Подсолнухи зимой - Екатерина Вильмонт

– Пока нет, но если стрясется, будет уже поздно! Приезжай немедленно.

– Но вы хоть намекните, в чем дело! – взмолилась Марго.

– Не теряй времени, – и она бросила трубку.

Марго страшно перепугалась, мгновенно оделась и, даже не позавтракав, выскочила из дому, поймала машину и только тут сообразила позвонить Таське на мобильник.

Та откликнулась сразу.

– Да, тетя Марго!

– Тась, ты где?

– Дома, сегодня же суббота… А что?

– Скажи, у тебя с Матильдой все нормально?

– Да, я была у нее позавчера, она сказала, что у меня большие успехи и еще фантастическая музыкальная память… А почему вы спрашиваете?

– Да она зачем-то срочно меня вызвала, я испугалась, что это связано с тобой. Но если нет, то… Мало ли что ей понадобилось… Тогда все, маме привет. Пока!

Таська похолодела. А вдруг Пундя прознала каким-то образом про их роман и хочет настучать тете Марго? Хотя тогда она, наверное, настучала бы маме? Да нет… В конце концов, Пундя знает тетю Марго с детства, у них и до меня были какие-то отношения.

– Кто звонил? – спросила Аля, выходя из ванной.

– Тошка, – соврала Тася. Так, на всякий случай.

– Матильда, ради бога, что случилось? – с порога спросила Марго.

– Хочешь кофе?

– Хочу! И если можно, какой-нибудь бутерброд, я не успела позавтракать, и меня слегка мутит.

– Бутерброд? Разумеется. Терпеть не могу подавать пустой кофе. И бутерброд, и мое печенье, и фрукты. Тебе, как я понимаю, тоже не по душе модные штучки с раздельным питанием? Одобряю, ты и так в хорошей форме. Вот видишь, как я тебя ждала?

Стол был накрыт весьма изысканно – старинный фарфор, серебряная сахарница и сливочник, салфетки в фарфоровых кольцах, серебряная сухарница с Матильдиным знаменитым печеньем. Все как всегда. Марго немного успокоилась.

– Пей кофе, бери сыр. Мне моя ученица привезла из Парижа. Ветчину бери. Это, конечно, не та ветчина, какую когда-то продавали у Елисеева, но все же вполне недурная. А ты, верно, и не помнишь ту ветчину… – мечтательно проговорила старая дама.

– Не помню, Матильда, а как Тася?

– Тася? Это мое счастье, такой девочки у меня давно не было, а может, и никогда. Феноменальные способности и никаких фанаберий. Все схватывает буквально на лету. Кто бы мог подумать, что она еще в начале лета не знала ни одной ноты? А какая память… Мать у нее, правда, недалекая особа. Совершенно не понимает, что родила мировую диву.

– Матильда, ну уж сразу…

– Знаешь, Марго, по-моему, я не давала никогда никому повода сомневаться в моих суждениях. Если я говорю, что из нее выйдет мировая дива, значит, так тому и быть. Конечно, с каждым человеком может что-то случиться, но я надеюсь, что с Тасей все обойдется. Ах, как бы радовался Саша, если бы дожил… Ну, ты насытилась?

– Вполне, спасибо, все было, как всегда, великолепно.

– Одну минутку.

Старая дама выплыла из комнаты и вернулась, неся в руках большой желтый конверт.

– Марго, отнесись к моим словам с абсолютной, понимаешь, абсолютной серьезностью. У тебя на работе есть сейф?

– Есть.

– Так вот, ты положишь этот конверт в сейф и вынешь его оттуда, если со мной что-то случится. Я могу его доверить только тебе.

– А что там? – испуганно спросила Марго.

– Ты узнаешь об этом после моей смерти. Причем как только ты услышишь, что Матильда Пундик ушла в мир иной, ты сразу вскроешь конверт. Сразу! Ты поняла?

– Это ваше завещание?

– Нет.

– Ну хорошо, раз вам так хочется…

– Неважно, чего мне хочется. Просто я знаю, что ты ответственный человек, на тебя можно положиться. Поверь, это очень важно.

– Матильда, с вами что-то… не так?

– Со мной все так, просто мне уже много лет и я должна помнить о смерти. Мементо мори. Я надеюсь еще пожить, но… Один Господь знает, сколько мне осталось.

– Да, этого никто знать не может. В том числе и я. Поэтому считаю своим долгом кого-то еще поставить в известность. На всякий случай…

– Ты, как всегда, права. И я была права, поручив это тебе. В таком случае можешь рассказать об этом своей провинциальной курице. Она хоть и курица, но порядочная по крайней мере. Хотя нет. Не стоит. Скажи об этом Тошке. Она толковая, в тебя. А курице не надо. Не ее ума это дело.

– Будь по-вашему. Но насчет Али вы не правы. Она уже несколько месяцев работает у меня, и я ею довольна. Толковая, исполнительная и вместе с тем инициативная.

– И все-таки это не ее ума дело!

– Хорошо, – кивнула Марго, пряча конверт в сумку.

– Ты сейчас куда?

– Домой.

– Нет, сейчас ты поедешь на работу и спрячешь конверт, – властно распорядилась Матильда Пундик.

