Смерть пахнет сандалом - Мо Янь

интересно наблюдать именно реальную жестокую схватку. Я надеялся, что отец сможет решительно выступить против начальника Цяня, и оба не станут уступать. Они ходили друг против друга кругами, все быстрее, все яростнее, от отца вздымался черный дымок, от начальника Цяня – белый пар. Из главного зала они переместились во внутренний дворик, оттуда – на улицу, кружили и кружили, у меня даже в глазах зарябило. Тела зверей завертелись волчком, в конце концов они слились воедино. В черном появилось белое и покатилось, как яйцо. В белом образовалось черное и свилось в веревку. Они метались по двору с востока на запад и с юга на север, то забираясь на крышу, то скатываясь в колодец. Вдруг раздался громогласный гул, задрожали горы, забурлило море, кроль поспешил покрыть крольчиху, и, наконец, все успокоилось. Белый тигр и черный барс, высунув языки и зализывая раны на плечах, сидели по-собачьи в половине чжана друг от друга. От этой великой схватки тигра и барса у меня в глазах все померкло, я исполнился и восторга, и ужаса, все тело покрылось испариной. Но победителя они так и не выявили. Пока звери грызлись, сплетясь в один клубок, мне очень хотелось помочь отцу-барсу, но вмешаться было невозможно.

Начальник Цянь злобно смотрел на моего отца, на его лице играла презрительная улыбка. Отец с точно такой же презрительной улыбкой не сводил лютого взгляда с начальника Цяня. Мой отец по большей части избегал заглядывания прямо в глаза начальнику уезда, того самого начальника, который избил до полусмерти Сяокуя. Мой отец – настоящий барс, настоящий осел, настоящий бык. Когда пересекаются взгляды таких двух людей – это как скрещиваются мечи в поединке. Чик, чик! Только искры летят в разные стороны. Попали они и мне в лицо, несколько больших волдырей у меня сразу вскочило. Но отводить взгляд никто не хотел. У меня сердце прямо в горле засело, только раскрой рот и выскочит, упадет на землю, тут же превратится в дикого зайца и, задрав хвост, вприпрыжку удерет со двора, выбежит на улицу, за ним погонятся собаки, но сердце-заяц бегает быстро и умчится на южный склон пощипать зеленой травки. Ах, какая травка, трава-мурава, наедайся вдоволь и с удовольствием, наращивай жирок, чтобы по возвращении в грудную клетку не поместиться. Вижу, как мускулы зверей напряглись, потихоньку показались и таящиеся в лапах когти. В любой момент они готовы были броситься вперед и откусить друг у друга кусок величиной с яйцо. Именно в этот напряженный момент из внутренних покоев вышла моя жена, внося лезущие в нос ароматы, цветущую, как розы, улыбку, раскинувшиеся во все стороны ажурные локоны. Вихляет бедрами, будто веревку вьет. Перед глазами мелькнул ее истинный облик, но он тут же затерялся в ее коже, белой и нежной, ароматной и сладкой. Жена делано опустилась на колени и голосом слаще меда, кислее, чем уксус, произнесла:

– Смиренная Сунь Мэйнян почтительно представляется господину начальнику уезда!

Своим коленопреклонением жена тут же истощила силу начальника Цяня. Взгляд его заблуждал, он закашлялся, как простуженный козел. Было ясно, что этот кашель притворный. Я хоть и дурак, но тоже смог разглядеть это. Он смотрел на жену искоса, не смел смотреть ей прямо в глаза, не смел задерживать на ней взгляд, его взор прыгал туда-сюда, как саранча, и со стуком натыкался на стены. Лицо у него, бедняги, дергалось, не знаю, то ли от смущения, то ли от страха. Он без конца повторял:

– Не надо церемоний, не надо церемоний, поднимись, поднимись…

Встав, моя жена сказала:

– Говорят, господин посадил в тюрьму моего отца, требует у иностранцев большую награду. А я было приготовила собачатину с шаосинским, собралась отнести господину, чтобы поздравить!

Начальник Цянь хохотнул, надолго задумался, потом ответил:

– Как чиновник на содержании императорского двора разве я могу работать не с полной ответственностью?

Моя жена залилась хохотом, безо всякого страха подошла, ухватила начальника Цяня за черную бородку, повертела его толстую косу. Мама, что же ты меня не родила с такой толстенной косой? Потом подошла к сандаловому креслу, не зная ни закона земли, ни велений Неба, встала за ним и ухватила за косичку уже моего отца.

– Только посмотрите друг на друга: один – мой названый отец, другой – отец моего мужа. Названый отец арестовал моего родного отца и хочет, чтобы отец моего мужа убил его. Названый отец, отец моего мужа, жизнь моего родного отца – в ваших руках!

Проговорив эти безумные слова, жена отбежала в угол и стала сквозь рыдания давиться сухой рвотой. Болея душой за нее, я конфузливо подошел и стал гладить ее по спине:

– Женушка, ты что хочешь, вытянуть из них всю бодрость духа?

Жена выпрямилась и с полными слез глазами яростно бросила:

– Болван, у тебя еще хватает совести задавать мне такие вопросы? Я для продолжения вашего рода забеременела незаконным ребенком!

Ругая меня, жена не сводила глаз с начальника Цяня. Взгляд отца же был устремлен на крышу. Наверное, рыскал там глазами в поисках обосновавшегося на кровле большого геккона. Начальник Цянь был совсем не в своей тарелке и ерзал задом, словно маленький мальчик, сдерживающий понос. По голове у него скатывались капли пота. Вперед вышел и согнулся в поклоне советник Дяо:

– Господин, нам стоит совершить сначала служебные дела, его превосходительство Юань в главном зале ждет ответа!

Начальник Цянь утер рукавом халата пот с лица, разгладил растрепанную моей женой бородку, снова откашлялся по-козлиному, потом со спокойным лицом, хотя и с крайней неохотой, поклонился отцу:

– Если я не ошибаюсь, вы и есть знаменитый Чжао Цзя, бабушка Чжао.

Держа двумя руками четки из сандалового дерева, отец встал и гордо сказал:

– В силу того, что у простолюдина Чжао Цзя в руках четки из сандалового дерева, которые ему собственноручно пожаловала нынешняя императрица, простолюдину Чжао Цзя не полагается вставать на колени перед почтенным начальником.

С этими словами отец высоко поднял эти будто тяжелые, как железная цепь, четки высоко вверх, словно ожидая чего-то.

Начальник Цянь отступил на шаг, сдвинул вместе ноги, привел в порядок широкие рукава, отбросил их, упал на колени, стукнулся лбом об пол и слезно воскликнул:

– Верный слуга, начальник уезда Гаоми Цянь Дин желает императрице долгой жизни!

Потом он встал и сказал:

– Не я осмеливаюсь утруждать нефритовые стопы бабушки. Вас приглашает к себе генерал-губернатор провинции Шаньдун его превосходительство Юань.

Не обращая внимания на слова начальника Цяня, мой отец, перебирая руками четки и высматривая геккона на крыше,