Звонок после полуночи - Тесс Герритсен

Сара повернулась к нему и улыбнулась. Ник спал рядом с ней на соломе, положив руки под голову. Его грудь поднималась и опускалась. Бедный, измотанный Ник. Они пересекли автостопом границу с Голландией, потом шли милю за милей, казалось, бесконечно. Теперь Сара и Ник находились менее чем за милю от следующей железнодорожной станции. Но Сара была против того, чтобы снова садиться в поезд. Ник сказал, что нужно подождать до темноты. Они нашли место, где можно было отдохнуть, — мельницу в поле. В ее каменной башне их тут же сразил сон.

«Берлин, — думала Сара. — Доберемся ли мы до него?»

Сара свернулась калачиком, слушая мерное дыхание Ника. Он вздрогнул, проснулся и одной рукой обнял Сару.

— Скоро стемнеет, — прошептала Сара.

— М-м-м.

— Я бы хотела остаться здесь навсегда.

Ник глубоко вздохнул:

— Я тоже.

Какое-то время они лежали рядом и слушали скрип мельницы, шум ее крыльев на ветру. И вдруг Ник рассмеялся.

— Какая ирония, — сказал он. — Храбрый Дон Кихот, который прячется в мельнице. Я почти слышу, как они там, в Лондоне, смеются надо мной.

— Смеются? Почему?

— Потому что тупица О'Хара снова угодил в переделку.

Сара улыбнулась:

— В переделку — да, угодил. Но он не тупица. Ни в коем случае не тупица.

— Спасибо за мнение.

Сара посмотрела на него с любопытством:

— В твоих словах такая горечь, Ник. Неужели на государственной службе так плохо работать?

— Нет. Это отличная работа. Если ты можешь отключить свою совесть. Когда приступаешь к работе, они дают подписать тебе одну бумагу. Основное содержание ее такое: «Я клянусь на людях всегда поддерживать политику партии». Я подписал такую бумагу.

— И это было ошибкой, да?

— Да, когда я думаю о нелепых методах, которых я по идее должен придерживаться. А чего стоили их коктейльные вечеринки! Стоять на ногах одну ночь за другой, стараясь не надраться. Вот в какие игры мы играли с русскими! Мы называли эту операцию «Приманка для Ивана». Как малые дети, мы старались узнать секреты друг о друге.

— Ох, дипломатия — это ужасно.

— Но не так ужасно, как война, — улыбнулся Ник.

— А я думала, ты обыкновенный бюрократ.

— Да, я такой. Весь день шуршу бумагами.

— О, Ник, ты самый небюрократичный мужчина из всех, кого я знаю. А знаю я их, поверь, немало.

— Мужчин?

— Нет, глупый. Бюрократов. Тех ребят, что выплачивают мне грант. Ты не такой, как они. Ты… выражаешь участие.

— Черт, ты права, — рассмеялся Ник, — я выражаю участие.

— Не только в случае со мной. А вообще. Ты заинтересован в том, что творится в мире. Большинство людей не могут думать ни о чем, кроме собственного существования. Но ты выходишь и ведешь борьбу с неизвестными тебе людьми.

— Нет. Раньше вел. Подобные вещи заботили меня, когда я учился в колледже. Хочешь верь, хочешь нет, однажды мы с Тимом Гринстейном как-то провели ночь в тюрьме. Нас арестовали за нелегальное собрание у кабинета ректора. Но, знаешь, людей в нашем возрасте не заботит то, что происходит в мире. Может, мы взрослеем. А может, — Ник прикоснулся к щеке Сары, — мы находим для себя более важные вещи.

Голуби вдруг захлопали крыльями, и солома с подоконника окна, сияя, словно золото, полетела вниз. Пришлось сесть. Ник начал извлекать солому из волос Сары.

— А какой была в колледже ты? — спросил он. — Наверное, хорошо вела себя?

— Я была прилежной.

— Ну конечно же.

— До недавних пор я никогда ни на что не отвлекалась.

— На мужчин, например?

Сара легонько щелкнула Ника по носу и улыбнулась.

— Да, например, на мужчин.

Они обменялись долгим взглядом. Сара слышала лишь скрип мельницы и биение своего сердца.

— А теперь мне интересно, что я пропустила, — прошептала Сара.

— Ты делала то, что считала важным для себя. Это самое главное. Тебе ведь нравилась твоя работа?

Сара кивнула. Она поднялась, подошла к двери и посмотрела на свежевспаханное поле.

— Да. Это такое приятное чувство, когда смотришь в микроскоп, когда можешь увеличить или уменьшить изображение одним движением линзы. Безопасная работа, которую я полностью контролирую. Но, знаешь, до этого момента я никогда не думала о ней таким образом. В моей лаборатории нет окон и нельзя увидеть, что делается снаружи… — Сара тряхнула головой и вздохнула. — А теперь, кажется, я уже ничего не контролирую, но никогда еще я не чувствовала себя такой живой. Никогда так не боялась смерти.

