Никто не выйдет отсюда живым - Хопкинс Джерри

Полицейские арестовали также журналиста из “Village Voice” и фотографа из журнала “Life”, неумышленно гарантируя Джиму максимум рекламы.

Через несколько дней Джим сидел на полу в офисе “Doors” среди завала из фанатских писем, вырезок из газет и журналов за две недели, и последней выборкой из рекламы “Doors”. Джим развернул статью, написанную кинокритиком из “Los Angeles Free Press”.

Эй, – сказал он минутой позже, – кто-нибудь из вас, ребята, читал, что говорит о нас Джин Янгблад?

Присутствующие в комнате подняли глаза. Джим самодовольно улыбался.

Он говорит, я цитирую: ““Beatles” и “Stones” – для проветривания ваших мозгов. “Doors” для следующего этапа, когда ваша крыша уже отъехала”.

Джим выпрямился, будто он читал с дощечки.

Слушайте, что он говорит о музыке. “Музыка “Doors” – это музыка произвола. Это не притворство. Она исследует тайны истины. Это авангард в содержании, если не в технике: она исследует безумие, которое присутствует в каждом из нас, порочность и мечты, но она исследует всё это в относительно традиционных музыкальных формах. В этом её сила и её прелесть – прелесть, которая ужасает.

Музыка “Doors” больше сюрреалистическая, чем психоделическая. Это больше боль, чем кислота. Больше, чем рок – это ритуал, ритуал психосексуального заклинания. “Doors” – маги поп -культуры. Моррисон – ангел, самоуничтожающийся ангел”.

Джон Денсмор взял вырезку из рук Джима и заглянул в неё.

Эй, – сказал он, – в первом абзаце он говорит, что был потрясён, когда он вошёл в зал: мы играли “Лошадь терпит”.

Все собрались вокруг, подбираясь к вырезке.

Посмотрите, – сказал Билл Сиддонз. – Говорят, ““Doors” может обеспечить немедленное просветление через секс ”.

На десять минут последовали шутки и смех. Через несколько месяцев Джим скажет, что

Янгблад был первым, кто действительно увидел в нём самое главное.

Затем прямо перед Рождеством, накануне их первого концерта в “Shrine”, Рэй и Дороти попросили Джима и Памелу быть свидетелями на их свадьбе.

Классно! Когда Рэй?

Сегодня днём… в Сити-Холле.

В ту ночь Джиму пришлось обкуриться не на сцене, так как он хотел всю ночь петь баллады для новобрачных.

Глава 6

Джим жил в десятидолларовой комнате в мотеле “Alta Cienega” – двухэтажном на фоне гор доме из почти одинаковых комнат; тропинка оттуда вела на Сансет Стрип. На несколько лет этот мотель станет центром мира для Джима Моррисона.

Это место было удобно, когда у Джима не было машины или когда у него за пьянство отбирали права. Отсюда всё было на расстоянии пешей ходьбы – даже по лос-анджелесским меркам. Новый офис “Elektra” и студия звукозаписи находились меньше, чем в ста метрах вниз по бульвару Ла Сьенега – широкой авеню, известной как Ресторанный Ряд – здесь Джим обедал сотни раз. Ещё ближе был собственный офис “Doors” и три любимых бара Джима.

Джим жил в комнате №32 на втором этаже. Сейчас он лежал, растянувшись поперёк зелёного синельного покрывала на скомканной двойной кровати.

Около маленького телевизора, спиной к крошечной ванной комнате, стояла девочка лет 17 или 18.

Джим выпил пиво и бросил банку в пластмассовое ведро, стоявшее рядом с со вкусом одетой блондинкой, но промахнулся.

Следом он бросил на пол книгу “Происхождение и история сознания”.

Чёрт с ней. – Джим отрыгнул. Взглянул на девочку. Приподнял подбородок, дав ей знак подойти к кровати. Она была его случайной знакомой с прошлой ночи; он выслушал всю историю её жизни, затем “трахнул её через зад”, и теперь ему было скучно.

Покажи мне свои руки, – сказал он.

Девочка протянула свои руки. Джим взял одну руку за запястье и начал снимать кольца с её пальцев. Он был груб. Она закричала от боли.

Дай другую руку, – приказал он, ещё не закончив с первой.

Она заколебалась. Он сжал её запястье и повторил приказ. Она подчинилась, и он снял все остальные кольца, порой срывая их вместе с кожей.

