СССР-2061. Том 9 - СССР 2061

Официальная часть завершилась. Раздались звуки гимна Советского Союза. Под эту музыку и гром аплодисментов участники экспедиции спустились со своей трибуны, салютуя зрителям. Прежде чем разместиться по приготовленным для них автобусам и отправиться к челноку, они старались вдохнуть полной грудью воздух родной Земли, запомнить перед взлетом как много больше. Ведь если им и суждено вернуться назад, то очень нескоро. И ближайшие десятилетия все, что они будут видеть – это пустынные просторы Марса, покрытые красной пылью. Пройдут века, прежде чем Марс станет напоминать свою сестру по Солнечной системе – яркую, цветущую Землю. Наконец, все марсонавты заняли свои места в челноке.

В динамиках раздался голос командующего Центром Управления Полетами. Он отсчитывал обратный отсчет:

— Готовность десять секунд. Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Две. Одна. Пуск!

Над космодромом повисла тишина. Казалось, что в томительном ожидании замерли не только люди, но и сама природа. Даже стих ветер, а в высоком небе не было ни единого облачка. И так же с восторженным замиранием сердца следили за стартом миллиарды людей за экранами телеприемников во всех уголках мира.

И в этой тишине раздался грохот двигателей космического челнока, слышный даже на расстоянии. Опоры, поддерживающие корабль, отъехали в сторону, отпуская его на волю. Челнок оторвался от родной земли и поднялся в небеса, словно опираясь на столб дыма и яркого пламени, неудержимым потоком бьющего из его дюз.

Никто так не переживал за судьбу полета, как сотрудники ЦУПа. Все те два часа до стыковки челнока с «Циолковским», люди находились в тревожном ожидании. У них отлегло от сердца только когда они наконец услышали голос командира экспедиции, уверенно докладывающий:

— Стыковка с основным кораблем прошла нормально. Готовы отправляться. В добрый путь, товарищи!

Пройдет еще три года, прежде чем исполинский корабль совершит благополучную посадку на поверхность Марса. На новый дом для первых космических переселенцев.

А сейчас все зрители наблюдали за удаляющимся кораблем, пока он не превратился в крошечную, похожую на яркую звездочку огненную точку на голубом небосклоне.

И в этот момент Татьяна увидела слезы на глазах своего мужа. Всегда такого спокойного невозмутимого. Александр отвернулся и закрыл лицо ладонями.

Авантов Андрей

265: Знакомство

Памяти моего Учителя – выдающегося советского философа Вазюлина Виктора Алексеевича, предвосхитившего в мысли зрелое коммунистическое общество грядущих тысячелетий.

Рассказы из будущей жизни

Рассказ первый

В те далекие и светлые времена, когда на Земле все национальные государства давно уже заснули, и на их месте проснулся и начал, надо сказать, довольно активно бодрствовать Союз Советских Социалистических Континентов; когда долгожданный и заветный источник неисчерпаемой энергии будет наконец-то открыт, и не где-нибудь, а в самом человеке (вот уж действительно «искали рукавицы, а они за поясом»); когда деньги и войны, а вместе с ними корысть, предательство и массу других предчеловеческих явлений можно будет встретить только в качестве экспонатов в недавно открывшемся Музее общественных отношений, жил-был мальчик по именам Вит Взорин[9].

Это был совершенно необычный мальчик, впрочем, такой же необычный, как и каждый из всех остальных миллиардов его сверстников, живущих в Обществе. Даже и ума не приложу, почему я выбрал именно его для этих рассказов. Но надо же было, в конце концов, кого-то выбрать.

Друзья называли его на стародавний предысторический манер – Витей. Ну а второе имя у него возникло из-за того, что иногда он видел то, чего не замечали другие. Взориным он стал именоваться после своего Первого Дела, но обо всем по порядку.

Судя по тому, что наш герой носил всего лишь два имени, уже можно с легкостью сказать о его крайне юном общественном возрасте. Действительно, ему шло только второе Дело. Наверняка читателю 1 века до Нашей эры эта фраза покажется малопонятной. Да ведь и эта фраза тоже, уверен, малопонятна. Не волнуйтесь, сейчас проясню.

