Привычка убивать - Лев Пучков

— Хочу произвести реставрацию и открыть здесь исторический музей, — так пояснил сие недоразумение хозяин. — Каменоломни? Да, хочу воссоздать в первоначальном виде. Там находится уникальная пещерная галерея, созданная руками человека. Полагаю, от экскурсий не будет отбоя. Музей-заповедник с кемпингом на семьдесят номеров. Мы посчитали с проектировщиками: это замечательное местечко обещает стать весьма прибыльным предприятием. Девственная природа, уединенность, все здесь дышит историей… Да посмотрите сами, какая красота кругом!

Ага, красота место имела — Рудин сразу это оценил. Тишина, воздух напоен хвойным ароматом, все огорожено забором — ни одна пьяная рожа из поселка не пролезет. Да и поселок на довольно приличном удалении. Все тут было бы хорошо и благодатно, если бы не скорбная меланхолия Алисы и странные обстоятельства, предшествующие их появлению здесь.

Координаты Лиховского — такова фамилия владельца усадьбы — Алисе дала сестра, когда еще была жива. Сказала: если вдруг со мной что случится и тебе придется туго, отыщи этого человека и доверься ему, как если бы это была я сама. Он поможет деньгами, приютит и вообще…

Рудин ни при каких обстоятельствах не воспользовался бы гостеприимством типа, который при жизни был настолько близок с Ли, что она безгранично ему доверяла. Нужда заставила. Начали названивать по оставленному Ли телефону в Питере — Лиховского там не оказалось. Какой-то тип дал им его новый адрес, и беглецы довольно долго мотались по области: этих захолустных Каменок, как выяснилось, в Подмосковье было не меньше десятка.

Лиховский принял известие о трагической кончине Ли на удивление стойко. Однако чуть в обморок не упал, увидев Алису. Рот разинул, плешоган, остолбенел и начал качаться, сволочь, с пятки на носок — как бракованный китайскиq болванчик. Они стояли у ворот поместья, хозяин качался, Алиса все еще пребывала в ступоре и с безразличием смотрела куда-то вдаль, а Борька с ризенами хотели жрать.

— А-а-а… — догадался мудрый Пес. — Так ты что, не знал, что они близняшки?

Хозяин не ответил — промычал что-то и потерянно кивнул.

— Понимаю, — сочувствующе сказал Рудин. — Сам такой. Всех подряд обманули и перехитрили. Была бы еще от этого польза… Но ты нам пожрать-то дашь, или так и будем тут торчать?

— Да-да, конечно, — Лиховский с усилием отвел взгляд от Алисы и приглашающе махнул рукой. — Прошу. Вы приехали к себе домой, вы не гости. Я все для вас сделаю…

Хозяин усадьбы удивил Рудина не только чудаковатостью, но и полной несопоставимостью с прижизненным образом Алисиной сестры. Не ожидал Пес, что у такой бой-бабы будет вот этакий бойфренд. Плешивый, очкастый, рыхлый, рассеянный и вообще не от мира сего. Рудину виделся на его месте высокий плечистый мачо с лицом конченого негодяя, хитрющий и пронырливый, снайперски стреляющий с обеих рук и способный в рукопашном бою уломать целое отделение опытных бойцов. А тут… Историк! Ха-ха три раза. Чего только не бывает в этом странном мире…

— Пошли на бум, — скомандовал Рудин Борьке, удовлетворившись наконец качеством апортировки — лохмомордые мерзавцы, кажется, стали понимать, чего от них хотят. — Работай сам, я отлучусь по делам.

Никаких особенных дел у Пса в этой усадьбе не было. Просто хотелось еще разок толкнуться к Алисе, закрепить полученный результат. В принципе благоприятная тенденция место имела: последние два дня недотрога начала нехотя разговаривать с Рудиным, а до этого вообще не отзывалась — молчала, как бука. С самого начала поселилась в комнате с Борькой, любые попытки Пса реализовать законные бойфрендовские права категорически воспринимает в штыки. Но вчера, когда он попытался ее обнять, не оттолкнула — только тихо сказала:

— Пожалуйста — не трогай меня. Как ты можешь после такого чего-то хотеть?

А Рудин хотел — здоровый организм тренированного воина требовал своего. Ничего, мы эту крепость возьмем — помаленьку, полегоньку. Нечто подобное было в самом начале знакомства — только в более легкой форме. Справились. Животворящее природное начало непобедимо — вот на этом и следует стоять. Вчера не оттолкнула, сегодня можно будет легонько поцеловать в ушко — и тут же убраться восвояси, завтра поцеловать покрепче, а послезавтра… Хм, что будет послезавтра, можно только предполагать.

А потом нужно пообщаться с хозяином: этот плешоган просил зайти после тренировки, обещал озаботить какой-то интересной работенкой. Посмотрим, чего этот чудик такого интересного может нам предложить…

Глава 3

— Осень. Лист последний самый. В небе прочертил строку. Эмм… Меркнет световая гамма. Скоро ветер — зверь упрямый. Бросит снегом на скаку. Кхм…

— Это кто? — заинтересовался Василий, обмакивая пук ветоши в масло. — Александр Сергеевич?

