Земля обетованная - Дэвид Хьюсон

Она по-прежнему что-то от меня утаивала.

– Почему ты думаешь, что она знала Мириам? Ты сказала, что тебе об этом сообщила бабушка. Потом сказала, что о баре она совсем не говорила. Как-то это все не сходится.

Элис нахмурилась, и вид у нее был виноватый.

– Я солгала. Так получилось. Лао Лао и в самом деле ничего мне не говорила, но время от времени я жила у нее, когда не могла позволить себе снять комнату. Когда ее не было дома, я смотрела по сторонам. Даже китайские бабушки хранят фотографии. Я нашла фотографии мамы вместе с Мириам и твоим мальчиком. На фоне ясного солнечного дня бар со свежевыкрашенной вывеской. У мамы и Мириам такой вид, словно они – владелицы бара.

Еще одна связь с прошлым. Элис просто кладезь информации.

– У тебя сохранились эти фотографии?

– Они у Лао Лао в маленькой комнате, которую она держит для меня. Она не знает, что я их видела. Она бы с ума сошла.

– Мне бы хотелось… – начал я.

– Знаю. Они такие же твои, как и мои. Может, и больше. Бирс, мы не можем целый вечер сидеть в баре. Нам нужно найти место для ночлега. Есть дешевые мотели. Что будем делать?

Мне хотелось еще что-то узнать.

– Ты уверена в том, что эти люди тебя не выследят?

– Можешь не сомневаться. Тот фальшивый коп думает, что меня зовут Дженни Вонг и что я живу в трейперном парке на полуострове Пейтон. Я же не дура.

– Да я в этом и не сомневался, – сказал я и осторожно спросил: – Может, Лао Лао пустит нас переночевать? Я буду спать на полу. Где скажут. Мне хочется увидеть эти фотографии. Если я поговорю с ней…

Она неудержимо рассмеялась. Такой я ее еще не видел. Мне страшно захотелось, чтобы у меня были сейчас приличные цветы.

– Ты не можешь называть ее Лао Лао, – сказала она, нахохотавшись. – Это означает «мамина мама». Я могу так к ней обращаться, а ты – нет.

– Как мне ее называть?

– Не знаю. Я туда мужчин не приводила. Может, «бабушка»? Если в твою сторону полетят ножи, будешь знать, что ошибся.

Мы ехали по пустынным улицам, мимо пустых дребезжащих трамваев, в неоновые джунгли Эдема, превратившегося в Чайнатаун, и мне пришла в голову еще одна мысль.

– У меня вопрос, – сказал я, глядя на лениво ползущий в парк пустой трамвай. – Как ты меня нашла?

– Пиво тебе лучше не пить, Бирс. Я это уже говорила. Одна из моих знакомых девушек в баре слышала, что они кого-то разыскивают.

– Нет, я хочу понять, как ты сегодня меня отыскала. У Шелдона.

Должно быть, я показался ей чересчур подозрительным.

– Ах это…

Она сунула руку в сумку и вытащила что-то. Мне это показалось похожим на одну из странных маленьких коробочек нового века. Из этих коробочек торчат провода с наушниками. Я начал привыкать к ним. Когда-нибудь выясню, что они собой представляют.

– Это просто. Ты можешь купить эти штуки в аптеках. Они незаметны. Я прицепила одну из них к тебе, когда ты пошел к реке, потому что мне не понравилось хитрое выражение твоего лица. Я знала, что теперь ты от меня не скроешься. Сегодня. Завтра. В остальные дни. Ты теперь от меня не уйдешь, Бирс. Никогда.

Я принялся отряхивать свой дешевый костюм, кляня современный мир на все лады. Проклятого жучка найти не удалось. Я страшно завелся.

Затем заметил, что она снова смеется.

– Хорошая шутка, – рявкнул я.

– Ты сам напросился, – пожала плечами Элис.

– Спасибо. Ну и как же?

Мы оказались в глубине Чайнатауна. В одном из мест, в которые белые люди ходят не часто, и не потому, что опасно, а потому что местные рестораны подавали еду – куриные лапки, тысячелетние яйца, – такой еды добропорядочные белые люди сторонились.

– Послушай и учись, – сказала она и припарковала автомобиль. – Я знала, что ты ехал в этот промышленный район, потому что вниз по течению реки больше ничего нет. Вот и отправилась сюда, постучалась в несколько домов. Спросила, не видел ли кто человека, похожего на актера массовки из эпизода «Досье детектива Рокфорда». Недолго искала.

– Ах вот оно что. А я об этом и не подумал.

– Со временем бы догадался, – сказала она.

Трудно было сказать, сколько лет бабушке Элис Лао Лао. Это была маленькая, кругленькая женщина с крошечными глазами, сиявшими на лице в форме увядшей дыни. Черные волосы казались скопированными с головы Дэйви Джонса из рок-группы «Манкиз». Квартира находилась на верхнем этаже трехэтажного здания. Дом покосился. Первый этаж пропах сушеными змеями и аэрозолями.

