Социализм с русским лицом - Александр Елисеев

В этом плане гораздо дальновиднее оказались большевики. Ленин решил не дожидаться, пока Россия пройдет весь путь капиталистического развития. Он даже утверждал, что первыми цепь мирового капитала разобьют страны со «средне-слабым» уровнем развития. Они, дескать, уже обладают пролетариатом, но буржуазный строй здесь так и не сумел укрепиться в достаточной степени, поэтому его сравнительно легко сокрушить. Таковой страной Ленин назвал Россию, где ему и удалось совершить победоносную антикапиталистическую революцию. При этом большевики отказались от парламентаризма в пользу советовластия. Правда в скором времени оно было заменено партийной диктатурой, но даже эта модель оказалась гораздо более живучей, чем парламентаризм.

По сути дела, Ленин выступил как полународник, который лишь выдавал себя за ортодоксального марксиста. На самом деле к Марксу были ближе всего именно меньшевики с их идеей полномасштабного исчерпания ресурсов капитализма. Об этом было бы не лишним задуматься нынешним последователям Ленина. Но они продолжают жевать всю ту же марксистскую жвачку, сочетая ее с той политической практикой, которую сам Ильич в сердцах называл «парламентским кретинизмом».

Некоторые левопатриотические теоретики (например, Сергей Кара-Мурза в блистательной «Советской цивилизации») попытались указать «товарищам» на те народнические черты, которые были присущи ленинизму, однако они были проигнорированы. А ведь только тщательное изучение народничества и использование его социально-политических технологий способно возродить русскую левую силу. В противном случае она так и останется на уровне ностальгического, инерционного советизма. Либо же ее ждет вырождение в экзотическую секту левых западников, судорожно хватающихся то за троцкизм, то за социал-демократию.

Кстати, есть чему поучиться у народников и русским правым (под ними в данном случае понимаются националисты-консерваторы). В свое время они умудрились «прозевать» артель. Дореволюционные консерваторы выгодно отличались от народников своими политическими воззрениями, ибо понимали необходимость православной автократии. Но они проигрывали им в социальной сфере, плетясь в хвосте у капитализаторов. Большинство правых монархистов склонялись к опоре на частную собственность, естественно, имея в виду национальный капитал (русских купцов и помещиков). Конечно, национальное предпринимательство России необходимо, но сердцевина нашей хозяйственной традиции находится именно в артельном хозяйстве. Русский труженик – рабочий и крестьянин – потому так поддержал большевиков, что видел в их программе воплощение своего артельного идеала. Однако большевики исказили артельность, подменив ее партийно-государственным тоталитаризмом. Их коллективизм был гиперколлективизмом, доводящим идею общего хозяйства до крайности.

Сегодня постиндустриальное общество рождает особый спрос на артельность, микрокорпоративность, на способы гибкой самоорганизации, которые соответствуют условиям «производства знаний». Завтра в выигрыше окажется та сила, которая выступит за преобладание общественной собственности в виде малой, самоуправляемой корпорации. Это будет достойной альтернативой нарождающемуся господству космополитических ТНК, которые желают превратить людей в винтики «нового мирового порядка».

Причем артельное народничество может быть взято на вооружение как левыми, так и правыми. Вообще, было бы неплохо, если бы в России сформировалась своеобразная «двухпартийная» система. В ее рамках «правые» делали бы основной упор на государственно-политический традиционализм, а «левые» – на социально-экономический. Тогда «левое» и «правое» максимально приблизились бы друг к другу. Левые стали бы гораздо более традиционными и почвенными, а правые осознали бы артельно-общинный характер русского общества. Преобладание, скорее всего, будет за правыми, ибо государственно-политические вопросы важнее. Но и левой силе найдется свое достойное место в российской политике.

Слово о настоящем Либерале

Найдется в ней место и либерализму. Как это ни покажется странным для многих, он вовсе не обязательно должен быть прозападным и монетаристским. Показательно, что в позапрошлом веке, который не так уж и далек от нас, либерализм часто выступал как сила весьма охранительная и традиционалистская. Напротив, некоторые влиятельные консерваторы вольно или невольно отстаивали западничество и капитализм.

Так, в 60-е годы XIX века в России сложилась довольно-таки влиятельная группа конституционалистов, мечтавшая об установлении в России монархии по английскому образцу. И составляли ее вовсе не либералы-прогрессисты, но крепостники-ретрограды, крайне недовольные освобождением крестьян. Покровителем этой группы был могущественнейший шеф жандармов граф П. А. Шувалов. У нее даже был свой печатный рупор – газета «Весть». Кроме того, существовало Общество взаимного поземельного кредита, которое неявно ставило перед собой цель – организовать и финансировать партию русских тори (по английскому образцу).

