом исследовании был обнаружен низкий уровень интернальности (то есть ощущения ответственности за свою жизнь) и в русской и в иранской группе, причем в русской группе он был ниже. Такое сходство не может не вызывать тревогу, если иметь в виду характер политического режима в Иране.

Если анализировать вышеприведенные данные, то относительно временной динамики в начале 90-х годов возникает мысль, что едва ли возможно, чтобы за столь короткое время могло произойти изменение устойчивых черт личности. Скорее исследования зафиксировали динамику на уровне поверхностных убеждений людей. Вероятнее всего, что когда в конце 80-х с демократией связывались большие позитивные ожидания, респонденты давали «антиавторитарные» ответы, когда в начале 90-х стало очевидно, что эти ожидания не оправдались, на поверхностном когнитивном уровне изменился и характер верований. Либо, может быть, проявились более глубокие и устойчивые установки. В целом, результаты исследований побуждают задуматься, как дифференцировать устойчивые авторитарные характерологические черты от авторитарных способов восприятия и поведения, возникающих в связи с текущей актуальной личностной или социальной ситуацией. По аналогии с личностной и ситуативной тревожностью, по всей видимости, стоит различать личностную (то есть устойчивую констелляцию характерологических черт) и ситуативную авторитарность. Для практики демократического воспитания и социальной терапии представляется важным то, что авторитарные и антиавторитарные установки связаны с уровнем образования. С точки зрения социотерапии общества в целом важно и то, что авторитарные установки усиливаются, когда индивид переживает дезадаптированность и неудовлетворенность своим положением в обществе. Собственно, последняя ситуация в истории была некогда наглядно продемонстрирована опытом Веймарской республики, а в недавней российской истории опытом социально-экономической нестабильности 90-х.

Конформизм, подчинение и агрессия

Человек, который сможет называть все вещи своими именами, едва ли будет спокойно расхаживать по улицам — его ликвидируют как Общего Врага.

Лорд Галифакс[89]

Изменение личностью своих убеждений и поведения в результате реального или воображаемого давления группы в психологии получило название конформности. Конформность делится на внутреннюю, связанную с реальным пересмотром человеком своих взглядов и принятием взглядов, принятых в данном сообществе, и внешнюю, выражающуюся во внешней имитации принятия групповых норм для того, чтобы не противопоставлять себя группе. Далее рассмотрим классические эксперименты, продемонстрировавшие потрясающую воображение силу стремления к конформности[90].

Эксперименты Музафера Шерифа

Первые эксперименты, посвященные изучению влияния группы на процесс принятия решения индивидом, были проведены американским психологом турецкого происхождения Музафером Шерифом в 1935 году. Участники исследования, находясь в лаборатории в одиночестве, наблюдали на экране несколько раз представляемую на экране световую точку, устанавливая примерное расстояние ее сдвига. Затем исследуемые попадали в общество двух других участников, которые накануне выполняли ту же задачу. Прежде чем высказать суждение, они слушали впечатление своих партнеров, которые сообщали им о своих результатах наблюдения. Эксперимент показал, что после общения с другими участниками первая оценка корректировалась исследуемым в сторону среднего значения. Это значит, что при принятии решения испытуемые предпочитали опираться не на собственный сенсорный опыт, а на групповой консенсус. Любопытно, что в действительности точка вообще не двигалась — использовался аутоскопический эффект, создающий иллюзию движения. В результате исследования был сделан вывод, что в условиях, когда ситуация неопределенна и многозначна, человек склонен соглашаться с мнением других людей. Годом позже испытуемые были повторно приглашены для участия в этом же эксперименте. Каждый из них тестировался отдельно от других,