Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России - Андрей Витальевич Гронский

одно из самых ранних подавлений — подавление родителями чувства враждебности и неприязни, которое естественным образом возникает у ребенка вследствие конфликтов с окружающим миром. Ребенка обучают подавлять свое осознание враждебности или неискренности других людей. В результате, вначале ребенок отказывается от выражения своих чувств, а затем и от самих чувств. Постепенно подлинные чувства ребенка замещаются псевдочувствами. Как и В. Райх, Фромм указывал на значение сексуального подавления, но считал, что оно не является единственно важным. Фромм говорил, что подавлению, затрагивающему самые корни личности, подвергается такая эмоция, как чувство трагедии: «Вместо того чтобы превратить осознание смерти и страданий в один из сильнейших стимулов жизни — в основу человеческой солидарности, в катализатор, без которого радость и энтузиазм утрачивают интенсивность и глубину, — индивид вынужден подавлять это осознание»[72]. Если проводить параллель с современностью, то среднего обывателя особо не затрагивают ни трагические факты недавней истории, ни информация о катастрофах, терактах и гибели мирных жителей в результате вооруженных конфликтов.

Фромм писал о том, что вклад в создание такого бесчувственного типа человека внесла, в том числе, психиатрия и психотерапия:

«Стараниями многих психиатров, в том числе психоаналитиков, создан образ “нормального” человека, который никогда не бывает слишком грустен, слишком сердит или слишком взволнован. Черты характера или типы личности, не подходящие под этот стандарт, они неодобрительно обозначают как “инфантильные” или “невротические”»[73].

В системе образования с самых первых шагов обучения, писал Фромм, у человека отбивают желание самостоятельного мышления, его программируют готовыми шаблонами. Один из методов — это настойчивое требование от учащихся знать факты, а точнее, информацию. Вся энергия ребенка затрачивается на бессмысленное заучивание огромного количества фактов, а думать уже нет сил и времени.

Что касается взрослых людей, то Фромм отмечал, что одна из функций современной культуры заключается в усложнении проблем. Трудности жизни зачастую умышленно изображаются настолько запутанными и сложными, что разобраться в них сможет только «специалист». Это подрывает веру людей в свою способность размышлять.

Еще один фактор, парализующий способность к самостоятельному мышлению — разрушение целостного представления о мире. Факты перестают быть составными частями общей картины действительности, приобретают абстрактный, количественный характер. Бесконечный калейдоскоп меняющихся фактов обесценивает их. Сообщения СМИ о бомбардировках, гибели людей перемежаются рекламой мыла или вина. В результате это приводит к тому, что мы теряем подлинную связь с услышанным, перестаем волноваться, наши эмоции и критическое суждение заторможены, мы становимся безразличными.

Человек общества потребления не оригинален и в своих желаниях. Он живет в состоянии иллюзии, будто он знает, чего хочет, тогда как на самом деле он хочет того, чего должен хотеть в соответствии с общепринятым шаблоном. И он чрезвычайно боится риска и ответственности задать себе свои собственные жизненные цели.

Фромм указывал, что при определенных условиях конформистский индивид общества потребления может с легкостью воспринять авторитарные модели мышления и поведения:

«Если в отношении “нормального” человека нас будет интересовать лишь его экономическая обеспеченность, если мы упустим из виду подсознательное страдание среднего автоматизированного человека, мы не сможем понять ту опасность, исходящую из человеческого характера, которая угрожает нашей культуре: готовность принять любую идеологию и любого вождя за обещание волнующей жизни, за предложение политической структуры и символов, дающих жизни индивида какую-то видимость смысла и порядка. Отчаяние людей-роботов — питательная среда для политических целей фашизма»[74].

Обращаясь к недавней истории, собственно этот процесс мы и наблюдали в России при переходе от 00-х годов к 2014 году.

В 1950 году коллега Фромма по Франкфуртскому институту социальных исследований Теодор Адорно и его соавторы предложили свою концепцию авторитарной личности[75]. Авторитарная личность, по Адорно, — это связка качеств, образующих единый синдром, которые возникают у индивида в ходе его первичной социализации. Для воспитания такого типа личности характерно присутствие авторитарного отца и эмоционально дистанцированной матери. Она характеризуется девятью синдромами, которые связаны в общий пучок:

• конвенционализм, авторитарное подчинение, авторитарная агрессия,

• антиинтрацепция (неспособность к чувственному восприятию мира), суеверия и стереотипы, власть и «твердость», разрушительность и цинизм, проекция,

• озабоченность сексом (морализаторство, негативное отношение к сексуальным меньшинствам).

Позже канадский ученый Боб Альтемейер, основываясь на концепции Адорно, дал более строгое определение понятиям, которые в ней использовались, и сузил описание авторитарной личности до трех главных характеристик: безоговорочное подчинение властям и авторитетам, агрессия по отношению к группам, неодобрение и неприятие которых воспринимается как одобряемое властями, и конвенционализм (приверженность социальным нормам, воспринимаемым как санкционированные властью)[76].

Ряд исследователей указывали на ригидность мышления как на одно из свойств авторитарной личности. В частности, М. Рокич[77] считал, что центральным конструктом авторитарной личности является догматизм, или закрытость мышления. По Рокичу, такая личность формирует жесткую структуру нетерпимости и избирательной терпимости к другим.

Южноафриканский психолог Дж. Даккит описал феномен авторитаризма как аспект идентификации индивида с социальной группой. Согласно его концепции, люди с сильной групповой идентификацией развивают авторитарные убеждения тогда, когда этой группе кто-то или что-то угрожает. Эксперимент, проведенный Дж. Даккитом и К. Фишером[78], продемонстрировал, что люди склонны предпочитать авторитарную форму управления, если считают, что их группа находится в опасности. В эксперименте студентам предлагалось выбрать сценарии развития страны в ситуациях угрозы, безопасности и при развитии, сходном с современным.

Поэтому не удивительно, что диктаторы, интуитивно понимая этот феномен, для повышения степени своего влияния всегда стараются внушить массам идею, что страна испытывает угрозу.

Для эмпирического измерения уровня авторитарности личности был разработан ряд тестовых методик. Наиболее известные в России — это F-шкала Т. Адорно[79], шкала правого авторитаризма (RWA) Б. Альтемейера[80], опросники Дж. Даккита «Вера в опасный мир» и «Вера в конкурентный мир»[81], шкала «Авторитарный стереотип» Баязитова Р. Ф., Алишева Б. С.[82]

Исследования авторитарности в России

Исследования авторитарности в России начали проводиться с конца 80-х годов. Первое известное эмпирическое исследование авторитарной личности, проведенное М. А. Абалкиной и В. С. Агеевым[83] и направленное на сравнение уровня авторитарности у россиян и американцев, дало совершенно неожиданные результаты. Уровень авторитаризма у российской выборки оказался значительно более низким, чем у американской. Авторы объяснили это влиянием общественных умонастроений того периода, связанными с высокими ожиданиями от демократических преобразований.

В 1994 году Марк Урнов[84] провел исследование, направленное на количественную оценку авторитарного синдрома в России в качестве идеологического, а не психологического феномена. Была использована шкала, оценивающая пять полярных характеристик: коллективизм/индивидуализм; недружественность/дружественность окружающего мира; неравенство/равенство взаимоотношений с окружающим