Затем он отпустил её. Он держал кольца в одной руке, а другой, перегнувшись через кровать, вытащил из бумажной коробки ещё одну банку пива и приказал девочке открыть её. Она подчинилась.

Неожиданно раздался стук в дверь.

Да? – сказал Джим раздражённо. – Кто там?

Это секрет, – донёсся дразнящий женский голос.

Джим сразу узнал этот голос.

Почему ты пришла так рано, я не одет, – сказал он.

Джим, я так далеко сюда шла, а теперь ты даже не хочешь меня впустить.

Сейчас, Пэм, дорогая, я занят.

Джим, я знаю, у тебя там кто-то есть. Я знаю! Я не могу поверить, что ты опять этим занимаешься. Ты отвратителен.

Джим молчал.

Джим, я приготовила на ужин великолепную баранью ногу в духовке, а живу я теперь…

Джим перебил её.

Ну, послушай, здесь совершенно ненормальная девчонка, Пэм, она просто лежит на кровати, раскинув ноги, и я не знаю, что делать.

Ты отвратителен, Джим Моррисон, и я ухожу!

Но Пэм, дорогая, это твоя сестра Джуди. Тебе не стоит сходить с ума.

Джим обернулся к девочке в комнате и извинился, что там не было задней двери, чтобы выйти через неё. “И нельзя уйти через окно, здесь шесть метров до земли”. Он огляделся вокруг. “Может быть, ты встанешь в душ?”

Памела позвала его.

Я хочу видеть её, Джим.

В коридор вышла горничная и начала ругаться с Памелой, говоря, что та производит слишком много шума и что ей нужно уйти. Джим натянул на себя рубашку и штаны и вышел из комнаты.

Да, Пэм, дорогая, – сказал он, обняв её за плечи, – я обманул тебя, там не было твоей сестры. – Джим протянул ей руку, показывая кольца. – Смотри, – сказал он, – это тебе. Мне их подарила одна из фанаток.

Памела взяла бирюзовое кольцо, надела его на палец, а остальные положила в карман. Они подошли к машине Памелы и сели в неё.

Это была типичная сцена. Джим был способен на нежность и жестокость с интервалом всего в несколько минут. Для некоторых он становился этаким “ласковым плюшевым медведем”.

Всех он уверял в любви, и это была правда момента. Но в отношении многих, включая Памелу, эти заверения выдерживали испытание на прочность.

Чтобы загладить вину, Джим сказал Памеле, что возьмёт её с собой в Лас-Вегас – вместе с Бобом Гавером и его подружкой. Гавер был автором грубого, но сильного стодолларового смешного романа “Непонимание” о наивном белом студенте колледжа и о недоверчивой и очень меланхоличной чёрной проститутке. У Гавера был контракт с “New York Times Magazine” о написании рассказа, в котором он должен был изобразить Джима творением кукольников Маккиавелианского Голливуда. Когда же он настоял на том, чтобы Джим появился там собственной персоной, его убрали из рассказа, но к тому времени эти двое успели стать приятелями, разделяя любовь к книгам, женщинами алкоголю. Одно время Гавер жил в Вегасе, и он сказал Джиму, что хотел бы показать ему неизвестную туристам сторону жизни города. Как и следовало ожидать, однако, Джим с Памелой поссорились, и Джим уехал в Вегас без неё.

Джим и другие вышли из машины Гавера, остановившейся на пустынном месте в вечернюю жару, и мельком взглянули на шатёр ночного клуба: “Pussy Cat a Go Go Presents Stark Naked and the Car Thieves”. Джим засмеялся и с важным видом прошествовал через автостоянку. Он пил с полудня, а сейчас было около десяти часов. Он оглянулся на свою компанию и, поднеся пальцы к губам, сделал шумную затяжку из воображаемой сигареты с марихуаной.

Хочешь ударить? – спросил он.

Охранник сделал шаг назад, как бы отталкиваясь, затем прыгнул вперёд, одновременно вытаскивая дубинку.

Эй, подождите! – вышел вперёд один из приятелей Джима, протестуя.

Охранник опустил дубинку на ближайший череп, затем повернулся и ударил Джима. Джим, казалось, больше удивился, чем обиделся, хотя кровь стекала по щеке, а охранник снова бил его.

Вскоре приехала полиция и забрала Джима и Гавера – двоих с самыми длинными волосами, сделав чёрно-белые фотографии в фас и в профиль.