Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди - Федор Раззаков

В аэропорту меня встречали сотрудники МИДа. Мне не разрешили сесть в машину, в которой меня встречали родственники, а посадили в свою. Когда мы приехали в МИД, в кабинете заведующего отделом мне сообщили, что мой отец пропал и что сведения об этом поступили от американцев. По инициативе КГБ я написал письмо отцу с просьбой возвратиться в СССР…»

Это письмо, а также письмо жены, дипломату-беглецу передали 9 апреля во время встречи на Уолл-стрит посол СССР в США А. Добрынин и представитель СССР в ООН О. Трояновский. Оба они настоятельно рекомендовали Шевченко одуматься и вернуться в СССР. Но тот наотрез отказался это сделать. Сказал, что устал всего бояться, что хочет жить в демократическом обществе. А когда его коллеги снова затеяли уговоры, попросту оборвал их: «Прекратим все это!» По его же словам: «С меня было достаточно. Разъяренный, я ушел в личный кабинет Гросса {работник ООН. — Ф. Р.). Но и здесь все мои попытки успокоиться были напрасны. Закрыв лицо руками, я разрыдался, выплакивая всю свою злость, горечь, чувство потери и утраты…»

Говорят, когда министр иностранных дел СССР Андрей Громыко узнал про этот побег, он был в шоке. Шевченко считался его фаворитом, которому он лично протежировал и которого всегда высоко ценил. И вдруг — такое! Однако на тот момент положение Громыко в советской кремлевской иерархии было столь высоким, что никто даже намеком не посмел упрекнуть его в побеге Шевченко. Более того, Брежнев именно ему доверил в те апрельские дни право вручить своей дочери орден Ленина, который Политбюро подарило ей к 50-летию. Произошло это так. Сразу после своего возвращения с Дальнего Востока Брежнев вызвал Громыко к себе в кабинет и сказал:

— Андрей, принято коллективное решение наградить мою дочь, Галину Леонидовну, орденом Ленина к ее 50-летию. Однако все куда-то запропастились, а мне вручать награду собственной дочери, сам понимаешь, несподручно. Поэтому это сделаешь ты.

— Но я ведь министр иностранных дел, — попытался было отбрыкаться Громыко.

— Ты — член Политбюро, — сказал, как отрезал, Брежнев.

В итоге награду Галине Брежневой вручил именно Громыко. В СМИ об этом, естественно, не было ни звука.

Продолжаются гастроли Аллы Пугачевой в Тольятти. В этой поездке певицу сопровождал композитор Эдуард Ханок, песни которого звучали в репертуаре популярной певицы. Он вспоминает:

«Алла вызвала меня в Тольятти неожиданно. Меня встретили просто по-королевски, поселили в шикарном номере. А тут и она приехала с концерта. Я рванулся к ней. Она меня сразу остудила — взглядом, отношением. Молча так посмотрела, что я отскочил, как ошпаренный. Больше я к ней не подходил, и никаких репетиций, естественно, не было.

Уже перед окончанием гастролей я зашел к ней в номер. Ода приехала с какого-то приема и была настроена очень благодушно. На столе лежало огромное по тем временам количество денег — сиреневые двадцатипятирублевки. Вдруг Алла поворачивается ко мне и спрашивает: «Ханок, ты сколько дней уже здесь?» Я отвечаю: «Семь!» Она говорит: «У нас в коллективе рабочий день стоит 25 рублей». С этими словами берет со стола деньги и отсчитывает мне семь бумажек по двадцать пять…»

В Москве продолжается роман двух актеров Театра им. Вахтангова — Валентины Малявиной и Станислава Жданько. Вот уже несколько месяцев про этот роман судачит вся столичная богема. Еще бы: 36-летняя актриса, побывавшая в любимых женщинах у таких звезд советского кино, как Александр Збруев, Андрей Тарковский, Павел Арсенов, Александр Кайдановский, сумела вскружить голову 23-летнему начинающему актеру. Жданько влюбился в Малявину так сильно, что буквально не давал ей проходу, ревнуя чуть ли не к фонарному столбу. Когда она сломала ногу и несколько недель провела в гипсе, Жданько ежедневно бегал к ней в больницу. Описывая свои чувства к актрисе, Жданько записал в своем дневнике следующие строчки: «Я делаю вид, что мне все равно, бросит она меня или нет. А на самом деле страшно боюсь, ревную и мучаю ее и себя. Я живу, и мне тошно, и мне жутко. Катастрофа неминуема…» Как в воду глядел.

Некоторое время назад Жданько купил в Новоарбатском магазине кухонный нож, который стал первым предметом в домашнем хозяйстве влюбленных. Однако нож затупился, и Малявина неоднократно напоминала Жданько, чтобы тот наточил его. Но тот постоянно забывал это сделать. 9 апреля, идя на работу в театр, Малявина заметила возле магазина «Диета», что на углу Плотникова переулка и Арбата, точильщика и прямо из театра позвонила домой, где остался Жданько (он должен был прийти на репетицию чуть позже). «Стае, сбегай к «Диете» и наточи наконец нож», — попросила актриса возлюбленного.

