Какого года любовь - Уильямс Холли

Он вернул руку на задницу Вайолет. Она заметила, что Эл, проследив за рукой взглядом, быстро отвел глаза.

– Ты имеешь в виду, что природа в принципе встраивает в них заботливость? – спросил Джонни.

– Да! И не вижу в этом никакого противоречия. Женщины в целом более заботливы, они лучше заботятся о вещах… о людях…

– Ну, это сильное обобщение, чувак, – перебил Эл по‐прежнему мягко, но так, будто хотел дистанцироваться от спорщика-друга, подумала Вайолет. – Довольно спорно предполагать, что такое определяет генетика…

– Да перестань ты с ним церемонничать, Эл, это же гребаная чушь, вот что это такое! – Джонни рассмеялся и глубоко затянулся дымом; сигарета для пущей убедительности затрещала. – Мы о том как раз и толкуем, друг мой Макс: шаблонные допущения и дрессировка используется для угнетения целых слоев общества. Что сталось бы с твоими амбициями или твоей верой в свои способности, если бы тебе с детства внушали, что ты годен лишь в уборщицы или няньки?

Эл, который в приверженности Джонни женской эмансипации нимало не сомневался, несколько уже раз являлся свидетелем того, что наскоки того на менее радикальных мужчин делались с тактической целью произвести впечатление на присутствующих женщин. Но не так уж многие прислушивались сейчас к их дискуссии, разве что молчаливая, настороженная Вайолет. Скучно ей, или она под кайфом, или пустышка? Или, находясь в тени Макса, трудно вставить словцо?

Боже милостивый, как он доволен собой, думала Вайолет, в то время как Джонни продолжал просвещать Макса о том, в скольких сферах угнетены женщины.

– Но истинное равенство должно учитывать и биологические различия! – перебил его Макс. – Женщины могут править миром – и при этом по природе своей они более заботливы, чем мы. И в самом деле, разве так не лучше?

– А что бы тебе для начала не спросить об этом свою? – высказал свое разочарование Эл, обращаясь к ковру.

В комнате воцарилось молчание. Вайолет сидела, не шевелясь, глядя на склоненную голову Эла, на его светлые взъерошенные прядки. Рука Макса замерла, зависнув над ее талией. Но тут наступил перелом; дверь в спальню Макса медленно отворилась, и Джен внесла густо утыканный свечками торт.

– С днем рождения тебя… – низким голосом начала она петь, а остальные обернулись на нее и подхватили.

Вайолет с улыбкой опустила голову, пытаясь – безуспешно – прикрыться своими длинными косами.

– Только что пробило полночь! Что означает, что теперь тебе официально двадцать лет, малышка, – сказал Макс, теплой рукой обнимая Вайолет за плечи и притягивая ее к себе, чтобы поцеловать в макушку, – чуть более по‐хозяйски, чем хотелось бы Вайолет в тот момент.

Эл все еще смотрел на нее. Особенная, слегка кривоватая улыбка играла у него на губах..

Вайолет склонила голову набок.

– У меня тоже сегодня день рождения, – дернув плечом, объяснил Эл.

– Не может быть!

Нестройное пение смолкло, и Джен направилась к Вайолет, протягивая ей торт. Вайолет поднялась и, подумав, наклонилась взять Эла за руку. Пальцы у него оказались длинными, теплыми и сухими.

“Мы отлично совпали”, – подумала она, потянув его, чтобы тоже поднялся, и сразу же отпустила.

– Слушайте все, у нас двойной день рождения! – объявила Вайолет с застенчивым удовольствием.

– Что, и у тебя, Эл? Обалдеть! – сказала Джен. – Ну, я думаю, свечек здесь достаточно для обоих.

Эл и Вайолет повернулись к торту друг против друга и задули пламя.

Когда дым от свечек рассеялся, Эл отбросил прядку со лба и глянул на Вайолет. Они встретились глазами. Ее почему‐то казались очень темными и очень яркими сразу. Взгляды сомкнулись, как две половинки магнита, с неминуемым тихим щелчком.

Время снова остановилось, и на этот раз для Вайолет тоже.

Глава 2

Февраль 1967 года

Тем субботним вечером, когда Вайолет вошла и встретилась с ним глазами через всю комнату, Эл понял, что что‐то между ними да будет. Клеющиеся психоделические фонарики, на которые Джонни и приятель его Джинджер устроили сбор средств, уже горели; нефритовые, оранжевые и фиолетовые слюни стекали по стенам зала, где студсоюз устраивал вечера. Из колонок, заполняя паузу, звучал “Саншайн супермэн”, и Эл был в своей стихии.

