Социализм с русским лицом - Александр Елисеев

Показательно, что в эпоху дворцовых переворотов, ограничивающих самодержавие, произошла первая российская приватизация – в области металлургической промышленности. И осуществлена она была в пользу дворянской верхушки.

Петр Великий, руководствуясь соображениями военного характера, создал на Урале довольно мощную металлургическую базу. Большинство предприятий принадлежало государству, хотя были там и частные заводы. Но, в любом случае, все предприятия были вынуждены работать на экспорт, поставляя продукцию казне, по ею же утвержденным расценкам. Само государство обладало монополией внешней торговли. Россия продолжала сохранять свой социалистический характер.

В 30-е годы этот порядок подвергся некоторым изменениям. Государство начинает отдавать заводы в частные руки. Причем в наиболее выгодном положении оказывается петербургская знать. К 1762 году ей принадлежало уже две трети уральских заводов.

Русская металлургия развивалась огромными темпами, ориентируясь на экспорт в Англию. Тамошний рынок казался ненасытным, что открывало перед дворянской буржуазией небывалые перспективы обогащения. Она желала всячески наращивать темпы роста производства полуфабрикатов (железа и серебра), которые шли на нужды английского машиностроения.

Но для таких темпов нужны были рабочие руки в огромном количество, а с этим были серьезные затруднения. Капиталистическое производство основано на вольнонаемном труде, а в России подавляющее большинство населения составляли крестьяне. Поэтому дворяне-предприниматели заставляли своих крепостных работать на металлургических заводах, которые зачастую находились за сотни верст от их родных деревень. Крестьянин тратил на дорогу до завода и обратно, а также на саму работу, огромное количество времени. И, конечно же, это наносило страшный урон их собственному, крестьянскому хозяйству. Отсюда – рост недовольства в самых широких массах крестьянства. Показательно, что центром Пугачевского восстания стала Оренбургская губерния, которая была областью интенсивного заводского строительства. В авангарде протеста там стали крестьяне, приписанные к заводам и находящиеся под угрозой полного разорения. То есть можно с известной долей условности сказать о том, что в 1772–1775 годах в стране развернулась пролетарская революция, вызванная крайностями буржуазной эксплуатации. Только в роли буржуазии выступало российское дворянство, а в роли пролетариев – крепостные крестьяне. (Нечто подобное произошло и в 1917 году, когда в стране разразилась крестьянско-рабочая революция.) Такова была страшная цена за экспортную ориентацию российской промышленности, которая обогащала петербургскую знать и развивала английское машиностроение.

Само собой, что Англия довольно плотно опекала Санкт-Петербург, всячески поддерживая режим заговоров и «бабье царство». Сильная императорская власть, способная положить конец господству олигархии, англичан не устраивала. Не устраивала она, впрочем, ни одну из ведущих держав, но именно буржуазная Англия имела прямой экономический интерес в существовании дворянской вольницы. Поэтому ее лоббистская деятельность и отличалась такой интенсивностью.

Англичане не скупились на подкуп российских верхов. Так, канцлеру А. Бестужеву (герою известной исторической ТВ-«оперы» о «гардемаринах») английский король назначил пенсию в 12 000 рублей.

Умельцы с берегов туманного Альбиона сумели поймать в свои сети и будущую императрицу Екатерину II. При дворе Елизаветы Петровны она, ничтоже сумняшеся, сотрудничала с английским послом Чарльзом Уитвортом, разрабатывая планы захвата власти после смерти Елизаветы, в чем и была изобличена. Государыня помиловала незадачливую ангельт-цербскую принцессу, что, наверное, было весьма опрометчиво. Именно при этой императрице, которая свергла с престола собственного мужа, в стране установилась самая разнузданная диктатура прозападного дворянства.

При всем при том правление Екатерины проходило под патриотическими лозунгами. Сама императрица практиковала абсолютно бессмысленное «славянофильство», силясь доказать, что все европейские языки вышли из русского. Не менее бессмысленной была попытка отменить все иностранные слова, механически сменив их на русские (в результате сапоги становились «мокроступами» и т. п.). Но дальше слов так ничего и не пошло.