— Не надо об этом, Сара. Даже не думай об этом.

Ник подошел к ней сзади и повернул лицом к себе.

— Давай жить одним днем, одной секундой и в данный момент времени. Это единственное, что мы можем сделать.

— Я знаю.

— Ты сильная, Сара. В чем-то ты даже сильнее меня. Только сейчас я это понял…

Ник поцеловал Сару, и этот поцелуй был крепким и долгим, словно Ник изголодался по вкусу ее губ. В каменной башне ворковали голуби, и угасал дневной свет. Благословенная ночь, безопасная темнота, опустилась на поля.

Ник со стоном отстранился.

— Если мы продолжим, то опоздаем на этот чертов поезд. Не то чтобы я был против, но… — Ник еще раз прижался губами к губам Сары, — нам пора. Ты готова?

Сара сделала глубокий вдох и кивнула:

— Я готова.

Старику приснился сон.

Нинке стояла перед ним с длинными волосами, перевязанными голубым платком. Ее широкое невзрачное лицо было выпачкано садовой землей.

— Франс, — сказала она, улыбаясь, — надо вымостить камнями тропинку между розами, чтобы наши друзья могли гулять среди цветов. А то они ходят только возле кустов и никогда не забираются в середину сада, туда, где цветет лаванда и астры. Они же их вообще не видят. Мне приходится самой их туда вести, а они пачкают обувь. Поэтому нам нужна мощеная тропа, Франс, такая же, как была у нас в Дордрехте.

— Конечно, — ответил старик, — я скажу садовнику об этом.

Нинке улыбнулась и подошла к нему. Но когда он к ней прикоснулся, голубой платок куда-то исчез, и волосы Нинке превратились в языки пламени. Старик отрывал клочья этих волос, чтобы они не обожгли Нинке лицо. Но вместе с каждым клочком волос отрывался и кусок ее плоти. Постепенно, пытаясь спасти свою жену, старик разодрал ее на части. Старик посмотрел вниз и заметил, что его руки в огне. Но он не чувствовал боли, он вообще ничего не чувствовал. И лишь немой крик вырвался из его горла, когда он посмотрел на Нинке, которая оставила его навечно.

Уэсу Корригану потребовалось добрых пять минут, прежде чем ответить на стук в заднюю дверь. Наконец, он ее открыл и замер на пороге в пижаме и халате, удивленно оглядывая ночных гостей. Перед ним стояли два человека. С первого взгляда Уэс подумал, что они незнакомы. Высокий небритый мужчина с белыми волосами и женщина в невзрачном свитере и серой кепке. Было холодно, и от их рта шел пар.

— Что случилось с твоим чувством гостеприимства? — спросил Ник.

— Что за… Ник? — Уэс раскрыл рот от удивления. — Ник? Это ты?

— Мы можем зайти?

— А, да! Конечно!

Все еще находясь в потрясении, Корриган жестом пригласил Сару и Ника пройти в кухню и закрыл дверь. Уэс был низеньким мужчиной лет тридцати пяти. При резком кухонном освещении можно было разглядеть его желтоватую кожу и опухшие спросонья глаза. Уэс посмотрел на двух визитеров и в недоумении тряхнул головой. Потом его взгляд уперся в белые волосы Ника.

— Боже мой, — сказал Уэс, — ты так постарел.

Ник рассмеялся:

— Это тальковая пудра. Но морщины настоящие. В доме еще кто-нибудь есть?

— Только кошка. Ник, какого черта здесь происходит?

Ник прошел мимо Уэса в гостиную.

— Предполагалось, что я в курсе? — спросил Корриган.

Ник не ответил. Уэс повернулся к Саре, и она сняла свою кепку.

— Здравствуйте. Меня зовут Уэс Корриган. А вас?

— Сара.

— Что ж, приятно познакомиться. Это была идея Ника вот так вот приехать в гости?

— На улице вроде чисто, — сообщил Ник, возвращаясь в кухню.

— Конечно чисто. Ее подметают каждый четверг.

— Я имел в виду, что за тобой не следят.

Корриган с глупым видом уставился на Ника:

— Ну, вообще-то моя жизнь слишком скучна, чтобы кто-то стал это делать. Короче, приятель, что происходит?

— У нас кое-какие проблемы, Уэс, — вздохнул Ник.

— Я уже понял, — кивнул Корриган. — Кто вас преследует?

— ЦРУ. И кто-то еще.

Уэс посмотрел на Ника с недоверием. Он быстро прошел к двери, выглянул на улицу и закрыл ее на засов. Потом снова повернулся к Нику:

— У вас на хвосте ЦРУ? Что ты натворил? Продал парочку государственных тайн?

— Это долгая история. Нам нужна твоя помощь.

— Этого я и боялся, — устало кивнул Уэс. — Вы садитесь, садитесь. Боже, у меня на кухне шаром покати. Я не привык принимать гостей в два часа ночи. Сварю нам кофе. Вы хотите есть?