Земля обетованная - Дэвид Хьюсон

– Нет. Хочу устроить сюрприз. Я ее кузен, с восточного побережья. В школе вместе учились. Пять лет друг друга не видели. Мой рейс задержали, вот я и подумал… – Я улыбнулся. Оказалось – напрасно. – А ее муж? Тоже дома? – спросил я.

Он повернулся к сторожке, вероятно, ожидая, что я последую за ним.

– Можете позвонить ей по видеотелефону, – сказал он, не ответив на мой вопрос. – Если она разрешит, вы войдете. Если не узнает вас, у нас состоится интересный разговор.

Сюзанна появилась на экране. Прекрасна, как всегда. На мое лицо упал свет.

Я заорал:

– Сюрприз!

Она завизжала.

Охранник сурово на меня посмотрел.

– Я же предупредил, что будет сюрприз, – улыбнулся я.

Понадобилось две минуты. Мне нужно было убедить Сюзанну, что я не призрак. Зачем бы призраку пользоваться видеотелефоном?

Наконец ворота зажужжали, и я вошел в «Оушн-виста гарденс», следуя указаниям охранника.

Здесь было хорошо, зелено. Пахло олеандром, над блестящим голубым зеркалом бассейна поднимался туман. Там, где когда-то мы смотрели на пеликанов, выстроили виллы, сад каждой из них охраняла металлическая ограда.

Охранник звонил кому-то, и я не мог не обратить на это внимания.

Она встречала меня у дверей, одетая словно для торжественного случая: длинное с глубоким вырезом вечернее платье из синего шелка, плотно обнимающее ее по-прежнему безупречную фигуру, двойная нитка жемчуга на лебединой гладкой шее. Я познакомился с Сюзанной Аурелио, когда ей исполнился двадцать один год. Студенткой юридического факультета она ходила по городским судам: подыскивала адвоката, любого адвоката, который «взял бы ее под крыло».

Она была хороша нежной, невинной красотой. Внешность кинозвезды – короткие блестящие темно-рыжие полосы, великолепная белая кожа, блестящие чувственные глаза. Когда она с тобой говорила, казалось, что, кроме тебя, в мире для нее никто не существует. При этом обладала умом, таким острым, что им можно было вскрывать пакеты с вещественными доказательствами. Сюзанну часто и охотно «брали под крыло». Ей не исполнилось еще и двадцати пяти, а ходили слухи, что со спинки ее кровати свешиваются скальпы судей, коллег-адвокатов, городских и государственных политиков, а также кинозвезд и известных рок-музыкантов.

Моего скальпа там не было, хотя она и старалась. Это обстоятельство дало мне возможность вникнуть в любовную технику Аурелио. Я явился в ее маленькую квартирку под предлогом работы. Незаконно показал вещественное доказательство, которое надо было предъявить в суде. Дело касалось подростка, которого обвиняли за распространение наркотиков. Подросток был невиновен. Его подставили, потому что кому-то не нравились ни его лицо, ни происхождение. Ни на том ни на другом не было отпечатано слово «белый». Адвокату не потребовалось тащить меня в постель, чтобы узнать это. Я так ей и сказал и не мог понять, была ли она этому рада или оскорблена тем, что нашелся человек, который ее отверг.

Мне, впрочем, было все равно. Множество дел, которые вела Сюзанна, были хорошими принципиальными делами, она выступала в защиту бедных людей, которые, вполне возможно, были невиновны. Тем не менее это не останавливало ее от использования незаконных трюков. Прекрасным делом для Сюзанны – молодой Сюзанны – являлось такое, которое обличало бы социальную несправедливость и в котором вещественные доказательства, собранные против подсудимого, с помощью финансовых махинаций и продуманного применения секса чудесным образом исчезали в комнате судьи.

Вот на таких опорах и строятся юридические карьеры.

– Ох, Бирс, – прошептала она, покрывая поцелуями мое лицо и шею. – Что случилось? Входи, входи…

Дом можно было назвать «особняком», если бы он был чуть поменьше. С обеих сторон большого холла поднимались две полукруглые лестницы, далее шли многочисленные комнаты. Двери повсюду были открыты, так что можно было в них заглянуть.

Пол сиял. Похоже, средиземноморская терракота или что-то в этом роде. На стенах картины, маски, фарфоровые декоративные тарелки. Множество столиков из темного, почти черного дерева, на них – вазы с букетами роз и лилий. В конце – длинное внутреннее окно, из него посетители могли видеть парк с бассейном, теннисным кортом, статуями. Парк раскинулся до самого пляжа. Когда-то моего пляжа.

Я почувствовал себя не в своей тарелке.

– Где твой муж, Сюзанна? – спросил я.

– В Карибском круизе, трахается с младшим партнером, – сказала она.

