Без семьи - Гектор Мало

Кроме этого, я не мог сказать ничего, чтобы не выдать отца. Маттиа, на которого я взглянул, сделал мне знак, чтобы я продолжал, но я не прибавил ничего больше. Вызвали церковного сторожа и заставили его рассказать, как было дело.

Он начал рассказывать очень подробно, как его разбудили и сказали, что грабят церковь. Он так спешил одеваться, что даже оборвал две пуговицы у жилета. Потом он пошел в церковь, отворил дверь и увидал — кого же? — Собаку!

Когда сторож кончил, мой защитник начал допрашивать его.

— Кто запер церковь накануне? — спросил он.

— Я, — ответил церковный сторож. — Это моя обязанность.

— А можете вы присягнуть, что не заперли туда собаку с вечера?

— Если бы там была собака, я увидал бы ее.

— У вас хорошее зрение?

— Да, обыкновенное, как у всех.

— А правда ли, что полгода тому назад вы пытались влезть в бычачью тушу, висевшую около мясной лавки?

— Я, действительно, как-то наткнулся на нее, потому что она висела совсем не на месте.

— Значит, вы не видели ее?

— Я шел, задумавшись.

— Вы заперли церковь после обеда?

— Конечно.

— Ив тушу вы хотели влезть тоже после обеда?

— Но…

— Это было тоже после обеда?

— Да!

— А какое пиво пьете вы за обедом, слабое или крепкое?

— Крепкое.

— Сколько бутылок?

— Две.

— А больше не пьете никогда?

— Иногда три.

— А четыре? Или шесть?

— Ну, это бывает очень редко.

— После обеда вы, может быть, пьете и грог?

— Иногда пью.

— Вы предпочитаете крепкий или слабый?

— Не очень слабый.

— А сколько стаканов выпиваете вы?

— Ну, это как случится.

— Может быть, иногда выпьете и три, и четыре?

Так как церковный сторож, лицо которого все больше багровело, не ответил ничего, то мой защитник сел, говоря:

— Теперь ясно, что свидетель мог запереть собаку в церкви с вечера. Он после обеда не видит даже быков, потому что ходит, задумавшись.

Если бы я смел, то поцеловал бы защитника: он спас меня.

Ведь в самом деле, сторож мог запереть Капи в церкви. А если так, то меня должны будут признать невиновным.

Потом начали вызывать моих свидетелей: Боба, его товарищей и хозяина «Большого дуба». Все они подтвердили мои слова, но, к несчастью, нельзя было определить вполне точно, в котором часу я ушел с ярмарки.

Мне казалось, что меня, наверное, оправдают, но вышло не так. Судья сказал, что меня отправят в тюрьму графства и что мое дело будет разбираться в уголовном суде.

ГЛАВА 27

Бегство во Францию

Я снова очутился в своей камере, где должен был ожидать решения уголовного суда.

Вечером из окна своей камеры я услыхал звук трубы за стенами тюрьмы. Это играл Маттиа. Были слышны топот ног и говор. Очевидно, вокруг Маттиа собиралась публика, чтобы слушать его игру. Маттиа играл за стеной, как раз против моего окна. Вдруг он крикнул по-французски: «Завтра на рассвете» — и снова заиграл на трубе.

Его слова относились, без всякого сомнения, не к публике, а ко мне. Но как я ни думал, я все же не мог понять, что это значит.

Одно только было ясно. Завтра на рассвете я не должен слать, мне нужно чего-то ожидать. С вечера я долго не мог заснуть, но проснулся все-таки не утром, а ночью. Долго сидел я, считая удары, когда часы начинали бить. Наконец, чуть посветлело, и до меня донеслось пение петухов.

Я на цыпочках подошел к окну и осторожно отворил его. Звезды начали гаснуть, и утренний холод пронизывал меня до костей. Но я не отходил от окна и внимательно осматривался по сторонам. Вдруг мне послышался шорох за стеной напротив моего окна. Еще минута — и над ней поднялась голова. Это был не Маттиа, а Боб.

Увидав меня, он сделал мне знак отойти от окна. Не понимая, почему это нужно, я все-таки отошел и остановился, не спуская глаз с Боба. У него в руках была длинная стеклянная трубочка. Он приложил ее корту, дунул, и маленький белый комочек упал к моим ногам. В то же мгновение голова Боба исчезла и снова наступила тишина.

Я схватил комочек. Это был клочок тонкой бумаги, туго обернутой вокруг маленькой металлической пуговки. Мне показалось, что на бумаге что-то написано. Я развернул записку и прочитал: «Тебя повезут в Лондонскую тюрьму. Ты поедешь по железной дороге и будешь сидеть вдвоем с полицейским в отделении второго класса. Сядь около двери, в которую войдешь. Через три четверти часа, — считай точнее минуты, — поезд пойдет тише. Отвори тогда дверь и прыгай с поезда. Протяни руки вперед и постарайся упасть на ноги. Как только очутишься на земле, ступай налево, под откос. Мы будем ждать тебя там с повозкой и лошадью».

