Сибирский рассказ. Выпуск V - Пётр Денисович Аввакумов

к старику, который сидел на корточках чуть в стороне от костра, в березняке, и снимал шкуру с большого, с огромной оскаленной пастью, медведя.

В это время Пашка застонал, попытался приподнять голову и не смог.

— У него высокая температура, — сказал Егор. — И он часто теряет сознание.

Отец пожал старику руку и снова подошел к Пашке. Возле него оказался и Егор, проговорил виновато:

— Вчера мы шли по следу изюбра, и Пашка в буреломе за что-то зацепился ногою, ну и… Короче, с того часа у него и началось… Я шел по тропе, нес на спине Пашку, как вдруг на нас напал медведь. Я даже ружье не успел взять в руки, думал, что все, конец… Но тут прогремел выстрел, я медведь упал прямо у моих ног.

Егор отошел к костру, снял с тагана манерку с кипятком, спросил у отца Галдана:

— Будете пить чай, бабай?

— Угости своего спасителя, я еще успею.

— Но он не хочет, отказывается. И сын его тоже отказывается.

Галдан только теперь заметил парня, который стоял подле старика и смотрел, как тот освежевывает тушу зверя. Но вот старик выпрямил спину, подошел к отцу Галдана:

— Возьми селезенку медведя, обложи ею то место на ноге у парня, где пуще всего болит. Сымет боль…

Отец Галдана так и сделал, а потом с благодарностью посмотрел на старика: у того было узкое темное лицо с жиденькой бородкою, и он догадался, что перед ним человек из рода хамниганов.

Пашка опять застонал.

— Потерпи малость, — тихо сказал отец. — Скоро боль уйдет. — Обернулся к Егору: — Хорошо бы сегодня добраться до зимовья. Там у меня и аптечка есть. Перевязал бы как следует, сделали бы дощечки вместо гипса. На фронте и не такие напасти случались, а мы ничего… выжили!

Пашка открыл глаза:

— Бабай, это вы?

Скоро он заснул.

— Это хорошо, — сказал, подойдя, старик хамниган. — Сон для него как лекарство.

— Да, конечно, — согласился отец.

Галдан пристальнее вгляделся в старого хамнигана и тут вспомнил, где видел его. Конечно же, это был председатель сельского Совета в старом Уояне. Он сильно изменился и пуще того постарел, однако же взгляд его узких глаз все тот же острый.

А старик меж тем испытующе посмотрел на отца Галдана и едва приметно улыбнулся. Тот, кажется, заметил этот его взгляд и тоже улыбнулся.

— Вы вроде бы говорили что-то о прошедшей войне. Значит, вы тоже?..

— Да, воевал, — сказал отец Галдана. — Сначала под Москвой, потом под Ленинградом, а закончил войну в Берлине.

— Так это вы?.. — Старик заволновался, стал тереть рукавом полушубка глаза, а когда немного успокоился, сказал чуть слышно: — Больше сорока лет прошло, а я узнал вас… узнал… Помните, мы встретились с вами близ Гатчины в штабе дивизии?

— Значит… значит… — Теперь заволновался отец Галдана, в лице у него что-то дрогнуло, жилочка какая-то: — А я только вчера рассказывал о вас парням.

Он подошел к старику, обнял его, спустя немного спросил:

— Ну, как жизнь-то?..

— Да ничего вроде бы… живу… А вы, помнится, говорили, что родом из степных краев. А здесь как очутились?

— Приехал к младшему сыну в Новый Уоян. С ним теперь и живу. — Повернулся к Галдану: — А это мой старший. Познакомьтесь.

Старик посмотрел на Галдана, едва приметно кивнул:

— Агдыреев, — и через минуту-другую уже спрашивал у старого фронтового товарища: — Так сколько же вам теперь лет?

— Семьдесят пять…

— И мне столько же… Быстро же летит время!

— Да, быстро. А жаль. Время-то нынче какое… Жить бы да жить. Вон у вас и железную дорогу построили, и поселки выросли… А сколько новых домов понастроили в деревнях!

— Это верно, что понастроили, только кто же станет жить в них? Весь наш род, к примеру, собирается откочевать в Муйскую долину, где зверь еще не так напуган, и белка есть, и соболь.

Старик заметно помрачнел, отец Галдана заметил это и, чтобы отвлечь его от нелегких мыслей, спросил, показывая на паренька, который стоял подле них:

— А это кто же, внук ваш?

— Да нет, не мой… Внук старшего брата, года три назад его задавил медведь. И теперь я вожу парня по тайге, учу разным премудростям. Сам-то я нынче служу в заповеднике егерем.

Галдан внимательно слушал разговор стариков, а когда они замолчали, подошел к егерю, сказал:

— А я ведь вас знаю. Я приезжал в старый Уоян еще в те дни, когда БАМ только начали строить. Вы тогда работали председателем сельсовета.

— Было такое… — улыбнулся старик. — Но как вы могли запомнить? Вон сколько времени прошло.

— Но вы-то с отцом помните…

— Хы, сравнил, — усмехнулся. — Тогда была война. Кто смотрел в глаза смерти, тот не забудет своих товарищей, что б ни случилось. — Он помолчал, спросил все с той же усмешкой: — Случаем, это не ты ночевал тогда в сельсовете?

— Я…

— Вот как!.. Встретились… А знаешь, кто стрелял в ту ночь чуть повыше твоей головы? Агдыр, отец этого парня. — Пашка не то спал, не то дремал. — Он со своим товарищем выследил изюбриху и пошел по ее следу в заповеднике. Тогда-то и сломал ногу. Поделом!

— Значит, вы следили за нами? — спросил Егор.

— Может, и так, — уклончиво сказал старик. — А не то медведь поломал бы вас. Вот что… В другой раз встретитесь со мною, не прощу. — Старик взял прислоненное к дереву ружье, закинул его за спину, обнял отца Галдана: — Мне надо идти. Дорога впереди длинная. Я дарю вам медвежью шкуру. Пригодится. Может, еще когда-нибудь мы и встретимся. Баяртай![7]

Не прошло и минуты, как старик с племяшом скрылись за деревьями, и только следы