Без семьи - Гектор Мало

— Глядите на выставленные цены! — закричал отец. — По таким ценам не продают товара нигде. Так как я ничего не платил за него, то и могу брать дешево, отдаю его чуть не даром. Посмотрите на цены!

И я слышал, как иные, взглянув на цены, отходили, говоря:

«Это, наверное, краденый товар!»

«Да, ведь он и сам сознается в этом!»

Если бы они взглянули на меня, то по моему вспыхнувшему лицу убедились бы, что это правда. Маттиа заметил, как я краснел, и вечером сказал мне:

— Долго ли будешь ты в состоянии выносить такой позор?

— Не говори про это, Маттиа, — остановил я его. От таких разговоров мне делается только еще тяжелее.

— Да я не собираюсь говорить про это. Я хочу только одного — чтобы мы уехали во Францию. Ведь полиция рано или поздно узнает, что Дрискаль продает краденый товар. Что тогда будет с нами?

— Подожди хоть немного, Маттиа. Дай мне подумать несколько дней.

— Так поторопись! Я предчувствую, что нам грозит опасность.

Обстоятельства сделали для меня то, на что не осмеливался я сам.

Через несколько недель после нашего отъезда из Лондона мы попали в город, где была большая ярмарка. Мы приехали рано, и так как мне и Маттиа нечего было делать, то. мы пошли осматривать ярмарку. Громадная площадь вся была заставлена палатками, досчатыми навесами, балаганами и фургонами, а местами горели костры, около которых теснились люди в живописных лохмотьях.

Проходя мимо одного из таких костров над которым висел котелок, мы увидали нашего друга Боба. Он пришел на ярмарку с двумя товарищами. Они рассчитывали заработать здесь деньги, проделывая разные гимнастические упражнения. Но музыканты, которые должны были играть во время представления, обманули их и не пришли. А так как без музыки нельзя было надеяться на хороший сбор, то Боб предложил нам присоединиться к ним. Выручка будет разделена поровну. Даже Капи получит свою долю.

Маттиа взглянул на меня, и я понял, что ему хочется оказать услугу своему другу. А так как мы могли играть, где угодно, по своему усмотрению, то я согласился. Итак, было решено, что завтра мы присоединимся к Бобу и его двум товарищам. Вечером я сказал о нашем уговоре отцу.

— Завтра Капи понадобится мне, — сказал он, — вам нельзя будет взять его с собою.

Его слова встревожили меня. Опять, пожалуй, заставят Капи красть или делать еще что-нибудь в этом роде. Отец заметил мое волнение и поспешил успокоить меня.

— Капи — отличный сторож, — сказал он, — нам он нужен, чтобы постеречь фуры. В такой толкотне и суматохе того и гляди обокрадут. Ступайте одни и, если вам придется возвращаться поздно, приходите на постоялый двор «Большой дуб», где мы переночуем. Я выеду из города с наступлением зари. Этот постоялый двор, в котором мы провели прошлую ночь, был на расстоянии мили от города и находился в пустынной и мрачной местности.

На другой день я погулял с Капи, накормил его и привязал к фуре, около которой он должен был сторожить. А потом мы с Маттиа отправились на ярмарку. Мы начали играть сейчас же, как только пришли и, почти не отдыхая, должны были играть до самого вечера.

Я и Маттиа страшно устали, а наши товарищи, которым приходилось все время быть в движении, совсем выбились из сил. Под конец, когда они вбили в землю шест и собирались проделывать какие-то новые штуки, шест свалился и упал прямо ногу Маттиа. Он громко вскрикнул от боли. К счастью, рана оказалась несерьезной и кости остались целы. Однако, Маттиа все-таки не мог итти.

«В одном окне я заметил свет и постучал в дверь».

Что нам было делать?

Я предложил Маттиа переночевать в фургоне Боба, а сам решил пойти в «Большой дуб». Мне нужно было узнать, куда выедет утром отец.

Несмотря на утомление, я быстро дошел до постоялого двора. Наших фур не было видно нигде. В одном окне я заметил свет и постучал в дверь. Хозяин отворил мне и поднес фонарь к самому моему лицу. Я видел, что он узнал меня, но вместо того, чтобы пропустить меня в дверь, он поставил фонарь позади себя и огляделся кругом, внимательно прислушиваясь.

— Ваши фуры уехали, — сказал он. — Твой отец велел тебе итти к нему в Луиз и теперь же ночью. Счастливого пути!

И он захлопнул у меня под носом дверь.

Делать нечего. Несмотря на усталость, мне приходилось возвращаться к Маттиа. Я снова пустился в путь и часа через полтора лег и растянулся на соломе в фургоне у Боба. Я вкратце рассказал Маттиа о том, что произошло, а затем заснул, как убитый.