— Это я, — скромно признался Соловей, вхолостую водя сухой тряпкой по глянцевито поблескивающему стволу карабина и мечтательно глядя на каракулевые облачка, ползущие по не правдоподобно синему сентябрьскому небу. — Стихарю помаленьку. Нет — поэтизирую. Так правильнее будет. Погодень располагает, понимаешь ли…

— Ну-у-у! Молоток, уважаю, — похвалил Василий, одобрительно мотнув бородой, и не преминул заметить:

— А в маслице-то макни, Твардовский ты наш. Чего всухую дерешь? Толку — ноль.

— Осень тихо входит в душу. Не врывается, как лето, — автоматически последовав совету егеря, Соловей макнул тряпку в масло и вновь вернулся в поэтическим изыскам. — Желтизна пророчит стужу. Эмм… просится тоска наружу. Не люблю ее за это. Эмм… Не люблю ее за грусть, что светла и бесконечна… Ммм… О! Что похабно и беспечно… раздевает девку-Русь… Вот.

— Ни хера себе! — вроде бы бесхитростно порадовался Василий. — Ну ты, блин, даешь, мать твою! Ну ты… Токо я не понял: кто кого раздевает-то?

— Прикалываешься? — Соловей отпустил взглядом облака и подозрительно уставился на Василия. — Тут такое построение фразы, что и коню понятно, кто кого раздевает.

— Ни хера не понятно, — встопорщился Василий. — Раздевает девку Русь. То есть — Русь раздевает девку. Какую девку, спрашивается? Почему она ее раздевает? И вообще: откуда девка взялась? Сначала о ней ни слова не было!

— Коню понятно, что если речь идет об осени, то она и раздевает девку-Русь! — живо отреагировал Соловей. — Осень! Понимаешь? Листья — как одежды. Облетают листья, Русь остается голой.

— А-а-а, вона как! — притворно «допер» Василий. — Голой, значитца! Стриптиз, типа? Ну-у-у! Вы, поэты, мать ва-шу, иногда такое загнете — хоть стой, хоть падай. Ха! Голожопая Русь — это того… мгм… Ха!

— Вредный ты дядька, Василий, — огорчился Соловей, потратив на тщательное изучение физиономии собеседника с полминуты и убедившись, что из-за напускной глуповатой озабоченности явно торчат здоровенные волосатые уши истинной егерской сущности. — Все с подколками да подковырками. Нет чтобы тихо порадоваться: не очерствел окончательно человек, красота природы из его души высекает эти… ммм… ну, искры, что ли. А человек этот далекий от поэзии, дилетант, можно сказать. Радоваться надо! Прозрел человек, достала его природа! А ты что?

— А что я? — Василий хитро прищурился. — Мы с тобой две недели живем вместе, а за это время я от тебя, кроме «ну», «ага» и матюгов, ничего не слыхал. А сегодня — вишь ты! — разнесло его. Девку-Русь он раздевать собрался! Ха!

— Тормоз ты, Василий, — безнадежно махнув рукой, резюмировал Соловей и неожиданно, безо всякого перехода, предложил:

— А может, тебя по еблищу пару раз треснуть? Помнится, ты три дня добрый был да понятливый после того, как Пес тебе в репу заехал. Давай тресну, а? — И с готовностью привстал из-за стола, красноречиво положив карабин на столешницу и обтерев руки об штаны.

— Видали мы таких трескунов! — Василий, сохраняя на жидкобородой личине язвительную ухмылку, на всякий случай подался назад и укоризненно добавил:

— Шутки у тебя, Иван, того… с придурью. Ты чисти давай, чисти! Тоже мне, помощник хренов…

— А это не шутки, — тихо уведомил Соловей, бочком огибая стол и приближаясь к хозяину усадьбы с явно враждебными намерениями — мосластые кулачищи разминает, дурак здоровый, похрустывает костяшками да неотрывно смотрит внезапно округлившимися глазами. Можно сказать — кровожадно смотрит! Оманьячел, короче, от безделья. Внезапный припадок.

— Давно пора тебя в стойло поставить, сволочь бородатая. Нет, не поставить — положить. Ты всех уже достал своими приколами. Ты что же это сделал, а? Ты такое светлое чувство испоганил, такое чувство…

— Да ты че, Вань?! — От столь неожиданного поворота событий вредный егерь мгновенно утратил насмешливость и в непритворной тревоге метнулся взглядом по сторонам. Ай, какая незадача! Оружие разобрано, бежать поздно, позвать на помощь некого, а в личном зачете у тщедушного егеря против крепкоплечего ветерана малых войн шансы столь мизерные, что плакать хочется. — Да я… Шутил же я! Обидеть не хотел! Вань — я же по-доброму…