Шпага чести - Владимир Лавриненков

Марселю в силу возможностей помогал Пьер Пуйяд. Брал на выбор то одного, то другого инспектируемого и поднимался с ним в небо. Однажды майор ушел в полет с очень юным на вид младшим лейтенантом Лораном, прибывшим из Мадагаскара. Пару застала гроза, пилоты потеряли друг друга. Пуйяд вернулся, Лорана нет. Что случилось? Ввязался в схватку с противником и сбит? Заблудился? И то и другое худо. Молодой пилот еще не освоил район, не знает, где проходит линия фронта, может сесть на захваченную врагом территорию.

А Лоран, оказавшись без ведущего, не решился сам искать аэродром; летал по кругу с надеждой, что командир увидит его. Распрощался с этой надеждой, как только взглянул на топливомер — горючее было на исходе. «Само собой разумеется, столько же бензина и в баках командирского самолета. Так что рассчитывать не на что: чуда не произойдет». Лоран вынужденно посадил машину на первом попавшемся бугристом поле, сломав шасси и винт.

Весть о его местонахождении долго пробивалась в полк. Здесь уже смирялись с мыслью, что молодой пилот пропал без вести, так ни разу и не побывав в грозном бою. А когда узнали, что Лоран жив, обрадованные, сразу же снарядили к нему грузовик.

Летчик невредим, «як» прибуксирован, а летать Лорану не на чем: все истребители заняты.

Пуйяд вопросительно смотрит на Агавельяна, тот придирчиво оглядывает машину.

— Постараемся восстановить, — говорит старший инженер, в раздумье растягивая слова.

— Как быстро?

— Если не к утру, так к завтрашнему вечеру.

Пуйяд недоверчиво покрутил головой. Он знал, что загвоздка не только в основательном ремонте, но и в запасных частях, которых не было.

— Сделаем все возможное и невозможное, — вторично заверил Сергей Давидович.

Поздним вечером в штабе полка раздался телефонный звонок. На другом конце провода — генерал Захаров.

— Срочно примите меры к сохранению техники. Есть данные о том, что на рассвете ваш аэродром подвергнется бомбардировке…

Этого еще не хватало!

Пуйяд срочно разыскал Агавельяна. Тот, услышав распоряжение, за голову схватился:

— Вай-вай, как все успеть? Куда машины девать? Позади — деревня, впереди — река, слева — голая степь, справа — овраг.

Пуйяд понимал старшего инженера. Однако знал и другое: Сергей Давидович найдет выход из сложного положения.

Ночь была тревожной. Никто не мог уснуть, все чутко прислушивались к любому шороху ветерка.

Еще не зажглась заря, когда в небе раздался прерывисто завывающий гул «юнкерсов». Летчики в ярости сжимали кулаки — в темноте они были бессильны. А гитлеровцы, зная это, спокойно зашли на аэродром, сбросили светящиеся авиационные бомбы. Те повисли над летным полем, ярко осветив все вокруг. Но фашисты не увидели ни одного истребителя. Их как будто корова языком слизала. Бомбардировщики пометались в поиске целей, поревели двигателями и убрались несолоно хлебавши. Решили, что произошла ошибка в разведывательных данных или дали маху в собственных расчетах. Когда же совсем рассвело, даже французы оторопели: «яков» на прежних местах не оказалось.

Пуйяду ночью передали доклад старшего инженера о том, что самолеты надежно укрыты, но где именно, посыльный не сообщил. А в степи несколько позже авиамеханики начали разбрасывать копны сена. Только теперь все удивились: вчера-то их не было там.

Пуйяд отправился на поиски Агавельяна, чтобы в знак благодарности пожать ему руку, а тот встретил его словами: «Товарищ командир, самолет Лорана восстановлен».

Командир полка заключил своего заместителя в объятия и трижды, по русскому обычаю, поцеловал.

— Таких инженеров я никогда раньше не встречал, — признался Пьер, вытирая выступившие слезы. — Как вам удалось все это проделать? Как управились?

— Был ваш приказ, — ответил Агавельян. — А вот и «як» Лорана.

— Откуда запасные части?

— Со сбитого самолета соседнего полка. Он упал в десяти километрах от нас.

— Снова придут жаловаться?

— Обещали вечером приехать.

— Что же я скажу на сей раз?

— То же самое, что и в прошлый: объявите мне десять суток ареста. Жалобщики, как и прежде, уйдут довольные. Мы же имеем исправный самолет.

— А если потребуют обратно винт и стойки шасси?

— Обещайте вернуть все на второй день после Победы.

