О тревогах не предупреждают - Леонид Петрович Головнёв

Это необходимо для того, чтобы обеспечить старшего начальника устойчивой радиосвязью в ультракоротковолновом диапазоне частот.

Объявив о предстоящей задаче, старший лейтенант кликнул добровольцев. Из строя вышло человек десять. Один из первых три шага вперед сделал рядовой Курмаков. Лицо его выражало готовность выполнить любой приказ офицера. Но Ильинов не торопился с выбором. От напряженного ожидания правое веко солдата начало дергаться. Повернувшись всем туловищем к командиру взвода, Курмаков терпеливо ждал…

Но Ильинов не заметил этой внутренней готовности радиотелеграфиста выполнить сложную и ответственную задачу и назначил для этого двух других солдат.

— Скажите, Леонид Никитович, почему вы не остановили свой выбор на рядовом Курмакове? — спросил Трифонов командира взвода. — Ведь он первым вышел из строя.

— У Курмакова есть неснятые взыскания, — ответил офицер. — А выполнять это задание должны были лучшие из лучших.

— Так-то оно так… Но ведь инициативу проявил не простой солдат, а «подранок»! Понимаете?! Когда это раньше Курмаков проявлял инициативу? Было такое?

— Раньше не замечал.

— Вот видите. Сдается мне, что вы допустили здесь педагогическую ошибку.

— Теоретически, может, оно и верно. Но практически… Курмакову не под силу взобраться с радиостанцией на такую гору, как «Зуб дракона». Слабоват он, елки-моталки, для этого.

— А я не согласен с вами. Слабоват? Так пусть испытает себя. Трудности или сломают его, или закалят. Это одна сторона медали. Нам с вами, как воспитателям, важна другая ее сторона: его готовность к трудным испытаниям и наша вера в солдата. Вы поняли меня?

— Догадываюсь, к чему вы клоните, — нахмурился Ильинов. — Но ведь я уже принял решение, доверил выполнение задачи другим воинам: сержанту Темченко и ефрейтору Китову.

— А вы подумайте.

— Минуточку, — командир взвода, о чем-то вспомнив, достал записную книжку, открыл страницу со списком личного состава, провел по нему пальцем. — Ага, вот. Ефрейтор Китов Павел Данилович, родился 25 марта. Все ясно. У Китова в воскресенье день рождения. Значит, так: пусть отдыхает. Вы объявите об этом или я?

— Ваш подчиненный, вы и ставьте ему задачу. Но только, чтобы в присутствии всего взвода.

— Понятно. Разрешите идти?

…Воскресное утро выдалось хмурым, ветреным. Косматые облака висели над городом. Прикрывая окно комнаты, лейтенант Толстов задержал взгляд на маленьком пирамидальном топольке, который он посадил совсем недавно. Ветер раскачивал еще неокрепшее деревце, временами безжалостно пригибал его почти к самой земле. «Не приживется, пропадет», — промелькнула мысль. И невольно офицер подумал о себе.

После окончания училища он попал служить в радиорелейную роту. Начало было неплохим. Люди ему нравились. Но технику подразделения он знал слабо. На одном из развертываний антенных систем произошло несчастье. Толстов сорвался с мачты… Пришлось лечь в госпиталь. Перелом оказался сложным, кость срасталась медленно. Только через два месяца начал ходить. За это время его часть была передислоцирована в другой округ, а молодому офицеру по выходу из госпиталя дали новое предписание.

В этом радиотехническом батальоне Толстов не стал распространяться, что его нога еще не окрепла, и при непогоде ноет, а то и просто болит. Вот и сегодня она давала о себе знать. Боль разбудила его еще ночью, когда налетел ветер и пригнал с севера тяжелые дождевые облака. Толстов выпил таблетку анальгина, но уснуть больше не смог. Раньше обычного встал, оделся, побрился, позавтракал. Тяжелым будет день, подумал.