Несколько часов сна подкрепили меня, и, встав утром, я готов был снова пуститься в путь. Боб уже встал и разводил костер. Поздоровавшись с ним, я стал помогать ему. Через несколько времени мы увидели, что к нам идет полицейский, держа за веревку Капи. Я с удивлением смотрел на них, не понимая, что это значит. Но Капи, увидав меня, так сильно дернул веревку, что она выскользнула из рук полицейского, и, бросившись ко мне, встал на задние лапы и положил передние мне на грудь.

Полицейский подошел ко мне.

— Это ваша собака? — спросил он.

— Да.

— Так я арестую вас.

— За что арестуете вы этого мальчика? — спросил Боб.

— Вы его брат?

— Нет, друг.

— Нынешней ночью, — сказал полицейский, — грабители — мужчина и мальчик — забрались через окно в церковь. Так как окно было высоко, то они приставили к нему лестницу. С ними была вот эта собака, которую они взяли с собою для того, чтобы она предупредила их об опасности, если бы им вздумали помешать. А это как раз и случилось. Грабители спаслись через окно, но собаку не успели захватить с собой, и она осталась в церкви. Я был уверен, что с ее помощью мне удастся разыскать преступника. Вот один из них уже и попался.

Я понял все. Не для того, чтобы стеречь фуры, взяли у меня Капи, а для того, чтобы он предупредил об опасности тех, кто задумал обокрасть церковь.

— Я арестую этого мальчика, на суде все выяснится, — заявил полицейский.

Маттиа обнял и поцеловал меня.

— Не бойся, мы не покинем тебя, — шепнул он мне на ухо.

— Возьми Капи, — сказал я ему по-французски, но полицейский понял меня.

— Нет, нет, собака останется у меня, — возразил он. — Она уже помогла найти мне одного грабителя, поможет найти и другого.

Второй раз пришлось мне сидеть в тюрьме. На другой день сторож, войдя в камеру, сказал, чтобы я шел за ним.

Пройдя по нескольким корридорам, мы вошли в зал суда. На возвышении сидел судья, пониже его еще каких-то три человека, а недалеко от меня стоял в мантии и парике мой защитник.

На отдаленной скамье сидели Боб, два его товарища, хозяин постоялого двора «Большой дуб» и какие-то незнакомые мне люди. А на другой — полицейский и еще несколько человек. Я понял, что это скамьи свидетелей.

Прокурор рассказал вкратце, как было дело. Взрослый мужчина и мальчик пытались ограбить церковь. Они взобрались по лестнице к окну, разбили его и вошли внутрь. С ними была собака, которую они взяли, чтобы она предупредила их об опасности. Один прохожий — это было ночью, в четверть второго — проходя мимо церкви, увидал в окне свет. Остановившись, он прислушался. До него донесся какой-то треск. Тогда он разбудил церковного сторожа, они собрали людей и подошли к церкви. Собака, услыхав их, залаяла. Грабители, испугавшись, убежали через окно, бросив собаку, которая не могла выбраться по лестнице. Полицейский взял собаку с собой, надеясь с ее помощью разыскать грабителей. И одного преступника — вот этого мальчика — он задержал, благодаря ей. А на след второго грабителя уже напали.

Когда прокурор кончил говорить, судья спросил мое имя, лета и занятие.

Я ответил ему по-английски, как меня зовут, — сказал, что жил с родителями в Лондоне, а потом попросил позволения говорить по-французски, так как я вырос во Франции и только несколько месяцев тому назад приехал в Англию.

Я заговорил по-французски, стараясь доказать, что не мог попасть в церковь в четверть второго, так как в час я был на ярмарке, а в половине второго у хозяина постоялого двора «Большой дуб».

— А где вы были в четверть второго? — спросил судья.

— В это время я шел на постоялый двор.

— Но, ведь, это нужно доказать. Вы говорите, что шли на постоялый двор, а обвинитель полагает, что вы были в церкви. Вы могли выйти с ярмарки на несколько минут раньше часа, присоединиться к вашему сообщнику, поджидавшему вас около церкви, а когда грабеж не удался, добежать до постоялого двора.

Я возразил, утверждая, что этого не могло быть, но видел, что судья не верит мне.

— А как объясните вы то, что ваша собака была в церкви? — спросил он.

— Этого я не могу объяснить и даже не понимаю, как это случилось. Собака не была со мной на ярмарке. Уходя, я привязал ее к фуре.

Кроме этого, я не мог сказать ничего, чтобы не выдать отца. Маттиа, на которого я взглянул, сделал мне знак, чтобы я продолжал, но я не прибавил ничего больше. Вызвали церковного сторожа и заставили его рассказать, как было дело.