Более того, патриотизм матушки Екатерины завершился развалом армии и управления. Вот как описывает тогдашнее состояние дел Ф. Растопчин: «На границах собираются войска в большом числе. Генералам и офицерам разосланы самые строгие приказания возвратиться к своим полкам и, несмотря на это, они не едут, до такой степени укоренилась привычка к неповиновению». Историк Ю.А. Сорокин обобщает картину: «Очень тяжелым было положение армии. По данным исследователя А. Патрушевского, из 400 тысяч списочного состава русской армии не хватало, по крайней мере, 50 тысяч солдат, буквально разворованных полковыми командирами; Г.А. Потемкин присвоил себе целый рекрутский набор; три четвертых офицерского корпуса существовало лишь на бумаге… Дезертирство из русской армии стало массовым явлением. Только в маленькой шведской армии на службе было до 2 тысяч русских… Чиновники манкировали службой. Прусский посланник генерал Гребен докладывал: «…Обширные и пространные помещения посещались лишь мышами и крысами. Чиновники, без всякого исключения, проводили дни в еде, попойках и игре, а ночи в самых грязных оргиях».

Ситуацию попытался изменить Павел I, который взял курс на восстановление всей полноты самодержавия и возвращение к сути дворянского служения. Его закон о престолонаследии наконец-то преодолел вождизм, утвердившийся еще с легкой (точнее, с тяжелой) руки Петра. Власть отныне передавалась строго по наследству. Это был сокрушительный удар по олигархическому произволу, который оставлял передачу власти на усмотрение правителя, точнее – тех дворянских групп, которые за ним стояли.

Стремясь искоренить дворянскую вольность, Павел издал указ, запрещавший дворянам уходить в отставку до выслуги офицерского чина. Из столицы высылались все офицеры и чиновники, не занятые на службе. Павел приказал явиться в полки фиктивным, еще в младенчестве зачисленным на службу, недорослям. Он же потребовал списки «неслужащих дворян». Государь, видевший свой идеал в рыцарском служении, бескомпромиссно сражался с коррупцией и разгильдяйством. Такими мерами он, как и следовало ожидать, настроил против себя большую часть знати. В то же время, как согласно уверяли современники, император пользовался любовью крестьян и городской «черни».

Царь Павел был снисходителен к народу, подвергшемуся притеснению со стороны олигархии. Он ограничил барщину тремя днями, запретил продавать крестьян без земли и разделять семьи при продаже.

К великому несчастью для России «народный» император пал жертвой очередного дворянского переворота, произошедшего в 1801 году. Активное участие в нем приняла британская агентура, которая опасалась, в первую очередь, сближения России с наполеоновской Францией. И показательно, что ее интересы совпали с интересами дворянской олигархии, которая была сотнями нитей связана с Англией.

Но показательно и то, что в заговоре столкнулись две родственные, но все равно разные линии. Если такие заговорщики, как Панин и Пален, выступали за конституционализм, ограничение монархии парламентаризмом, то гвардия по-прежнему не хотела формального ограничения власти царя (предпочитая ему ограничение фактическое). Военная верхушка решительно отвергла замыслы конституционалистов, выдвинув Александра I своим вождем, в котором она видела продолжателя «славного» царствования Екатерины. «При мне будет как при бабушке» – это обещание нового царя окончательно склонило чашу весов в его сторону. Дворянство все-таки не хотело парламента и не могло сделать последнего шага по пути буржуазной трансформации.

Необходимо напомнить о том, что заговор против Павла намечался еще давно. В 1797 году возникло тайное военное сообщество, поставившее своей целью свержение императора. В деятельности общества, именуемого «Канальским цехом» (от слова каналья), принимали участие А.М. Каховский, А.П. Ермолов и другие офицеры. «Канальи» хотели привлечь на свою сторону знаменитейшего полководца А. Суворова. Но когда Каховский обратился к нему с этой просьбой, то Суворов подпрыгнул и перекрестил ему рот со словами: «Молчи, молчи, не могу проливать кровь сограждан».

Чем же так привлек заговорщиков Суворов? Своими разногласиями с Павлом? Вне всякого сомнения. Однако, как представляется, его прочили в участники заговора не только поэтому. Дело в том, что Суворов был убежденным сторонником вождизма. В его бумагах нашли соображения, озаглавленные как «Символ доблестной благосклонности Самодержавной Императорской власти». В них он предлагает сделать основой империи следующий иерархический ряд: «Богатырь – старик – капрал – офицер – ротный – полковник – бригадир – генерал – вождь – император». То есть Суворов предлагал наряду с властью императора ввести еще и особый институт вождя. Очевидно, что Суворов вызывал симпатии заговорщиков в первую очередь своим вождизмом.