– Смотри, – с танцпола прошептал он в ухо Тамсин, – она здесь.

– Да, но и Макс тоже, – прошипела Тамсин, глянув через плечо.

Эл бросил на нее скорбный взгляд.

– Предоставь это мне.

Тамсин и Джонни посмеивались над Элом, не уставали его дразнить после того, как он тогда у Макса запал на Вайолет, знали, что он торчит в баре Грейвса или на выходе из аудиторий, надеясь там с ней столкнуться. Они думали, скоро он переключится на кого‐нибудь, как бывало с прежними его увлечениями.

Ничего подобного. Вайолет застряла у него в голове. “Это ведь неспроста!” – повторял он, мечтательно улыбаясь, имея в виду то, что родились они в один день.

– Ну, может, тебе стоит ее парня спросить, куда она делась, – говорила Тамсин, успевая отскочить прежде, чем получить по затылку.

И Вайолет в ту минуту, как вошла в студсоюз и увидела, что Эл на нее смотрит, осознала, что домой отсюда она пойдет с ним, и осознание это пронеслось по комнате так явно, что странно, что и Макс этого не почувствовал. Но, с другой стороны, Максу было не до того: озирая танцпол, он зацепился взглядом за группку девушек в глубине, у бара.

Не так давно Вайолет приметила в Максе какое‐то звенящее беспокойство. Рука его, обычно обнимающая ее за плечи или подхватывающая, словно бы ненароком, грудь – жест собственника, против которого она ничего не имела, напротив, ей это льстило, – теперь разгуливала по его волосам, торчала из заднего кармана джинсов. На вечеринках он норовил вдруг куда‐то пропасть и отыскивался на кухне, где болтал с какой‐нибудь хорошенькой первокурсницей. Вайолет как‐то даже выговорила ему за это, когда они вернулись домой.

– Прости, малышка. Но это всего лишь вечеринка.

Он смотрел ей прямо в глаза, и лицо у него было серьезное, но в голосе звучала некая легкость, летучесть, и что‐то еще приплясывало в его темно-карих зрачках. Со всей надменностью, на какую была способна, Вайолет дернула плечом в поношенном шерстяном пальто и была разочарована тем, как тихо стукнула входная дверь по разбухшей от сырости раме.

Но когда она шла по Эклсолл-роуд к своему общежитию в густой, зыбкой, как желе, синеве между темнотой и рассветом, Вайолет охватил страх. Нет, нельзя дать Максу ни малейшего повода оставить ее. Но еще хуже было вечерами, когда он куда‐нибудь уходил, а она считала нужным остаться дома и заниматься. Макс добродушно пенял Вайолет на то, что ее усердие в учебе чрезмерно: с начала второго курса она опередила не только его, но и большую часть тех, кто числился на их курсе. “Знаешь, я думаю, из девушек ты тут способней всех”.

Нет, она не знала. Ей в голову не приходило разделять успехи в учебе на мужские и женские.

С тревогой она справлялась, пока была поглощена чтением, но стоило уложить голову на подушку, как накатывала паника. Перед глазами вставал Макс на свидании с новой девицей, красивее Вайолет, выше и сексуальней. Макс, оставивший ее, растерянную и одинокую, под прицелом жалостливых взглядов. Потому что кем будет Вайолет в университете без Макса?

Она и не ожидала, что ответ найдется так быстро. Макс сжал ее руку.

– Пойду принесу нам что‐нибудь выпить.

– Мне только лимонад, ладно? – попросила она. Что‐то подсказывало, что сегодня надо сохранять ясную голову.

Тамсин и Эл смотрели, как Макс направился к бару. Вскинув брови, Тамсин развернулась и пошла туда же, пробираясь сквозь толпу так, чтобы у бара оказаться сразу за Максом. Пользуясь случаем, Эл оглянулся на Вайолет, но та куда‐то пропала. Почему‐то это не огорчило его. Он знал, что она найдется.

Он стал проталкиваться на танцпол, всякие неинтересные тела заслоняли ему обзор. Затем какой‐то парень качнулся вправо, и – ах! Вот она где. Стоит сама по себе, и путь между ними свободен. Будто в пятне прожектора, готова и ждет.