Откуда приходят названия. Петербургские улицы, набережные, площади от аннинских указов до постановлений губернатора Полтавченко - Алексей Ерофеев

Речь Прокоповича в Софийском соборе Киева после Полтавской победы восхитила Петра. В 1711-м он взял его с собой в турецкий поход.

В 1715 году Феофана вызвали в Петербург, а на следующий год посвятили в епископы. Заняв этот пост, он стал яростно бороться против тех, кто не хотел допускать его посвящения в этот сан. Одним из врагов стал местоблюститель патриаршего престола Стефан Яворский. Преданность Петру I и следование его прихотям в отношении реформирования церкви позволяли оставаться Феофану Прокоповичу во главе церкви. Несмотря на то что он был вице-президентом Священного Синода, по сути, именно он являлся его главой.

«Словом похвальным о флоте Российском», в котором архиерей Феофан говорил о пользе рожденного Петром флота и напоминал церковникам о долге «изъяснять народу, что мы были прежде и что есть ныне, какова была Россия и какова есть уже», Прокопович покорил Петра.

«Милость великого государя ко мне, благодаря Богу, продолжается, – писал Феофан Прокопович. – Он подарил мне село и два судна, одно поменьше, весельное, другое побольше, парусное, в просторечии зовется буером, еще новое, нарочно для меня сделанное, какого здесь еще не видно между судами по величине и удобству».

Не раз Феофан с Петром выходил в плавание, ходил на буере по Неве и Карповке. Народ только истово крестился, видя летящий под парусами буер, на котором шкипером был человек в рясе с окладистой черной бородой.

Петр часто навещал Прокоповича в его усадьбе на Аптекарском острове, построенной им по собственному плану. Говоря о заботах по благоустройству земель, принадлежащих Прокоповичу, датский путешественник фон Гавен отметил: «У него сильная страсть к постройкам, которые хоть и опустошают его казну, зато очень кстати в Петербурге, где так много незастроенных мест».

Все письменные труды Прокоповича диктовались монаршей волей и стремлением следовать государственным реформам царя. По поручению Петра он законодательно ликвидировал патриаршество, учредив вместо него церковный коллегиальный совет – Синод. Главным же его трудом, оправдывающим все действия Петра и свои, стал «Духовный регламент», составленный в 1720 году.

После смерти его кумира, в 1725-м, Прокопович поддержал Екатерину, поскольку воцарение Петра II для него означало личную катастрофу. Тогда же стал архиепископом Новгородским.

19 января 1730 года, когда скончался перед свадьбой с княжной Долгорукой 15-летний Петр II, Феофан сыграл в разворачивающихся событиях громадную роль. Верховники, возглавляемые Дмитрием Голицыным, хотели видеть на троне декоративную фигуру. Лучше всего для этого подходила дочь Ивана Алексеевича Анна, вдовствующая герцогиня Курляндская.

Голицын помнил, что «портомойня», то есть Екатерина I, взошла на престол благодаря Феофану. Он говорил, что «надобно себе полегчить», оттого и нужна была Анна. Кондиции, написанные верховниками, фактически делали Анну царствующей, но не правящей. Учитывая, что Анна в принципе не имела шансов на корону, они были уверены, что она согласится на все условия. Интригу расплел Феофан, призвав к борьбе с верховниками всю оппозицию. И Анна стала самодержицей. 25 февраля 1730 года она приняла депутацию сенаторов, генералов и дворян, просивших ее создать комиссию для рассмотрения проектов государственного устройства, чтобы установить форму правления, угодную народу, то есть самодержавие. Верховники пытались протестовать, указывая на подписанные кондиции, но гвардейские офицеры разразились угрозами в адрес верховников.

В тот же день представители дворян вручили Анне просьбу принять «самодержавство» своих достохвальных предков, а кондиции верховников уничтожить. Сценарий событий ей передал в столовых часах не кто иной, как Прокопович. Анна разыграла удивление, что кондиции написаны не от имени народа. Получив подтверждение, она разорвала их. Самодержавие было восстановлено.

По-разному историки оценивали личность Феофана Прокоповича и его труды. Будучи приближенным к императорским особам, он часто становился в центре интриг, а главным его аргументом против своих оппонентов были политические обвинения. В этом он преуспел, но, спасая свое бренное тело, губил жизни других людей и свою душу.

Но как государственник он велик. Недаром Василий Осипович Ключевский назвал «Правду воли монаршей» «краткой энциклопедией государственного права».

