Никто не выйдет отсюда живым - Хопкинс Джерри

Клара рано приехала на концерт, и услышала замечание Билла:

Что-то не в порядке с РА* [*РА – 1) аппарат; 2) личный счет]?

Клара не знала, что такое РА, но спросила:

Что вы имеете в виду? Что не в порядке? Где Джим? Что случилось с личным счётом моего сына?

Тем вечером Клара и Энди стояли у сцены рядом с Тоддом Шиффманом, который уверял их, что они встретятся с Джимом после концерта. Клара была ошеломлена, а Энди смутился от того, как в тот вечер Джим спел “Конец”. После вопля “Мать? Я хочу… ТРАХНУТЬ ТЕБЯ!” он бросил незаметный взгляд на мать, и потом прокричал эту фразу ещё раз, теперь показывая зубы.

После концерта Тодд отвёл Клару и Энди в гостиничный номер, где, как им сказали, Джим ждал с ними встречи, но там он признался, что Джим уже уехал в Нью-Йорк, чтобы участвовать в Шоу Эда Салливана.

Каждую ночь за кулисами театра Эда Салливана на Пятьдесят четвёртой улице творился бедлам. Иногда там бывало более ста человек гостей, плюс обслуживающий персонал. В коридорах и гримёрках раздавались звуки настройки, шум микрофонных стоек, сопрано, чечётка, а персонал разносил кушанья, пытаясь организовать неуправляемую толпу.

В своей гримёрке “Doors” обнаружили Боба Прехта. Это был зять Эда Салливана, столь же приятный, как и хозяин шоу.

У нас есть маленькая проблемка, – сказал Прехт, держа кольцом указательный и большой пальцы правой руки. – Ничего важного, но…

Четверо “Doors” перебросились вопросительными взглядами.

Это по поводу песни “Зажги мой огонь”, которая, на мой взгляд, просто замечательна.

“Doors” по-прежнему молчали.

Так вот, по радио – наше шоу передают по радио – то есть, я имею в виду, CBS, нельзя петь слово “higher”. Я знаю, это глупо, – он драматически пожимал плечами и жестикулировал, – но мы должны будем слегка переделать песню. – Он вытащил из кармана пиджака клочок бумаги и прочитал: – Это строчка “Девочка, мы не сможем достичь ещё большего кайфа”.

Джим и остальные не удивились. Разве их собственная компания звукозаписи не вырезала слово “high” из песни на первом альбоме? Джим также знал, что неделей раньше на другой программе CBS подвергли цензуре Пита Сигера – в популярном шоу братьев Смотерсов, и что сам Прехт лично подверг цензуре Боба Дилана – тоже в шоу Эда Салливана.

Да, – сказал Джим, – я думаю, мы сможем спеть другую строчку.

Прехт широко улыбнулся, сказал “Doors”, что они классные ребята, вприпрыжку побежал к двери раздевалки и позвал своего тестя. Прехт называл его “мистер Салливан”.

Вы, ребята, кажетесь великими, когда улыбаетесь, – сказал Салливан. – Не будьте такими серьёзными.

Джим, прищурившись, взглянул на телевизионного импрессарио и сказал:

Ну, мы-то из разряда мрачных групп.

Когда Прехт и Салливан вышли из комнаты, Джим и остальные обменялись взглядами. Хорошо. На репетиции они споют новую строчку, а потом, на концерте, они споют оригинал.

В контрольной комнате, когда это случилось, Боб Прехт начал кричать от злости.

Ты не можешь этого сделать! – кричал он на крошечную картинку в телемониторе перед собой. – Вы, чучела, умерли на этом шоу! Вы никогда больше здесь не выступите!

После шоу он подошёл к ребятам, подвывая:

Вы обещали мне, ребята, вы же обещали…

Вот это да, – сказал Джим, пожимая плечами, – я думаю, мы совершенно обо всём забыли от возбуждения.

На той же неделе была вечеринка в винном погребе “Delmonico’s” – дорогом ресторане на Парк Авеню. Приходили известные журналисты и редакторы, были там и ведущие радиопрограмм, а также Стив Пол (хозяин “Scene”) и Энди Уорхол. Сидел, потягивая вино с Глорией Стэйверс, Дэнни Филдз. Приходили сюда выпить плохие и хорошие группы. Джим напился пьяным, и бросался в девушек кубиками льда. Дэнни предложил закрыть бар. Джим протестовал. Он хорошо знал, в чью честь была эта вечеринка, и открыл бутылку шампанского, отбив у неё горлышко о край стола. Он продолжал в том же духе, вытаскивая с полок бутылки марочного вина, разбивая их, поднимая и предлагая их собутыльникам.

