Земля обетованная - Дэвид Хьюсон

От ее волос исходил восхитительный свежий запах. Я давно забыл, как пахнут женские волосы. Некоторое время спустя я почувствовал кое-что еще, вызвавшее воспоминания: на мою шею скатилась слеза.

Она плотнее прижалась к моей груди. Я крепко закрыл глаза и постарался представить ночь в Гвинете: крики в коридоре, грохот металлических засовов, стоны избиваемых людей.

– Бирс, – снова прошептала она, так близко, что я невольно обнял ее хрупкие плечи и крепко прижал к себе.

Не знаю как – клянусь, понятия не имею, как это случилось, – древние пружины кровати предательски заскрипели.

В ту же минуту по двери забарабанил крепкий кулачок Лао Лао. Она громко кричала:

– Не смейте этого делать. Слышите? Не смейте этого делать!

Мы лежали, не смея говорить. Хихикали, как школьники, которых застукали в коридоре.

Затем, не в силах остановиться, я поцеловал Элис Лун в лоб. Очень легко.

Она удивилась этому не меньше меня. Хотя и не протестовала.

Ее кожа под моими губами была нежной и мягкой. Она не отстранилась, и мне показалось, будто меня кто-то вытащил из могилы и вдохнул воздух в мои старые усталые легкие. Возможно, это было недалеко от истины.

Голова распухла от смеси противоборствующих эмоций: вины и гордости, уверенности и смятения, надежды и отчаяния.

Так больше оставаться не могло. Я знал это. Что может быть проще?

Четверг

Когда я проснулся, в окно струился солнечный свет. Пожалуй, слишком желтый. Такое солнце бывает при умирании дня, а не при его рождении. На крыше громко ворковали дикие голуби. За окном грохотал транспорт, в этом шуме я улавливал раздражение людей, возвращающихся домой.

Я посмотрел на часы, стоявшие у кровати. Четыре часа дня. Я один. Под воздействием наркотика и капли алкоголя проспал, должно быть, около семнадцати часов.

На мне была чистая хлопчатобумажная пижама, за что я был благодарен. Снизу доносился громкий звук телевизора, английский канал, и там, к моему смятению, упоминалось мое имя.

«Ох!» – подумал я и пошел вниз по скрипучим ступеням.

Они обе сидели перед маленьким телевизором. У Элис было испуганное выражение лица. Лао Лао квохтала, словно старая глупая курица.

Выпуск новостей подходил к концу.

– Мне не послышалось? – спросил я.

Лао Лао окинула меня злобным взглядом, взяла пульт и, к моему удивлению, вернула телевизионную программу к началу, словно на магнитофоне.

– Как это вам удалось? – изумился я.

Она в отвращении покачала головой.

Через две секунды начали читать новости. Это была местная станция. Основной новостью была казнь бывшего полицейского, приговоренного к смерти двадцать три года назад.

На экране появилась красавица Сюзанна Аурелио, мой адвокат. Она говорила из места, названия которого я никогда не слышал, – «коррекционное заведение Маккендрика». На глазах Сюзанны были слезы, она качала головой и говорила что-то о жестокости смертного приговора.

– Но офицер Бирс убил свою жену и пятилетнего сына, – возразил ей журналист. – Разве такой человек не заслуживает смерти?

Сюзанна промокнула глаза платочком. Она выглядела как на оперной сцене: шелковые одежды, жемчуг, всхлипывания.

– Многие так думают, Брюс. Но я видела, как этот человек пошел сегодня на смерть. Слушала его признание. Он так раскаивался. Вы видели эти последние мгновения…

– Разумеется, – прервал ее с усмешкой журналист. – Здесь мы должны закончить. Ну а теперь об Ассоциации промышленных рекламодателей…

Лао Лао взяла другой пульт дистанционного управления – коллекционирует она их, что ли? – и отключила телевизор.

– Вот это новость! – сказала она, глядя на меня и качая головой. – Новый ухажер не только старый подонок. Он к тому же и мертвый старый подонок.

Находиться вне мира живых – не такая уж плохая новость. Теперь я знал, что копы – настоящие копы, такие как близнецы Тики и белокурый полицейский из бакалейного магазина – уже не станут в поисках меня рыскать по улицам. Теперь мне надо будет бояться только людей Маккендрика и Стэпа. Первые, в чем я успел убедиться, хотели меня убить. Последние, скорее всего, освободили меня незаконно, надеясь освежить мою память в отношении событий, происшедших двадцать три года назад, либо повесить на меня новое преступление.

