Откуда приходят названия. Петербургские улицы, набережные, площади от аннинских указов до постановлений губернатора Полтавченко - Алексей Ерофеев

Все эти сведения Алена Манькова обнаружила в «Известиях Санкт-Петербургской Городской думы».

В результате по итогам всех споров выбрали Малую Морскую улицу. Товарищ министра, тайный советник Зиновьев сообщил в Городскую думу о том, что: «Государь Император, по всеподданнейшему докладу Министра Внутренних Дел, 10 июля 1902 года, Высочайше соизволил на переименование в городе С.-Петербурге: Малой Морской – в улицу Гоголя… Большой Морской – в Морскую».

На этой улице в доме придворного музыканта Лепена (Лепеня) Гоголь поселился летом 1833 года. Свой адрес он с точностью указал в «Ревизоре», поселив в своей квартире сочинителя Тряпичкина, которому Хлестаков отправил письмо, открывшее всем глаза на главного героя комедии благодаря тому, что почтмейстер Шпекин вскрыл послание. Вот он, адрес: «В доме под нумером девяносто седьмым, поворотя во двор, в третьем этаже, направо». Напомним, что до 1836 года нумерация домов была сквозной в пределах полицейской части. Это самый значимый петербургский адрес Гоголя. Здесь он написал все свои «Петербургские повести», комедию «Ревизор» и начал поэму «Мертвые души».

Много приходилось претерпевать Гоголю из-за своих произведений. Вот и «Мертвыми душами» потрепали ему нервы.

«Как только Голохватов [исполнявший обязанности президента московского цензурного комитета] услышал название „Мертвые души“, – писал Гоголь директору Императорской Публичной библиотеки Павлу Плетневу в январе 1842 года, – то закричал голосом древнего римлянина: „Нет, этого я никогда не позволю. Душа бывает бессмертна. Мертвой души не может быть. Автор вооружается против бессмертия!“ В силу, наконец, мог взять в толк умный президент, что дело идет о ревизских душах. Как только взял он в толк и взяли в толк, вместе с ним, и другие цензора, что „мертвые“ значит ревизские души, произошла еще большая кутерьма. „Нет! – закричал председатель, а с ним и половина цензоров. – Этого и подавно нельзя позволить… Это значит, против крепостного права“.

На замечание цензора Снегирева, что в книге: „О крепостном праве нет и намеков, что даже нет обыкновенных оплеух, которые раздаются во многих повестях крепостным людям“, – последовали новые возражения: „Предприятие Чичикова, – стали кричать все, – есть уже уголовное преступление.“. – „Да, впрочем, и автор не оправдывает его“, – замечает опять Снегирев. – „Да, не оправдывает, а вот он выставил его теперь, и пойдут другие брать пример и покупать мертвые души…“. – ,Что ни говорите, – сказал молодой цензор Крылов, побывавший недавно за границей, – цена два с полтиной, которую Чичиков дает за душу, возмущает душу. Человеческое чувство вопиет против этого; хотя, конечно, эта цена дается только за одно имя, написанное на бумаге, но все же это душа, душа человеческая; она жила, существовала. Этого ни во Франции, ни в Англии, и нигде нельзя позволить. Да после этого ни один иностранец к нам не приедет!..“. В одном месте цензуру остановило то обстоятельство, что: „Один помещик разорился, убирая себе дом в Москве в модном вкусе". – „Да ведь и государь строит в Москве дворец", – сказал по этому поводу цензор Каченовский. – Тут, – прибавляет Гоголь, – завязался у цензоров разговор, единственный в мире, и. дело кончилось тем, что рукопись оказалась запрещенной, хотя комитет прочел два-три места».

Далее Гоголь предполагает, что против него плетут интригу, полагая, что не все цензоры так глупы.

Улица Гоголя, 17

Писатель Владимир Короленко впоследствии резонно добавлял, что «…цензура в целом очень часто бывает глупее своего среднего состава. И это потому, что ее действия определяются не аргументами самых умных из подчиненных [как, например, в данном случае Снегирева. – Авт.], а страхом перед самыми глупыми из власть имущих…».

Как это верно.

Улица Гоголя просуществовала до 1993 года, когда ей вернули прежнее название Малая Морская. Это вызвало много споров и неприятия среди горожан. Многие посчитали, что таким образом было проявлено неуважение к великому русскому писателю.