Марго вышла на улицу. Накрапывал мелкий осенний дождик. Второпях она забыла зонт. Машины неслись мимо. Конверт в сумке не вызывал любопытства, но почему-то тяготил ее. Хотелось поскорее избавиться от него, ей казалось, что он та последняя пушинка, что вот-вот сломает спину верблюда. Марго решила пойти до офиса пешком, если переулками и дворами, можно добраться минут за двадцать. Она подняла воротник пальто и ускорила шаг. На душе было погано. Она вдруг вспомнила неделю на Майорке, бьющую через край радость жизни, любовь, солнце. И ничего…

– Маргарита Александровна, – удивился охранник, – вы что, пешком пришли? Да вы мокрая совсем!

– Миша, вызовите мне такси. Я ненадолго.

Она вошла в кабинет, сняла мокрое пальто, швырнула на стул, быстро открыла сейф, сунула туда конверт и вздохнула с облегчением.

– Маргарита Александровна, они сказали, в течение часа. – Может, вам чайку сделать, а?

– Спасибо, Миша. Не стоит.

– Да вы хоть туфли снимите, мокрые же.

– Да, верно, у меня тут есть другие, спасибо.

– Ну, не буду вам мешать.

Марго скинула туфли. Достала из ящика зеркало. Черт знает что за вид. Я отвыкла жить нормальной жизнью. Дом, машина, офис, разъезды по городу, опять офис, машина, дом. А в доме… в доме плохо. Нуцико как-то сдала… В ночь, когда я утопила коробки с дневниками отца, у нее случился сердечный приступ, хотя она не знала, когда именно я это сделала… Отец… Она все-таки заглянула в одну из тетрадок. И через десять минут отшвырнула ее. Нет, я не стану это читать, сразу решила она. Не хочу! Не нужно этого. Пусть он останется для меня тем, кем был всегда. Но образ его поблек… Она старалась не думать о нем, и в основном ей это удавалось. Но все же она ощущала горечь потери. А Тошка? Какая же я мать, я даже не поговорила с ней по-настоящему, по-матерински, не научила ее ничему женскому, не объяснила… что надо предохраняться и как это лучше делать… Хотя сейчас девчонки все знания, даже такого рода, ищут в Интернете. И все равно я обязана была попытаться. И Данька стал пить, куда это годится? Когда ему отказали на телевидении, он сделал вид, что ему плевать, но я знаю, его это больно, очень больно задело… Раньше он только в редких случаях соглашался вести корпоративные вечеринки, а теперь… Он словно старается доказать мне, что тоже может недурно зарабатывать, но ему это только вредит. Почему какая-то гнусная бабенка одним росчерком пера смогла разрушить мой дом? Значит, дом был построен на песке? И то, что Тошка вышла замуж за сына этой сучонки… Да, мальчик ни в чем не виноват, он славный, умный, способный, и семья хорошая… Но… Это «но» всегда будет мне мешать? Хотя я стараюсь забыть об этом прискорбном факте и у меня даже получается… Но что-то нет сил, совсем, совсем нет сил… И не хочется домой, впервые с тех пор, как в доме поселились Эличка и Нуцико. Раньше, после истории с Димой, я не любила бывать дома, я все старалась куда-то пойти вечером, а потом… Но вот теперь мне и домой неохота, и идти куда-то тоже противно. Теперь у Даньки в глазах будет еще больше вины… А это невыносимо, невыносимо… Чьи это были стихи? Вознесенского, что ли? Не помню… Невыносимо, невыносимо… Черт подери, так нельзя, одернула она себя. Что, собственно, случилось? От чего я так расклеилась? Какая-то тварь написала что-то о моем муже? Ну и что? Да она себя выставила на позор. В согрешившего мужика кто бросит камень? А женщине вроде бы не пристало оповещать мир о своей половой жизни… Дочка в шестнадцать лет собралась замуж за чудного парня, у них любовь, девочка умная, хорошая, это что – повод для трагедии? Отнюдь. Она же влюблена, счастлива, я должна радоваться, а мне отчего-то плохо… У меня все хорошо, все просто прекрасно. С мужем проблемы? Да разве это проблемы? Бизнес налажен, заказы сыплются, иной раз приходится даже отказывать потенциальным клиентам, так в чем дело? Невыносимо, невыносимо… Мне чего надо, рожна? Просто я избалованная… Хотя кто меня баловал? Я сама? Да, я сама всего добилась… Я могу собой гордиться и своей дочкой тоже… Наверное, я просто перенапряглась и у меня начинается депрессия… Пойти к психотерапевту? Да ни за что… Сплошные шарлатаны, и даже если не шарлатан попадется, не желаю я чужому дяденьке открывать свою душу, чтобы он там ковырялся и давал идиотские советы… Единственная подруга, Варька, опять свалила в Париж к матери. А Аля, при всем моем хорошем к ней отношении, не стала мне близкой… У нее, по-моему, все же закрутился роман с Левкой… ну и пусть, меня это совершенно не касается. Эличке я не могу обо всем рассказать, и Нуцико тоже, мне их жалко… Они старенькие уже, начнут страдать, думать, как мне помочь… А кто мне поможет, кроме меня самой? Значит, я должна что-то с собой сделать, как-то встряхнуть себя, что ли? Но как? Найти Вольника? Переспать с ним? Еще неизвестно, захочет ли он… Он же гордый, вон с тех пор даже ни разу не позвонил, не прислал эсэмэски, а я сама? Ни за что! У него наверняка уже есть новая юная красотка… И она пока не создает ему проблем, как та. Так зачем ему мои проблемы? Ему и своих хватает. Ладно, все не так страшно. Просто я не выспалась, устала, промокла, вот и повесила нос…