Как известно, первая попытка перехода от предыстории к истории, или от разобщенности к подлинному объединению человечества, совершенная Великим Октябрем, к сожалению, страданиям и невзгодам для многих миллионов землян закончилась неудачей. Прошло что-то около ста лет, прежде чем люди смогли оклематься, собраться и предпринять вторую, уже успешную попытку. К сожалению, точную дату привести не могу, чтобы не вселить излишнего оптимизма. После того достопамятного Великого Лета встал логичный вопрос – как будем называть начавшуюся эру? Вроде «социалистической» – как-то недолговечно. Закончится социалистическая фаза движения к коммунизму и придется ее переименовывать. Название «социалистическая» больше подходит для эпохи, но никак не для эры. А вот что касается названия «коммунистическая эра», то мы подумали и сочли его все-таки преждевременным. Еще не создали закономерностей коммунистического общества, толком не познали их, а ведь на всё уйдут многие десятилетия, если не века, а уже говорим «гоп». И вот как-то на одном из планетных собраний случился такой диалог, вошедший потом во все учебники по Началам Истории.

— Итак, товарищи, вопрос надо ставить ребром. Новая эра вовсю идет уже вот какой год, а название мы ей все никак не дали. Недопустимо, чтобы второе десятилетие началось в неназванной эре. Какие будут предложения?

— Слушайте, а что мы голову-то ломаем? Ведь недавно, всего около двух столетий назад в Латинской Америке был хороший пример, предлагаю последовать ему.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, помните, когда кубинский революционер Хосе Марти в знак несогласия с колониальным по сути названием «Латинская Америка» предложил другое – «Наша Америка».

— И ты предлагаешь назвать новую эру «нашей» что ли? Но ведь она и так была «нашей» до Великой Летней Революции.

— Когда это она была нашей? Она не была, а только называлась. Да и притом чьей – «нашей» была-то? Вот сейчас есть Мы – объединяющееся человечество, пока еще не полностью единое, но мы же на пути к этому, к единому универсальному подлинному планетному обществу, как сказано в Манифесте за человеческое единство. Но для того, чтобы не было путаницы, предлагаю написание и произношение слов «наша эра» с большой буквы.

— Как ты говорить-то собираешься с большой буквы?

— Я всего лишь предлагаю, сейчас с началом Великого синтеза культур начинается и процесс языковой универсализации. Пока законы нового языка только формируются, предлагаю ввести отличительное произношение больших букв и сокровенных слов. Короче, надо с китайскими ребятами посоветоваться. Как, все согласны?

— А что, неплохая идея, надо подумать. — ответили из Африки.

— Да что думать-то? — сказали ребята из Нашей Америки. — Принимаем и переходим к более важным вопросам. Надо еще продумать, кому из континентов поручить оборудование первой Пионерской страны. Дело-то ответственное. А для этого надо еще осмыслить опыт Артека. Короче, не будем время терять.

На том и порешили. Отныне стали называть новую эру «Нашей». Соответственно, начало третьего тысячелетия в старом летосчислении – это первый век до Нашей эры. Так, этот вопрос, кажется, прояснили. (Пришлось сделать небольшой исторический экскурс из-за поломки механизма смыслографирования, но он вот-вот должен заработать).

Так вот, мы остановились на том, что Виту шло только второе Дело. Дело в том, что человечество давно отказалось от ведения возраста человека с момента его физического рождения. Это и понятно. Поскольку произошел переход от главным образом животных отношений между людьми, в которых преобладала борьба за существование и свойственный ей эгоизм, к подлинно человеческим отношениям сотрудничества во имя (само)развития человека, общества и природы, постольку должны были преобразоваться и преобразиться многие традиции и нормы. Это-то и произошло с традицией отмечать «дни рождения» как дни физического появления в мире и вести по ним возраст человека.

Теперь стали отсчитывать, как уже было сказано выше, общественный, а не природный возраст людей. А единицей измерения общественного созревания (или, как начали говорить после открытия Эффекта голографической омонимии, - «зрения») стали Дела. Это было очень удобно. Во-первых, тем самым отменялся процесс старения человека, для фиксации которого главным образом и существовал природный возраст. Отныне чем больше Дел совершал человек, тем, разумеется, не старее, а зрелее он становился. Ну а Дел этих стало возможно совершить, понятно, сколько можешь, то есть бесконечно много. А имена, кстати, давались человеку по Делам его.