Золото Рюриков. Исторические памятники Северной столицы - Владимир Анатольевич Васильев

досках. Пересиливая боль, он быстро спустился вниз, скрипя зубами, проковылял через комнаты, но когда, наконец, оказался за входной дверью, увидел удаляющуюся от здания карету.

На следующий день они сидели в кабинете князя и громко смеялись вчерашнему невезению Алексея. Позднее, когда Травин рассказал, зачем он собирался остановить князя, Орлов изменился в лице. Добрейшей души человек был ленив и не любил себя связывать обязательствами. Алексей Федорович долго молчал, пока, как это бывало с ним всегда, не нашел, на кого можно было положиться. Этой палочкой-выручалочкой оказался граф Адлерберг.

— Знаете ли, — протянул он, стараясь как бы между прочим не показаться черствым человеком. — Не по моей это части с жалобами такого рода разбираться. Я бы на вашем месте написал письмо на имя министра императорского двора.

— Я никогда не обращался в столь высокие инстанции, — испугался Травин.

— Что вы! К графу Адлербергу пишут по разным вопросам и не только сановные люди, — улыбнулся Орлов.

— Я в затруднении. У меня ведь четверо детей, — сказал, поджимая губы, Алексей, словно пытаясь сдержать слезы.

— Понимаю, — вздохнул князь. — Потому и вызвался помочь вам. Вы письмо напишите ему непременно. Я же со своей стороны поговорю с графом, попрошу, чтобы он быстренько его направил в нужные инстанции для принятия мер. Владимир Федорович высокого ума человек. Принципиален. Он не будет смотреть на то, что в споре замешаны высокопоставленные чиновники. Не отчаи вайтесь. Действуйте. Вы потом еще не раз вспомните мой совет.

* * *

Ближе к осени в газетах все чаще стали появляться заметки о вой не с Турцией. Началась война тихо, без объявления — русские войска 8 июня 1853 года перешли реку Прут и вторглись в Дунайские княжества — Молдавию и Валахию. Поводом для конфликта послужил спор между католическим и греко-православным духовенством из-за обладания «святыми местами» в Иерусалиме и Вифлееме, находившимися на территории Османской империи. Притязания католического духовенства поддерживала Франция, а православного — Россия. Российский император Николай объявил себя защитником православной церкви и покровителем всех православных на территории Турции и добивался, чтобы это было признано турецким султаном. Однако султан Абдул-Меджид отказался признать русского царя «вторым султаном».

В начале сентября турки потребовали от России вывода армии из Дунайских княжеств. Россия ответила отказом. Военные действия временно прекратились, но теперь в газетах можно было прочитать о подготовке к большой войне. В коротких хрониках корреспондентов сообщалось о поездках и встречах турецких дипломатов с дипломатами Великобритании, Франции и Сардинского королевства.

— Утром в булочной один мужик сообщил: наш император рассорился со всеми, теперь со всем миром воевать будем, — сказала Татьяна, проходя мимо стола, за которым с газетой «Санкт-Петербургские ведомости» сидел Алексей.

— С Турцией воюем, — поправил он.

— Так и сказала женщина, которая рядом со мной стояла, — отозвалась Татьяна и, задержавшись поодаль, продолжила: — Но ее не поддержала молодуха. Она заявила, ее муж работает в департаменте, и он говорил, дескать, воевать придется еще и с Францией. Тот, первый мужик говорил, — он снова в разговор вступил. — Он прибавил еще и Великобританию.

— Если и будет война, то с нашей стороны справедливая — мы должны были заступиться за братьев-славян, — сказал Алексей, откладывая в сторону газету.

— А ты папаша, воевать пойдешь? — послышался голос Авдотьи.

Вопрос прозвучал неожиданно. Воевать или не воевать, Алексей об этом не задумывался. В его возрасте он мог бы пойти добровольцем. Да что толку с такого вояки, если он ни разу в руках оружие не держал.

— Армия у нас сильная, кого хочешь побьет. Если понадобится ей помощь, то я как все встану под ружье, — расправив плечи, ответил он.

— Нашего учителя по рисованию, наверное, в первую очередь возьмут. Он такой высокий, здоровый. Правда, с летних каникул вернулся сильно худющий, но все равно — сильный. Он просил вас, папаня, в школу прийти, как только свободный день у вас будет, — подходя к столу, тихо сказала она, выкладывая на стол сложенный вчетверо лист бумаги.

«Как она выросла, я даже не заметил, — рассматривая дочь, подумал он. — Давно ли с Катей в игрушки играла, а вот уже во второй класс перешла и учится отлично».

Он поискал глазами Катерину. Та с серьезным выражением лица причесывала самого младшего в семье — Петра. Петруша неподвижно сидел на деревянном коне с деревянной шпагой в руке. Рядом с ними, пристроившись за маленьким самодельным столиком, рисовал Иван. По тому, как он наблюдал за младшими, время от времени склоняясь к бумаге, можно было понять, что рисует он братишку и сестренку.

Не терпелось взглянуть на письмо. В другой бы раз сразу взялся за чтение. Но сейчас, когда впервые за долгое время он оказался в центре внимания семьи и не было срочных дел, Алексей не мог оторваться от тихой семейной идиллии.

— А у тебя, Авдотья, как с рисованием? — спросил он дочку, замечая, что она не отходит от стола, а наоборот, приблизилась к нему с явным намерением обратить на себя внимание.

— С рисованием слабо — на «четыре», зато по всем остальным предметам «пятерки», — сказала она манерно.

Свет с окна падал на верхнюю часть ее лица. Золотистые кудряшки волос, которым словно не хватало места на голове, непослушно спадали на лоб. А из-под них с любопытством смотрели голубые глаза, излучавшие зеленые блики. И в этом выражении Травин вдруг увидел нечто от молодой Татьяны. Он улыбнулся навязчивой мысли, провел рукой по лицу и как можно серьезнее сказал:

— «Четверка» у такого строгого учителя, как Козлов, тоже хороший результат.

Едва от отца отошла довольная собой Авдотья, как приблизилась Катерина. За собой она привела Петра. У мальчишки вместо привычной челки волосы были зачесаны назад. Он то и дело пытался опустить их на лоб, но строгая Катерина не давала брату портить прическу.

Подошел и И ван. Он степенно протянул отцу серый лист бумаги, на котором карандашом были нарисованы младшие брат и сестра.

«Наверное, пора брать его с собой на подряды. Пусть привыкает», — подумал Травин, рассматривая внимательно рисунок.

После обеда он нашел время, чтобы заглянуть в записку Козлова. В своем коротком письме Павел Егорович сообщал:

«Уважаемый Алексей Иванович! Бывал я у троих Травиных. В Кашинском уезде и Шуе ничего знать не знают о Травиных из Галича. Зато в городе Стародубе тамошний помещик Никифор Алексеевич Травин рассказал мне прелюбопытную историю, слышанную им еще от своего деда.

Оказывается, внук Семена Ивановича Травина, того самого Серапиона-игумена Кирилло-Белозерского монастыря, получил от деда большое богатство. Асан Елизарьевич перед смертью завещал богатство одному из