Его поведение не изменилось и после вечера. Энди Уорхол подарил Джиму Французский телефон из слоновой кости с золотом. Вскоре Джим уже сидел на заднем сидении лимузина вместе со Стивом Полом, Глорией и Дэнни. Когда лимузин завернул за угол Пятой Авеню на Пятьдесят третью улицу, Джим высунулся из окна и выбросил в мусорный ящик Французский телефон, крича на проезжающие мимо машины.

Было около трёх часов ночи, и Джим решил заодно достать и Джека Холзмана – за то, что тот не был на вечеринке. Джек не видел причины для своего появления там, так как для его клиентов всё шло удачно – действительно, ведь это был вечер по случаю успеха “Зажги мой огонь ”, и он должен был сыграть роль официального посвящения “Doors” в “звёздность” на журналистской вечеринке. Ясно, что Джек хорошо сделал своё дело, так почему же он должен был там присутствовать? Вскоре ему пришлось понять, что он ошибся.

Громким, искажённым виски голосом Джим приказал водителю лимузина ехать по адресу Холзмана в Челси. Глория вздрогнула, Дэнни переспросил Джима, чего он хочет, а Стив умолял выпустить его, чтобы поймать такси. Джим не обращал на них внимания.

Около дома Джека Джим настоял, чтобы все они сопровождали его к дверям шикарных апартаментов Джека. Он попытался позвонить ему снизу, но из квартиры Джека никто не ответил, и он стал звонить во все остальные квартиры, пока какой-то рисковый сосед не провёл компанию через чёрный ход.

У двери Джека спектакль, разыгрываемый Джимом, перешёл от упорных звонков в дверь к тому, что Джим стал ломиться в дверь всем своим потным от пьянства телом. Упав в итоге на пол, но так и не получив ответа, Джим вспорол в коридоре половину ковра и затем с шумом повёл свою компанию вниз через восемь пролётов лестницы в мраморный вестибюль, где он осторожно и методично выпроводил их всех на улицу.

Потом “Doors” снова отправились на Запад.

Список “А” в рекламном бизнесе – это журналисты и издания, упоминание в которых наиболее важно для артистов. Это – “Time”, “Newsweek”, “The New York Times”, а в 1967-м году ещё и “Saturday Evening Post”, “Life” и “Look”. Для “Doors” список “А” был шире, чем для других ведущих групп, потому что потенциально они обращались к более широкой аудитории. Это значило, что их список “А” растягивался от “Times” до андеграундной прессы, от “Vogue” до журнала “16”.

Он делал прекрасные подарки пишущей братии, – говорит Дэнни Филдз, – агент “Elektra”. Он был таким сильным. Он давал великолепные интервью и сыпал легендарными цитатами. Он буквально бросался ими. И журналисты начали писать о нём. Он заставлял их получать от этого удовольствие. Поэтому они не смеялись над ним. Они воспринимали его совершенно серьёзно.

Джим и остальные “Doors” хотели, чтобы их воспринимали серьёзно. Поэтому их интервью звучали весьма похоже на колледжские анекдоты. Интервью представителю “Newsweek” в Лос -Анджелесе в октябре, когда они вернулись из Нью-Йорка, было тому хорошим примером. “Есть вещи, о которых вы знаете, – говорил Рэй, цитируя Джима, – и вещи, о которых вы не знаете, вещи известные и неизвестные, а между ними двери – это мы”. Позднее эти слова будут приписаны Уильяму Блэйку.

“ Это поиски, – говорил Джим, – открывание одной двери за другой. Здесь нет ещё последовательной философии или политики. Чувственность и зло – сейчас это привлекательный для нас образ, но мы воспринимаем его как змеиную кожу, которая будет когда -нибудь сброшена. Наша работа, наши концерты – стремление к метаморфозе. Вот сейчас я больше интересуюсь тёмной стороной жизни, злом, обратной стороной Луны, ночью. Но в нашей музыке это проявляется так, будто мы ищем, стремимся, пытаемся прорваться насквозь, в некое более чистое, более свободное царство.

Это как ритуал очищения в алхимии. Сначала вы должны пройти через беспорядок, хаос, возврат к первородным страданиям. При этом вы очищаетесь и находите новый источник жизни, который всю её изменяет, изменяет суть и саму личность, пока в конце концов, с надеждой, вы не разберётесь в этом и не согласитесь со всеми этими дуализмами и противоположностями. После этого вы говорите уже не о добре и зле, а о чём-то неопределённом и чистом. Наша музыка и мы сами, как видно по концертам, ещё в состоянии хаоса и беспорядка с, может быть, зарождающимися элементами чистого начала. Недавно, когда мы появились на сцене, это стало сливаться воедино”.