Нет, это совсем не так, хотя сторонники такого мнения могут взять на вооружение слова самого Гоголя, писавшего в свое время в «Авторской исповеди» по поводу «Мертвых душ»: «Огромно, велико мое творение, и не скоро конец его. Еще восстанут на меня новые сословия и много разных господ. Но что же мне делать? Уже судьба моя враждовать с моими соотечественниками. Терпение! Кто-то незримый пишет передо мною могущественным жезлом…».

К 200-летию со дня рождения даже поднимался вопрос об обратном возвращении имени Гоголя вместо Малой Морской. Но этого не произошло. А вообще-то самое правильное – это открытие музея-квартиры писателя в доме № 17 по Малой Морской, ведь и дом, и квартира писателя сохранились. Как было бы здорово прийти в музей Гоголя на Малой Морской улице!

До Октябрьской революции в честь русских героев, павших в войнах, улицы называли очень редко.

Одна из первых – Скобелевский проспект.

«Россия – единственная страна в Европе, где достаточно идеализма, чтобы воевать из-за чувства»

Этот проспект в Удельной получил имя генерала русской армии Михаила Дмитриевича Скобелева в 1887 году. Участник Хивинского похода 1873 года, подавления Кокандского восстания 1873–1876 годов, герой Русско-турецкой войны 1876–1878 годов, во время которой русская армия освобождала балканские страны от турецкого ига, руководитель Ахалтекинской экспедиции 1880–1881 годов, в ходе которой Среднюю Азию окончательно присоединили к России, он был невероятно популярен в России с начала царствования Александра III и до самой Октябрьской революции.

После Октября, конечно, было невозможно ожидать, чтобы какому-нибудь городскому объекту дали имя Скобелева. И даже не потому, что это генерал царской армии. В предреволюционный и послереволюционный период его фамилия больше связывалась с Матвеем Ивановичем Скобелевым, одним из лидеров меньшевиков, министром труда Временного правительства. И хотя после Октября 1917-го он отошел от меньшевиков и стал трудиться в системе кооперации и в Наркомате внешней торговли, имя его было не из тех, которые присваивают городским объектам. Проспект же советская власть не тронула.

А взгляды прославленного генерала, умершего при загадочных обстоятельствах в 1882 году, и сегодня звучат как напутствие россиянам: «Я должен сказать вам, признаться перед вами, почему Россия не всегда стоит на высоте своих патриотических обязанностей и своей славянской роли. В частности, это потому, что, как внутри, так и извне, ей приходится вести борьбу с чужеземным влиянием. Мы не хозяева в собственном доме.

Да! Чужеземец у нас везде. Рука его проглядывает во всем. Мы игрушки его политики, жертвы его интриг, рабы его силы. Его бесчисленные и роковые влияния до такой степени властвуют над нами и парализуют нас, что если, как я надеюсь, нам удастся когда-нибудь избавиться от них, то не иначе как с оружием в руках.

Россия – единственная страна в Европе, где достаточно идеализма, чтобы воевать из-за чувства. Ее народ не уклоняется от жертв за веру и братство. Остерегайтесь довести эти чувства до крайних пределов.

История нас учит, что самосознанием, проявлением народной инициативы, поклонением народному прошлому, народной славе, в особенности же усиленным уважением, воскресением в массе народа веры отцов во всей ее чистоте и неприкосновенности можно воспламенять угасшее народное чувство, вновь создать силу в распадающемся государстве.

Запад ошибается насчет России. Он думает, что мы так ослаблены войной, что все наше могущество уже иссякло. Это ошибка. Нацию, состоящую из ста миллионов людей, способных жертвовать собой за идею, не так легко стереть».

Актуальные слова русского генерала.

При Александре III Россия войн не вела, к императору не поступало обращений с просьбой присвоить имя какого-либо полководца. (Зато, как уже упоминалось, по просьбе сестры Михаила Ивановича Глинки увековечили имя композитора – в 1892 году в улицу Глинки переименовали Никольскую улицу перед Мариинским театром.)

Если не считать великого полководца А.В. Суворова (имя его присвоили Суворовскому проспекту в 1900 году, к 100-летию со дня смерти), то следующим героем, увековеченным в названии, стал Роман Исидорович Кондратенко, погибший в Русско-японскую войну, не принесшую России ничего, кроме позора и усиления революционных настроений. Но в этом не было никакой вины таких людей, как генерал Кондратенко или адмирал Макаров, имя которого появилось на карте города значительно позже.

Итак, улица Кондратенко.

«Никакой штурм не может быть страшным»

Название улицы Кондратенко ведется, по-видимому, с 1905 года, когда в Петербурге в Александро-Невской лавре состоялись торжественные проводы генерала, погибшего при обороне Порт-Артура во время Русско-японской войны.