Сразу после подъема старший лейтенант Трифонов выведет роту на километровый кросс. Как поступить ему, Толстову? Признаться, рассказать о больной ноге или промолчать? Вспомнился разговор на заседании бюро ВЛКСМ роты. Речь шла о спортивно-массовой работе комсомольского актива. Заслушивали и комсгрупорга первого взвода ефрейтора Китова. Тот отделался общими фразами. Когда Толстов спросил активиста, почему в их взводе пять солдат не уложились в норматив по кроссовой подготовке, Китов ответил:

— Ничего страшного. Это ведь всего-навсего тренировка. Когда потребуется — на отлично пробегут.

А рядовой Ниязматов, которого должны были разбирать за очередной дисциплинарный проступок, пробурчал, пряча лукавые глаза:

— Говорить все горазды, а попробовали бы сами, за три с половиной минуты — то…

Тогда Толстову показалось, что эти слова сказаны в его адрес. Поэтому решил, что сегодня он должен непременно бежать. Всего-то один километр…

Алексей Толстов стал в общий строй роты и побежал. Начал он резво, но вскоре его обошли старшие лейтенанты Трифонов и Ильинов, сержант Демидов и еще несколько человек. Лейтенант видел их взмокшие от пота спины, слышал ровное, в такт бегу дыхание.

Сразу за только что засеянным хлопковым полем начался медленный спуск. Боль в ноге начала отдаваться во всем теле. Сам того не замечая, Алексей сбавил темп, тотчас впереди него оказались еще несколько солдат.

— Товарищ лейтенант, может, помочь? — неожиданно услышал Толстов рядом с собой.

Командир взвода узнал голос младшего сержанта Заблоцкого и отрицательно помотал головой. Однако ему стало легче от мысли, что подчиненный заботится о нем, предлагает помощь.

Вскоре Толстов увидел рядом с собой рядового Данилюка. Дыхание у него было прерывистое и хриплое. Солдат хватал ртом воздух, и было видно, что быстрый темп, который задал старший лейтенант Трифонов, ему не выдержать.

— Давай вместе, Олег, — выдохнул Толстов. — Вдыхайте носом, выдыхайте ртом, три шага — вдох, три шага — выдох.

Солдат слабо улыбнулся, попытался внять совету. Какое-то время у него не получалось. Казалось, еще секунда — другая, и он остановится, сойдет с дистанции.

— Осталось всего ничего, Олег, — стараясь пересилить боль, подбадривал его лейтенант.

И солдат выдержал. Дыхание его выровнялось, бег стал ритмичным. Толстов почувствовал, что Данилюк увеличивает темп. Стиснув зубы, офицер старался не отставать. Правая нога начала подкашиваться.

— Давай, давай! — неслись навстречу дружные голоса.

Сразу же за финишной чертой Толстов тяжело опустился на землю. Отдышавшись, попытался снять сапог. Получилось не сразу.

— Что это с вами? — к лейтенанту подошли младший сержант Заблоцкий и рядовой Данилюк.

Нога опухла и покраснела. Чтобы снять боль, Толстов поднял ее кверху и энергично массажировал. Кость тупо ныла, боль пронизывала все тело.

— И с такой ногой вы меня тянули на буксире? — покачал головой Данилюк.

— Это вы меня тянули, — постарался улыбнуться Толстов. — А как пробежала рота?

— Отлично пробежала…

…Сразу после километрового кросса старший лейтенант Трифонов поспешил в общежитие. Надо было привести себя в порядок, еще раз посмотреть план-конспект, сходить в офицерскую столовую.

Вдруг все это разом отодвинулось на второй план. Виной тому была маленькая записка, которая торчала в скважине замка его двери. В ней торопливым округлым женским почерком было написано:

«С Сашей разругалась окончательно. Все. Терпеть больше нет мочи. Прощайте, Таня».

Николай Николаевич повертел в руках записку, соображая, когда это Таня успела ее