Егерь: заповедник - Алекс Рудин

вспомнил о вакцине. Я уже хотел к тебе идти.

Точно! Мне ведь сегодня надо делать очередной укол — предпоследний, кажется.

Я снимаю рубашку. Привычно морщусь, когда иголка входит под кожу.

— Все, — говорит Трифон, протирая место укола ваткой. — Одевайся.

В смотровой пахнет спиртом.

— Я к тебе по делу, — говорю я.

И рассказываю Трифону о болезни генерала Вотинова.

— Беглов говорит, что генерал совсем раскис. Только что вышел из больницы, но не похоже, чтобы лечение ему помогло. Даже медицинскую комиссию назначили, могут на пенсию списать. Посмотришь его?

Трифон отвечает не сразу. Хмурится, исподлобья глядя на меня. Включает в розетку чайник, ставит на стол овальный эмалированный лоток, в который насыпаны сушки. И кивает на стул.

— Садись, Андрей. Чаю выпьем.

Я не тороплю Трифона. Беру сушку, окунаю ее в горячий чай и жду пока размокнет — иначе ее не разгрызть.

Трифон задумчиво смотрит в окно. Там шелестит мокрыми желтыми листьями клен.

— Пойми правильно, Андрей Иванович, — говорит Трифон. — Я не хочу, чтобы о моих способностях кто-то узнал. Однажды они уже чуть не сломали мою жизнь. Не хочу, чтобы это случилось снова.

— Понимаю, — соглашаюсь я. — На меня и генерала Вотинова ты можешь положиться. Никто ничего не узнает. С генералом еще приедет Беглов, ты его помнишь. Но он тоже никому ничего не скажет.

— Хорошо, — кивает Трифон. — Я посмотрю генерала и попробую ему помочь. Но мне придется положить его в палату.

— Значит, положишь, — говорю я. — Он упираться не станет.

— Когда он приедет? — спрашивает Трифон.

— Послезавтра, утренней электричкой.

— Понял. Тогда я с утра больных обойду, а прием назначу после обеда и буду вас ждать.

— Договорились.

* * *

А к вечеру из Ленинграда возвращается Павел. Первым делом он заходит ко мне. Его лицо буквально светится от счастья.

— Ну, прости, Андрюха! — улыбается он. — Сам же все понимаешь.

— Товарищ майор простит, — строго говорю я. — Вкатит тебе выговор за прогул, а потом простит. Где вы с Верой были?

— Где мы только не были, — мечтательно отвечает Павел. — Даже в Петергофе!

Его улыбка становится еще шире. Даже гнев товарища майора не пугает участкового.

— Андрюха, у тебя перекусить есть? А то я все деньги на мороженое истратил.

— Идем, — говорю я. — Будем макароны с тушенкой варить. Или ты теперь на сладкой диете?

Глава 14

Через день я встречаю гостей на вокзале.

Электричка уже прибыла. Беглов и генерал Вотинов стоят на платформе и оглядываются, ища меня.

Генерал Вотинов устало опирается на трость. Плечистый психотерапевт почти на голову возвышается над ним. Я не сразу узнаю Беглова — он сбрил свою роскошную бороду.

Наверное, начальство все же настояло.

У ног Беглова стоят два рюкзака. Рядом с рюкзаками понуро сидит собака. Остроухая и остроносая, она похожа на облезлую лисицу странной тигровой масти — рыжей, с поперечными черными полосами.

На собаке ошейник с поводком. Второй конец поводка накрепко зажат в здоровенной ручище психотерапевта.

— Андрей! — радостно кричит Беглов, увидев меня. — Мы здесь!

Он одним махом хватает оба рюкзака и широко шагает ко мне. За ним прихрамывает генерал Вотинов, а позади послушно плетется странная собака.

— Очень рад встрече!

От избытка чувств Беглов пытается обнять меня, не выпуская из своих огромных лапищ рюкзаки. Как ни странно, это у него получается, а один из рюкзаков больно бьет меня по спине чем-то твердым.

— Я тоже рад, Владимир Вениаминович, — морщась, улыбаюсь я.

Вырываюсь из объятий Беглова и протягиваю руку генералу:

— Здравствуйте, Георгий Петрович!

— Здравствуй, Андрей Иванович! — устало говорит генерал и хрипло кашляет.

В груди у него клокочет и булькает.

Откашлявшись, генерал сердито хмурится и вытирает губы платком.

— Кашель проклятый доконал, — жалуется он. — И врачи ничего не могут сделать.

— Ничего, — подбадриваю я его. — Сейчас поедем к Трифону, он вас вылечит.

— Ты прости, Андрей Иванович, что мы как снег на голову тебе свалились, — виновато говорит генерал. — У тебя работы, наверное, полно. А тут видишь, какая история!

— Ничего, Георгий Петрович, — улыбаюсь я. — Я рад, что вы приехали. Сходим за грибами. А может, и на охоту выберемся.

— Какая теперь охота? Видишь, хожу с палкой, как старый дед.

Вотинов недовольно кривит рот и показывает мне свою трость.

В его голосе я слышу тщательно скрываемое отчаяние сильного человека. Похоже, болезнь и предстоящая пенсия всерьез надломили генерала Вотинова.

— И ворчишь, как старый дед! — усмехается Беглов.

А потом серьезно говорит:

— Хватит себе душу травить, Жора. Сам всегда мне говорил, что унывать нельзя.

— Да, — кивает Вотинов. — Где твоя машина, Андрей Иванович?

Он идет впереди, прихрамывая и опираясь на трость. Я беру один из рюкзаков. Беглов подхватывает второй и говорит собаке:

— Идем, Нохой!

— Нохой? — удивляюсь я. — Что за кличка?

— Это значит, «собака», — ухмыляясь, объясняет Беглов.

— Остроумно, — улыбаюсь я.

— Между прочим, мне ее привезли прямо с берегов Байкала, самолетом. Таких собак держат местные шаманы. Бесстрашные псы — они помогает шаманам отгонять злых духов. А еще отлично ищут грибы.

— Посмотрим, — смеюсь я. — Грибов в этом году много. Вот и проверим твою помощницу в деле.

Беглов садится сзади. Нохой залезает под его сиденье и тихо рычит. Ей не нравится машина.

Вотинов садится вперед. Сильно хлопает дверцей, ставит трость между колен, сердито глядя перед собой.

Потом косится на меня.

— Извини, Андрей Иванович. Не думай, что я не рад. Просто чувствую себя нехорошо, оттого и злюсь. Знаешь, не привык болеть. С войны по больничкам не валялся.

— Ничего, Георгий Петрович, — улыбаюсь я, заводя машину. — Я понимаю.

— Боюсь, как бы на пенсию не вышибли, — вздыхает генерал. — Что я дома делать буду?

— Ну, и вышибут, — весело говорит Беглов. — Заведешь себе дачу. Домик поставишь, парники. И будешь огурцы поливать.

— Огурцы! — сердито передразнивает его Вотинов. — Может, и кабачки еще посадить?

— Можно и кабачки, — охотно кивает Беглов. — Будем их жарить, да под водочку!

Он меняет тон.

— Никто тебя