Конечно, крепостники-англоманы не смогли бы возродить крепостное право. Они бы действительно пошли английским путем, который предполагал быструю пролетаризацию широких масс крестьянства (в самой Англии крестьян попросту согнали с земли). Русские мужики пошли бы по миру – на завод или в батраки. А так как Россия все же не Англия, то это ознаменовалось бы новой пугачевщиной, которая превзошла бы прежнюю во много раз. Понятно, что иностранные державы воспользовались бы данной смутой с большой выгодой для себя, и горе-англоманы имели бы шанс пожить при английских порядках, но только уже под охраной английских штыков.

Характерно, что против крепостников-олигархов активно выступили и некоторые российские либералы. Тогда это были деятели совершенно иного пошиба, чем нынешние симпатизанты НАТО и МВФ. К. Д. Кавелин, Б. Н. Чичерин, С. М. Соловьев (историк) считали, что реформы надо проводить очень медленно и осторожно, всячески поддерживая самодержавие, которое только и может выступать творческой силой на обозримую перспективу. Полемизируя с олигархией, Чичерин выступил с запиской «Об аристократии, в особенности русской». В ней он подверг резкой критике социальной эгоизм «крепостнической» верхушки. А ведь, казалось бы, как либерал он должен был сочувствовать идеям установления парламентской демократии по западному образцу. Большинство нынешних либералов согласились бы на такие образцы, не задумываясь. Во многом благодаря позиции либералов Шувалов и его группа потерпели поражение – Россия осталась самодержавной.

А вот еще один пример – социальная политика Н. Х. Бунге, длительное время бывшего министром финансов при Александре III. Сам Бунге придерживался либеральных взглядов, но считал необходимым создать в России мощную систему социальной защиты. По его инициативе была отменена подушная подать, что существенно облегчило положение крестьян. Он же выступал горячим поборником создания и развития фабричного законодательства. Принятый при Бунге закон 3 июня 1887 г. устанавливал правила найма и увольнения рабочих, определял условия оплаты труда. По закону запрещалась натуральная форма расчетов и устанавливался контроль над штрафами. Кроме того, была введена фабричная инспекция для надзора за исполнением фабричных законов.

Бунге ратовал за то, чтобы рабочие становились соучастниками в прибыли частных хозяев. Он писал: «Доля участия в прибылях составляет один из лучших способов если не упразднения социального вопроса, то, по крайней мере, для устранения из него всякой жгучести».

И самыми сильными оппонентами Бунге выступали вовсе не западники, но «реакционеры», объединенные в группу М.Н.Каткова – К.П.Победоносцева. Они же, кстати, выступали и против консервативно-революционных проектов таких неославянофилов, как Н.П. Игнатьев и Р.А. Фадеев. Последние выдвинули проект создания земской монархии, в которой самодержавие дополнялось бы представительной системой (Земский Собор). Кстати, эта политическая программа великолепно дополняла социальную программу Бунге. Соединись они, и Россия наверняка избежала бы ужасов революции.

Но, увы, революцию во многом готовили сами же реакционеры. Так, один из участников группы Каткова – Победоносцева, И. П. Вышнеградский, сменивший Бунге в 1885 году, свернул все его социальные программы. Хотя самого Вышнеградского трудно отнести к адептам капитализации по-западному. Характерно такое его высказывание: «Лишь государственной власти надлежит распоряжаться экономическими судьбами государства».

Но уже в деятельности С.Ю. Витте капитализм проявляется в гораздо большей степени. Хотя этот реформатор тоже пытался соединить несоединимое – капитализм и сильное Русское государство. Весьма точную оценку этому его стремлению дают С. Валянский и Д. Калюжной в панорамной работе «Русские горки. Возвращение в начало»: «Для решения основной задачи – быстрого превращения России в индустриальную страну – …Витте предложил применить сразу все тактические средства и методы, известные тогдашней экономической науке: жесткую регламентацию «сверху» и одновременно полную свободу частной инициативы; протекционизм (таможенное ограждение русской промышленности от иностранной конкуренции) и привлечение иностранных капиталов; поощрение русского экспорта – и накопление внутренних ресурсов с помощью казенной винной монополии и усиления косвенного налогообложения. Результатом стала первая русская революция 1905–1907 годов».