— Ну и хитер же ты, инженер. Хитер и на язык остер.

Ходоки из соседнего полка к вечеру действительно явились. Кричали, требовали прекратить «грабеж» Агавельяна. Убыли, утешившись наложенным на него взысканием. Но про себя подумали: «Нам бы такого инженера, горя с запчастями не знали бы».

Пуйяд действительно не знал такого горя. Сергей Давидович правдами и неправдами создал в полку склад, месяцами позволявший выходить из положения, не надеясь на скудные плановые поставки. Узнали об этом в вышестоящем штабе — прислали специальную комиссию, наделавшую много шума. Но в конце концов веские доводы о постоянной боеготовности «Нормандии» взяли верх. После этого никто не перечил даже тогда, когда Агавельян ухитрялся комплектовать «чужими» хорошими специалистами созданную им ремонтную мастерскую.

А комплектация штата шла разными путями. Так, один из заводов прислал в полк мастеров по восстановлению обшивки самолетов. Прислал на время. Они понравились Сергею Давидовичу, уговорил их остаться навсегда. Руководство предприятия послало об этом докладную записку в самую Москву. Но в верхах, как только речь зашла о «Нормандии», пошли ей навстречу. А ПАРМ — подвижная авиаремонтная мастерская — расширялась, хорошо оснащалась и начала производить то, что под силу было только заводам. Здесь возвращали в строй истребители, ранее отправлявшиеся в ремонт без возврата. Это стало возможным благодаря тому, что в полку наладили восстановление отдельных агрегатов, клапанов и насосов, приступили к изготовлению прокладок, фильтров и других дефицитных деталей.

Видя заботу русских авиаспециалистов об образцовом состоянии самолетного парка, французские летчики проникались к ним все большей симпатией. Это чувство постепенно перерастало в дружбу, потом — в настоящее боевое братство.

Согласно первоначальному статусу «Нормандии» какое бы то ни было идеологическое влияние на ее личный состав исключалось. Соответственно в ней не было общественных организаций. Но так было до тех пор, пока эскадрилья состояла сплошь из французов. А с приходом советского инженерно-технического персонала встал вопрос о создании партийной и комсомольской организаций: в полк влилось двадцать членов ВКП(б) и около тридцати членов ВЛКСМ.

Разумеется, ни о каком замполите не могло быть и речи. Но без секретарей — партийного и комсомольского — никак не обойтись.

Пуйяд далеко не сразу согласился с этим. С одной стороны, он, как и многие другие «нормандцы», сумел увидеть, что руководящая роль Коммунистической партии — основа наших побед. Но, с другой стороны, договор есть договор, он для того и подписан, чтобы строго выполнялся каждый его пункт.

К тому же, для Пуйяда не вполне ясна роль партийной и комсомольской организаций в полку. Беспокоило, что они займутся внедрением коммунистического учения в сознание французских летчиков. А Пуйяд должен вернуть на родину полк лишь одной ориентации: борьба за освобождение Франции от фашистских оккупантов и вишистов.

— Да поймите, коммунисты и комсомольцы станут вашей самой надежной опорой, — убеждал Пуйяда старший инженер. — У них первейший долг — служить общему делу: разгрому гитлеровской Германии. Кроме того, они будут во всем примером…

— Примером в вашей коммунистической учебе? — переспросил Пуйяд. — Нам обещают прислать кюре. Что же будет тогда? Вы — сами по себе, мы — сами по себе. Вы учитесь, мы молимся. А кто будет технику готовить, кто летать?

— Кюре останется здесь без работы: что-то я не замечал среди вас верующих. А партийной и комсомольской организациям хлопот будет предостаточно, — ответил Агавельян.

— Каких?

— Самых важных — обеспечивать отличное обслуживание самолетов, строго взыскивать с нерадивых, воспитывать у наших людей еще большее чувство ответственности, укреплять дисциплину.

— Ив этом вся суть работы коммунистов и комсомольцев?

— В полку «Нормандия» — да.

— В таком случае создавайте свои организации, только при двух условиях: к летчикам они никакого отношения не будут иметь, и вы не должны проводить собраний, — смирился Пуйяд.

Условия жесткие, но пришлось согласиться.

Так в каждой эскадрилье появились партийные и комсомольские группы. Полковых организаций, во избежание осложнений с французской военной миссией, создавать не стали. Хотел того Агавельян или не хотел, он, как старший среди инженерно-технического персонала, автоматически оказался в роли партийного и комсомольского руководителя. Прибавилось забот, зато в его руках оказались мощные рычаги влияния на подчиненных.