Я прочитал записку еще раз. Да, конечно, я брошусь с поезда, хоть бы мне пришлось разбиться на смерть. Лучше умереть, чем быть осужденным за грабеж. Одно только огорчало меня: что будет с Капи? Не может быть, чтобы Маттиа бросил его. Он нашел: средство спасти меня, найдет его и для Капи. Я прочитал записку три раза, чтобы хорошенько запомнить ее, а потом положил в рот, прожевал и проглотил. Теперь я, наконец, мог заснуть. И я спал спокойно до тех пор, пока сторож не принес мне поесть.

На другой день какой-то новый полицейский вошел в мою камеру и повел меня на вокзал. Мы вошли в вагон, и я сел около двери, как советовал мне Маттиа. Стекло у двери было опущено, и я смотрел в него. Сначала полицейский сидел рядом со мной, но потом ему стало холодно, и он ушел в дальний угол. А я не чувствовал холода и только ждал, ждал, считая минуты.

«Я в одно мгновение распахнул дверь и, протянув руки, прыгнул как можно дальше».

Наконец, поезд замедлил ход. Прошло три четверти часа. Я в одно мгновение распахнул дверь и, протянув руки, прыгнул как можно дальше. Я упал на траву, но все-таки падение так ошеломило меня, что я потерял сознание.

Когда я опомнился, то думал, что все еще еду по железной дороге. Я слышал стук колес и чувствовал, что быстро несусь вперед. Но, открыв глаза, я увидел, что лежу на соломе и какая-то желтая собака лижет мне лицо, а Маттиа стоит на коленях около меня.

— Где мы? — спросил я.

— В повозке Боба. Он правит лошадью, — ответил Маттиа. — Ты спасен, — прибавил он и, отстранив собаку, поцеловал меня.

— Ну, что? Как дела? — спросил Боб, обернувшись к нам.

— Не знаю, — ответил я. — Кажется, все хорошо.

— Попробуйте пошевелить руками и ногами, — посоветовал мне Боб.

Я попробовал и не почувствовал боли.

— Отлично! — сказал Боб, — значит, кости целы.

— Да что же такое случилось? — спросил я.

— Ты спрыгнул с поезда, — ответил Маттиа, — и потерял сознание. Видя, что тебя нет, Боб пошел разыскивать тебя, взял тебя на руки и положил в повозку. Мы думали, что ты умер, и ужасно испугались.

— А полицейский?

— Он уехал дальше, так как поезд не остановился.

Теперь я узнал самое главное. Я огляделся кругом и взглянул на желтую собаку, которая нежно смотрела на меня. Ее глаза были удивительно похожи на глаза Капи.

— А где же Капи? — спросил я.

Но прежде, чем Маттиа успел ответить, желтая собака бросилась ко мне и стала лизать мне руки.

— Вот Капи, — сказал Маттиа. — Мы должны были выкрасить его.

— Куда мы едем? — спросил я у Маттиа.

— В Литльгамптон. Это маленький порт на берегу моря. Там живет брат Боба. У него есть шлюпка, и он часто ездит во Францию. Если нам удастся спасти тебя, то мы будем обязаны этим Бобу. Он придумал, как передать тебе мою записку, попросил меня уговорить тебя спрыгнуть с поезда и добыл лошадь и повозку. И во Францию переправимся мы тоже, благодаря ему.

— Капи, кто вспомнил о нем?

— Я. Но Боб придумал выкрасить Капи, чтобы его не узнали, и помог мне увести его от полицейского.

Я спросил, далеко ли до Литльгамптона. Оказалось, что до него осталось часа два езды. Боб сказал, что нам нужно торопиться. Его брат ездит во Францию каждую субботу и отплывет рано-рано утром. А теперь была ночь с пятницы на субботу. Мы с Маттиа улеглись на солому, под парусину. Лошадь побежала крупной рысью.

Рано утром, еще прежде, чем рассвело, мы остановились на небольшом расстоянии от города. Боб сказал, чтобы мы посмотрели за лошадью, и пошел разыскивать брата.

Мне показалось, что время тянулось без него необыкновенно медленно. Мы молчали, кругом было тихо, и слышался только гул моря, набегавшего на берег. Наконец, Боб вернулся. С ним был моряк в синей блузе и клеенчатой шляпе.

— Вот мой брат, — сказал Боб. — Он согласен отвезти вас во Францию. А я сейчас же поеду назад, никто не должен знать, что я был здесь.

Я хотел поблагодарить Боба, но он остановил меня.

— Не стоит говорить об этом, — сказал он, — все мы должны помогать друг другу. Как же иначе? Ну, прощайте. Может быть, нам еще удастся свидеться. Очень рад, что мог оказать услугу вам и Маттиа.