Через некоторое время, когда Малявина проходила мимо служебного входа в театр, на пороге нарисовался Жданько. Он широко улыбался. Посмотрев на себя в большое старинное зеркало у входа, он неожиданно достал из рукава тот самый кухонный нож и ловким движением секанул им себя по кончикам волос. В итоге в руке у него осталось несколько волосинок. Так он продемонстрировал любимой, что выполнил ее задание. Потом он засмеялся, спрятал нож в рукав и отправился на репетицию. Говорят, там он тоже не преминул покрасоваться этим ножом. В самый неожиданный момент извлек его и, направив на режиссера Евгения Симонова, угрожающе произнес: «Шеф, не дашь роль — убью!» Режиссер испугался, поскольку хорошо знал взрывной темперамент своего актера. Но тот обернул все в шутку. Пройдет всего лишь четыре дня, и этот самый нож станет героем уже не шутливой истории, а самой настоящей трагедии.

В понедельник, 10 апреля, Жданько должен был играть спектакль в Театре Моссовета. Но ехать туда он не хотел из-за скверного настроения. Ему казалось, что все у него идет кувырком: в театре он играет проходные роли, в кино сниматься не дают (как мы помним, фильм «Ошибки юности», где Жданько сыграл главную роль, собираются положить на полку). Видя его грусть-тоску, Малявина перед спектаклем пригласила Жданько пообедать к своей маме. Она же вызвалась проводить его до театра. По дороге, видя, что он никак не может отвлечься от грустных мыслей, предложила: «Давай после спектакля сходим в ресторан ВТО, посидим там в веселой компании». Только после этого Жданько повеселел. Малявина проводила его до гримерной, а когда уходила, оставила у дежурной записку: «Ты живешь в Москве! (Жданько был родом из Сибири. — Ф. Р.). В самом центре ее! В знаменитом доме, где жили великие люди! Работаешь в лучшем театре нашей страны! Играешь хорошие роли! Тебе симпатизируют замечательные актеры нашего времени! И тебя любит, очень любит Валя М. Ты не должен грустить. У тебя все хорошо!..»

Пока Жданько играл в спектакле, Малявина находилась в учебном театре, где смотрела спектакль студентов-щукинцев по пьесе В. Шукшина «А поутру они проснулись». После его окончания поспешила назад к возлюбленному. Но едва с ним не разминулась, поскольку спектакль в Театре Моссовета закончился раньше обычного. Жданько уже заскочил в троллейбус и собирался ехать к учебному театру, как вдруг увидел в окне Малявину. Он тут же выскочил обратно. По пути в ВТО, на углу улицы Горького и Пушкинской площади, Жданько купил своей возлюбленной букет цветов. Однако вручив его актрисе, внезапно попросил: «Давай не пойдем в ресторан. Поедем лучше домой». Малявина согласилась.

Они успели пройти всего лишь несколько шагов, как вдруг встретили своих знакомых: бывшего однокурсника Жданько Попкова и его девушку. Увидев друга, Жданько обрадовался и стал рассказывать ему о своей недавней встрече с писателями-«деревенщиками» Василием Беловым и Валентином Распутиным. На что Попков насмешливо сказал: «И, конечно, ты был среди них главным?» Хорошее настроение у Жданько сразу улетучилось. Хотя он-то прекрасно знал, почему Попков его недолюбливал. Это была давняя история. Когда Жданько и Попков учились на первом курсе Школы-студии МХАТа, они внезапно увлеклись национал-социалистической идеей. Причем так серьезно, что повесили в своей общежитской комнате на Трифоновской флаг со свастикой (и это в Москве в начале 70-х!). В итоге разразился грандиозный скандал. Однако в этой истории все шишки достались одному человеку — Попкову, которого в результате выгнали из Школы-студии. А Жданько остался как бы в стороне. С тех пор их отношения и испортились. Жданько клял себя за трусость и при каждой встрече с другом (а их теперь было не так много) пытался загладить свою вину. Но у него это плохо получалось.

Вечером того же понедельника в Москве случилась драка: толпа подростков избила дружинников. Да так сильно, что те угодили в больницу. Произошло это возле бара на Вешняковской улице. Там практически каждый вечер собиралась местная шпана, которая считала себя полноправной хозяйкой близлежащих кварталов. Шпана вела себя вызывающе. К примеру, в тот вечер группа из пяти человек во главе с парнем по прозвищу Зеленый распивала в баре спиртное, ругалась. Администрация заведения вызвала дружинников. Последних было двое, поэтому их появление абсолютно не напугало хулиганов. Тогда дружинники вызвали подкрепление: наряд милиции из 82-го отделения. Но те повели себя более чем странно: мирно переговорили с Зеленым и его компанией, после чего удалились. А хулиганы продолжили свои художества. Они распоясались настолько, что Зеленый прилюдно отхлестал по щекам сидящую рядом с ним девушку. В конфликт вновь вмешались дружинники. И тут хулиганы предложили блюстителям порядка выйти на улицу и там переговорить. Предложение звучало угрожающе, но иного пути у дружинников не было: ведь за конфликтом наблюдали десятки глаз.