Ее волосы не утратили огня (возможно, не без помощи краски) и по-прежнему спускались на стройную шею. Я смотрел на ее невинное лицо и дивился тому, что она ничуть не изменилась. Правда, гардероб стал гораздо дороже.

– Пусть погуляет. Когда увидела тебя, отпустила на мочь слуг. Решила, так будет лучше.

– Слуги мертвецам ни к чему.

Она смотрела в мои глаза с такой любовью, что мне стало неловко.

– Ох, бэби, – проворковала Сюзанна и снова притронулась к моим щекам мягкими ладонями. – Все эти годы я мечтала вытащить тебя из этой ужасной, вонючей тюрьмы. И не получилось. А теперь ты здесь. Что случилось, Бирс? Сюда…

Она взяла меня за руку и провела в гостиную. Там стояла софа, на которой свободно улеглась бы семья из шести человек, и плоский телевизор, размер которого не уступал экрану частного кинотеатра.

– Выпьем, – предложила она.

– Спасибо, не надо.

– Никаких возражений.

– Тогда, может, пива?

Она пошла в кухню и вернулась с двумя бокалами. В моем было что-то экзотическое и иностранное. От ее бокала пахло водкой со слабой примесью тоника.

Я предложил за нее тост. Она потянула меня к софе и уселась очень близко.

– Салют, – пробормотала она. – Я никогда еще не приветствовала привидение.

– Да и сейчас ты этого не сделаешь. Это я, Сюзанна. Во плоти.

– У меня есть глаза, – сказала она тихо, но отчетливо.

– И все же… я должен спросить.

Вопрос был трудный и необычный.

– Давай.

– Сегодня днем я видел телевизионную передачу. Ты говорила, что видела меня мертвым и все такое.

Сюзанна сделала большой глоток, поставила бокал на стол и посмотрела на меня.

От этого взгляда мне стало не по себе. Так же она смотрела на меня много лет назад в крошечной эдемской квартире, когда только начинала. Охотилась за вещественными доказательствами с помощью самого легкого способа, который знала.

– А, – сказала она, словно только что вспомнив, – это…

– Начнем с самого начала, – сказал я. – Когда я увидел тебя по телевизору, ты стояла на улице возле дома, который назывался коррекционным заведением Маккендрика. Где, черт возьми, он находится и какое отношение имеет ко мне?

– Шутишь? Ты пробыл там последние полтора года.

В моей голове что-то сдвинулось.

– Думаю, я бы это заметил, Сюзанна.

– Они тебя переселили туда из Гвинета. Прошел слух, что тебя кто-то хочет убить. Копов в тюрьме не жалуют.

«Нет, нет, нет», – надрывался в голове тонкий голосок.

– Меня поместили в одиночную камеру в Гвинете двадцать с лишним лет назад, – настойчиво сказал я. – И все эти годы я оставался там в крыле для смертников. Никто меня убивать не собирался. Государство не позволило бы лишить себя такой привилегии.

Сюзанна пожала плечами.

– Я адвокат. Не специалист в области смертных приговоров. Это то, что мне сказали. Ты не возражал.

– Я не знал! Бога ради…

Видно, я сказал что-то не то. Сюзанна ждала, когда я успокоюсь.

– В Гвинете тебя усыпили. Для твоей же пользы. Я была свидетелем. Ты был страшно расстроен. На протяжении многих лет. Мы боялись за твое душевное здоровье.

– Меня, невинного человек, посадили в тюрьму за убийство жены и ребенка и приговорили к смерти. Как, думаешь, я мог себя вести? Распевать песни из «Оклахомы»?

Ее глаза увлажнились. Она смотрела в свой бокал. Я почувствовал себя подонком.

– Извини, – сказал я.

Трудно было поверить, что Сюзанне под пятьдесят. Она выглядела на тридцать пять. Но этого мало. У нее и манеры, и непринужденность были под стать.

– Последние два дня мне пришлось нелегко.

Она вздохнула и положила руки мне на колени. Возле меня закачалось дорогостоящее ароматное облачко.

– А каково было мне? Я знаю, что ты не убивал. А убедить в этом других мне не удалось. И ты не помог. Ну что ты говорил? «Я не могу ничего вспомнить». И все равно я всегда верила, что в конце концов вытащу тебя.

Многое нужно было узнать. Я перегнулся к столу, взял бокал, отхлебнул глоток иностранного пива и сказал:

– Я знаю, все так и было. И ценю это. А теперь расскажи, почему ты сказала, что видела меня утром мертвым. Потому что, клянусь жизнью – извини меня, – я это пропустил.

История была такова. Накануне, в одиннадцать вечера, ей позвонил домой представитель коррекционного заведения и сказал, что все пути к подаче апелляции исчерпаны. В восемь часов утра меня умертвят с помощью укола. Это было, конечно, через двадцать часов после того, как меня оттуда увезли.