К числу заслуг архиерея следует отнести и то, что он спас Ломоносова, когда его хотели выгнать из славяно-греко-латинской академии в Москве. Тот назвался дворянским сыном, а оказался простым мужиком, их же на обучение не брали. Феофан Прокопович устроил Михайле экзамен и, придя в восхищение, сказал: «Пускай и о тебе теперь звонят хоть в самый большой московский колокол. Ничего не бойся. Отныне я твоя защита».

Феофан и сам сеял просвещение: в своей усадьбе при архиерейском доме он содержал за свой счет школу для сирот, сделав ее лучшей по тем временам в России.

Многие из архиерейских школ, которые в аннинскую пору влачили жалкое существование, были восстановлены, превратившись впоследствии в Духовные семинарии.

Умер архиерей 8 сентября 1736 года и похоронен в южной части Софийского собора в Новгороде. Как и Петр, Феофан не успел составить завещания. Но успел продиктовать. Основная часть его имущества должна была пойти его воспитанникам для продолжения образования. Однако они получили крохи. Анна отписала его имения на себя. Большая часть его имущества была расхищена, лишь то, что осталось, продали с аукциона, а вырученные деньги передали воспитанникам.

Через девять лет после увековечения памяти графа Льва Толстого, в 1927-м, в Ленинграде увековечили имя князя.

Князь-анархист

1 августа 1927 года Малую Белозерскую улицу на Петроградской стороне переименовали в честь Петра Алексеевича Кропоткина (1842–1921), представителя княжеской фамилии, аристократа, потомка Рюриковичей, род которого по знатности имел права на русский престол не меньше, чем Романовы.

Увековечение накануне 10-й годовщины Октябрьской революции имени князя Кропоткина, бывшего в юности любимцем царя Александра II и его камер-пажом, стало возможно только благодаря только тому, что Кропоткин был близким революционерам человеком, теоретиком анархизма, настоящим «князем анархии».

До того как стать «отцом» русской анархии, Кропоткин стал знаменитым ученым, путешественником. Врожденное неприятие несправедливости, развитое с годами, заставило Кропоткина увлечься не собственной карьерой, а изучением жизни людей. Вместо гвардии Петр Алексеевич определился в Амурское казачье войско и пять лет провел в экспедициях по Восточной Сибири, Дальнему Востоку, Маньчжурии. Он сделал ряд научных открытий, разработал множество разумных проектов обустройства жизни в различных районах страны, например проект по борьбе с недородом на землях уссурийских казаков. Однако большинство дельных предложений тонуло в бюрократическом болоте неповоротливой государственной машины.

Одновременно Кропоткин видел старообрядческие деревни, стойбища тунгусов, наблюдал за жизнью других народностей, которые жили, с одной стороны, внутри государства, с другой, – совершенно своей, независимой от государства жизнью, и вполне приемлемо. Эти наблюдения, а впоследствии и заграничные наблюдения за жизнью сообщества швейцарских часовщиков, существовавших в своей стране автономно, привели Петра Алексеевича к выводу об отрицании государства, поскольку оно не нужно общинам самоорганизующимся и самоуправляемым. В этом смысле анархия, как отрицание государства, есть мать порядка, поскольку в общинах, которые возникают на основе духовного или профессионального единства, значительно усиливается социальный инстинкт, присущий людям вообще.

Заграница во многом выработала подлинно революционные взгляды князя-путешественника. Правда, за пределами России четыре десятилетия князь провел не в качестве путешественника, а в качестве эмигранта.

В своей стране за социалистическую пропаганду, которую князь Кропоткин вел на рабочих окраинах Петербурга, за участие в народовольческом кружке «чайковцев» Петр Алексеевич был посажен в одиночную камеру Петропавловской крепости. Как видному ученому, ему разрешили работать, и он в тюрьме написал «Исследования о ледниковом периоде». Начавшаяся у Кропоткина поистине северная болезнь – цинга – заставила тюремное начальство перевести князя в госпиталь. Из госпиталя князь бежал во Францию, где, впрочем, ему тоже приходилось сиживать в тюрьмах и быть объектом покушений со стороны созданной российскими придворными за границей организации «Священная дружина».

Имя Кропоткина в императорских заведениях России стало крамольным. В Пажеском корпусе официально демонтировали и разбили мраморную доску, свидетельствовавшую о том, что Петр Кропоткин заканчивал это учебное заведение.