Книга жизни. Воспоминания и размышления. Материалы к истории моего времени - Семен Маркович Дубнов

социальном организме. Должен быть достигнут справедливый мир между классами внутри нации, между национальностями внутри государства и между государствами внутри союза государств, в форме соединенных штатов Европы и других частей света. Внутренний пацифизм так же важен, как внешний.

2. В каждой из указанных сфер разрушительным элементом является гипертрофия власти. Государственная власть, опекающая все проявления жизни граждан и навязывающая им политическую доктрину одной партии с подавлением всех других, вызывает крайнее напряжение государственной машины, подавление личной инициативы в экономике и личной свободы в области культуры, что неизбежно приводит раньше или позже к революционному взрыву. Такова неизбежная судьба всякой диктатуры. Силы демократии могут быть подавлены надолго, но не навсегда. Это чувствовали и представители старого абсолютизма, когда в ожидании революционного потопа говорили: «После нас хоть потоп». Это должны помнить и нынешние представители фашизма, нацизма и большевизма.

3. В утешение жертвам деспотизма или диктатуры нужно напомнить, что деспотизм — ледяной дом, прочный только до оборота весеннего солнца, регулируемого законами истории. Первая «политическая весна» — и ледяной дом растает, и замороженные народы (так Победоносцев когда-то советовал царю «заморозить Россию») будут увлечены потоком вешних вод, которые снесут все преграды на пути к политической свободе.

4. Идея единой религии или церкви в государстве создала средневековую инквизицию. Идея единой нации или государственного национализма привела в наше время к террору нацистов-антисемитов в Германии и других странах, куда проникла эта эпидемия (Польша и др.). Идея единого класса привела к большевизму в советской России. Идея единой политической партии осуществляется в различных направлениях большевиками в России, фашистами в Италии и национал-социалистами в Германии, но методы осуществления у всех одинаковы.

5. Между европейскими политическими реакциями XIX и XX вв. есть существенное различие, и не к чести XX в. Длительная реакция 1815–1848 гг. дала нам немало деспотов и душителей свободы: австрийского Меттерниха, десятки мелких тиранов раздробленной Германии, российского «жандарма Европы» Николая I, — но ведь эта эпоха выдвинула также борцов за свободу группы «молодой Германии» (Берне, Гейне и др.), «молодой Италии» (Маццини), молодой России (Белинский, Герцен, петрашевцы), которые в своих странах или вне их пределов умели проводить свои оппозиционные или революционные идеи в сознание порабощенных народов. Во время реакций и контрреволюций второй половины XIX в. европейская пресса приобрела такую силу («шестая держава»), что ни одна цензура не могла мешать ее оппозиционной пропаганде. В каждую страну проникала из-за границы запретная литература, да и в самой стране писатели умели обходить цензуру эзоповским языком, намеками и сокровенными выражениями, в которых разумные читатели отлично разбирались. Казалось тогда, что нет преград свободной мысли, что нельзя замкнуть целое государство и отрезать его от «духа, который веет, где хочет», от вольного воздуха культурного мира. Но вот пришли политические реакции (иногда под псевдонимом «революций») XX в. и показали, что это возможно. В нынешних странах диктатуры нельзя даже представить себе обход цензуры в легальной оппозиционной прессе, ибо и самая умеренная оппозиция считается государственным преступлением. Диктаторы совершенно уничтожили оппозиционную прессу и оставили только одну правительственную. Там не может быть ни малейшей критики существующего режима, ни единой книги, речи или простого заявления не сочувствующих ему лиц. Школа воспитывает целое поколение в духе господствующего режима, и так как ни один голос из-за границы не может проникнуть в замкнутое царство, то молодежь даже не знает, что есть в мире страны политически свободные, и верит своим вождям, что именно их страна свободна, а другие порабощены. Может ли такая идейная блокада продолжаться без конца? История всех эпох не раз давала ответ на этот вопрос.

6. То, что раньше называлось абсолютизмом, монархизмом, самодержавием, ныне называется т_о_т_а_л_и_т_а_р_и_з_м_о_м, то есть «государство — это все». Не государство для народа, как говорит демократия, а народ для государства, для государственной власти, которая воплощается в личности «дуче» или «фюрера». Это прямой путь к старому лозунгу абсолютного монарха: «государство — это я». Замечательно, что именно после мировой войны, когда много монархов лишилось своих корон, в ряде стран восторжествовал новый абсолютизм. Весь XIX в. прошел под знаком борьбы за «правовое государство» против полицейского, а XX в. явил нам пример возврата к полицейскому государству.

7. Среди политических теорий XIX в. нет ни одной, которая не была бы извращена или фальсифицирована политическими практиками последних десятилетий. Мы знаем страны, где социализм превращен в государственный капитализм и аграрное крепостничество, так что рабочие и крестьяне эксплуатируются не меньше, чем в старых капиталистических странах. Мы знаем страны, где национализм выродился в дикий шовинизм или примитивный расизм, и такие, где под лозунгом демократии проводится самая крайняя автократия.

8. Демократия живет, пока ее не убивает демагогия, пользующаяся демократической свободой для того, чтобы ее погубить. Пример — нацизм, уничтоживший веймарскую конституцию, воспользовавшись ее неограниченной свободой.

9. Наука на службе разрушения. Техника авиации для сбрасывания разрывных бомб над неприятельскими городами и массовых убийств мирного населения. Химия — для уничтожения людей удушливыми газами. Радиофон — для развращения умов и одурачения масс лживыми сообщениями деспотических правительств с целью оправдания их внешней и внутренней политики. А сколько благ могли бы давать все эти орудия, если бы ими пользовались для созидания, для строительства!

10. В 1846 г. Виктор Гюго, имея в виду первую французскую революцию 1789 г., мог еще с уверенностью сказать, что «всякая революция, мстящая за прежнюю несправедливость, приносит вечное благо, хотя и сопровождается временным злом». Это применимо ко всем революциям, прокламировавшим «права человека и гражданина», но не к тем, которые под мнимым лозунгом освобождения фактически приводили к подавлению свободы и к неравенству граждан. Таким государственным переворотам не подобает титул «революция». К типу истинных революций можно причислить французские 1789 и 1848 гг., германские, австрийские и итальянские 1848 г. и ноябрьскую революцию 1918 г. в Германии, революцию 1905 г. и февраль-мартовскую революцию 1917 г. в России. К типу «государственных переворотов» относятся coup d'etat 1851 г. во Франции, октябрьская революция 1917 г. в России, марш фашистов на Рим 1923 г. и, наконец, установление диктатуры в Германии 1933 г., хотя некоторые из этих переворотов величают себя «революциями». Тут, конечно, о «благе» не может быть и речи.

11. Прочна только та революция, которая созрела в душе народа или его лучших людей путем эволюции. Искусственно вызванная преждевременная революция дает обыкновенно результат преждевременных родов — хилое дитя.

12. Есть детские болезни новорожденных государств, достигших независимости после долгой борьбы с империями, часть которых они составляли. Прежде угнетенная нация, которая сама добивалась прав национального меньшинства, превратившись в национальное большинство в собственном государстве, начинает применять все методы господствующей нации, от ига которой она только что избавилась, и угнетает подчиненные ей национальные меньшинства.