Казалось невероятным, что я одержу победу над этими двумя командами. Ведь у меня не было никакой поддержки (за исключением помощи), не было информации, настоящего оружия. Я мог истратить двадцать тысяч долларов на «узи» или другую подобную игрушку и начать жизнь по образцу киношных персонажей Клинта Иствуда. Но это было неправильно. Не мое. Более того, мне стало казаться, что я привыкаю к новому веку. Нынешние люди не сильно отличались от прежних. Они просто стали чуть более жалкими и трусливыми. И излишне полагались на неодушевленные предметы и туманные процедуры, подсказывавшие им, как поступить. Когда я был копом и слышал, что кто-то совершил правонарушение, все было просто. Я ехал в тот дом, стучал в дверь, смотрел преступникам в глаза и громко спрашивал: «Ну?»

Все это я уже обсудил с Элис. То, что она сказала, подтвердило мои впечатления. В этом мире, прежде чем приступить к работе, включали компьютер, искали нужную информацию и слепо ей следовали. Думать не надо, делайте, как написано. Поступайте, как вам укажут. Мне показалось, что это девиз нового века, и я подумал, что мне повезло: осталось маленькое пространство, в которое пещерный человек может бросить зажженный фитиль. У предсказуемых людей имеются предсказуемые слабости, и этим надо воспользоваться.

Была и другая отличная новость. Элис сказала, что никому не ведомо, кто она такая. Ясно, что она права. Если бы Стэп или Маккендрик знали адрес Лао Лао, то явились бы сюда, пока я спал, с оружием. Даже почтальон не приходил, жаловалась Лао Лао своей внучке.

Правда заключалась в следующем. Здесь, на третьем этаже тесной квартиры бабушки Лун, пропахшей мертвыми лягушками и бог знает чем еще, доносившимся из китайской аптеки, мы были в безопасности.

Возможно, Элис и тот, кто стоял за ней, хотели, чтобы мы здесь оставались. Я изо всех сил старался понять, доверяю я ей или нет. Проще всего было бы сказать: нет. Она так медленно рассказывала свою историю, что я знал: многое еще не сказано. Была ли причина для такой сдержанности, этого я не знал. Может, в жизни Элис есть куда больший секрет? Я не мог отделаться от факта, что в ту ночь на Оул-Крик она чувствовала себя как дома и ко всему была готова, а ведь прошло всего несколько часов с тех пор, как меня выпустили из Гвинета. Или, если выразиться точнее, из «коррекционного заведения Маккендрика».

Мой отец всегда говорил, что не следует волноваться из-за проблем, которые ты не в состоянии решить. Он был прав. Надо было мне его больше слушать. За прошедшие три дня в меня стреляли, инсценировали казнь, а теперь по телевидению публично объявили мертвым. Через некоторое время человек становится невосприимчивым к таким вещам. Элис спасла меня от иглы очкастого доктора. Увезла от людей Маккендрика с Оул-Крик. Какие бы секреты ни были спрятаны в этой умной молодой головке, я не хотел подвергать опасности ни ее, ни старенькую Лао Лао.

А для этого придется поработать.

Еще раз посмотрев новости с помощью волшебной серебристой коробочки Лао Лао, я пошел в спальню – якобы подумать. Пока я спал, Элис сходила в магазин и купила мне одежду: хлопчатобумажные штаны, две рубашки и другие практичные вещи, о которых не забудет любая женщина. Я оделся, посмотрел на себя в зеркало и удивился тому, что увидел: на меня смотрел мужчина среднего возраста, не толстый, но и не худой, ничем не примечательный, одетый так, как и положено в двадцать первом веке. Мой вид не бросался в глаза, и Элис, умная, красивая Элис, все для этого сделала.

Через некоторое время я спустился вниз и присоединился к ней. Было шесть часов вечера. Из крошечной кухни, притиснутой к ванной комнате, доносился восхитительный запах китайской еды. Лао Лао суетилась около котелка. Вскоре она пришла с двумя тарелками лапши, мясом и овощами, поставила их перед нами и сказала:

– Даже мертвые люди хотят есть. Мне сейчас надо спуститься вниз, поработать. Я нужна старому Фреду.

Я попробовал еду и на мгновение лишился дара речи. Вкус был полон всеми оттенками и ароматами, которых меня методично лишали в тюрьме. Мне хотелось положить еду в коробку и унести ее с собой, чтобы понюхать, когда станет жалко себя. Впервые подумал, что новый век не такой уж и плохой.

Когда голос ко мне вернулся, я сказал:

– Люди. Она назвала меня «люди». Не подонком. Я делаю карьеру.

Элис кивнула. Она успела сбегать в парикмахерскую и подстричься. Женщины часто это делают, когда им нечем заняться.