На бабушке было темное старое платье с цветочным рисунком и ярко-розовый передник из полиэфирного волокна.

– Очень любезно с вашей стороны, бабушка, – сказал я и протянул руку с оставшейся поблекшей розой. – Я – мы – очень вам благодарны.

Она осмотрела меня с ног до головы и произнесла с сильным акцентом:

– Никакая я тебе не бабушка, подонок. – Голос, казалось, проходил сквозь несколько пачек табака. Затем обратилась к Элис: – И почему с тобой каждый раз подонки? Не можешь, что ли, найти себе нормального человека?

Она бросила в мою сторону неодобрительный взгляд.

– Этот к тому же и старый. О гос-споди…

По-видимому, момент для поцелуя в щечку и легкой болтовни о прискорбном состоянии мира еще не пришел. Глаза у меня закрывались сами собой, поэтому я лишь хмыкнул что-то неопределенное и спросил, где можно прилечь.

Комната была размером с обувную коробку. В ней стояла всякая дребедень, шкафы с китайскими книгами и крошечными картинами. Скрипучая двуспальная кровать, рядом, на полу, вытертый коврик.

Элис последовала за мной и затворила дверь.

– Можно мне посмотреть фотографии? – вспомнил я.

– Тебе не терпится?

– Я ждал двадцать три года.

Она тихонько выругалась и взяла конверт из пластиковой коробки.

– Вообще-то в душе я терпеливый человек.

Она молчала – и правильно делала.

Всего было шесть фотографий. Мириам и Мэй Лун стояли возле бара с яркой вывеской «Сестра дракона». На лице матери Элис не было косметики. Она стояла, улыбаясь перед камерой. Простая, элегантная красота, не нуждающаяся в искусственной помощи. Мириам тоже была красива, но это я и сам знал. На женщинах была одинаковая одежда. Яркий блестящий шелк, расшитый цветными змейками. На Мэй розовое платье, на Мириам – белое. У платьев был разрез на боку. На двух фотографиях женщины демонстрировали ноги. На одной фотографии я увидел Рики, он был немного смущен. Немудрено. В нашем доме таких платьев никогда не было. Мириам не покупала ничего китайского. Никогда она не позировала так перед фотокамерой. Снимал их, должно быть, Джонни Лун. Фотографии вызвали во мне чувство неловкости.

Я сидел на коврике скрестив ноги и смотрел на фотографии так долго, что потерял счет времени. Элис вернулась в ночной рубашке и принесла мне длинную голубую хлопчатобумажную пижаму, большое пушистое полотенце, одноразовую бритву и крошечный одноразовый набор для чистки зубов. Я отложил фотографии, а она отвела меня в ванную, я привел себя в порядок, и, вернувшись, снова уставился на снимки.

Внизу Лао Лао смотрела по телевизору китайский канал. Звук она включила на полную громкость.

– Я буду спать на полу, – сказал я. – Это полезно для моей спины.

– Бирс, – позвала она тихо с кровати.

– Нет, Элис. Пожалуйста. Я устал, расстроен, разбит после пива и бог знает чего, что в меня вкололи. Хочу закрыть глаза и провалиться в небытие.

В моих ушах снова зазвенели слова Мартина-медика.

«Какие сны в том смертном сне приснятся?»

Кайл Маккендрик, разумеется, не баловал собеседника цитатами из Шекспира. Я это понимал и импровизировал, когда сказал Элис, что в этой игре участвуют две команды. Однако чем больше думал, тем больше в этом убеждался. Одну сторону представлял Кайл, другую – Степ, старый, добрый Стэп.

Был и третий участник. Копы. Даже в этом новом мире они должны были проявлять интерес к осужденному убийце, незаконно, по их мнению, вышедшему из тюрьмы.

Я поднял глаза и посмотрел на Элис, молодую, настрадавшуюся Элис. Она напоминала человека, у которого по непонятной причине земля постоянно уходила из-под ног.

Интересно, в какой из этих трех команд она работает?

– Бога ради, – сказала она сердито. – Это не последняя ночь. Нам нужен хороший сон. Кто знает, с чем придется иметь дело завтра?

– Бирс? – снова прошептала она.

– О господи, – простонал я. – Кто говорил о хорошем сне?

– Я просто хочу, чтобы меня кто-то держал за руку, и все, а кроме тебя здесь больше никого нет.

– Ты мне льстишь.

Я положил на нее руку да так и оставил. Она придвинула ко мне голову. Вот и все. Мы лежали так целомудренно, потому что других мыслей у нас не было. Могу сказать это совершенно честно. Двадцатишестилетняя Элис была сильной женщиной, но не такой сильной, как думала, поэтому ей требовался простой физический комфорт.