Книга жизни. Воспоминания и размышления. Материалы к истории моего времени - Семен Маркович Дубнов

Есть много «правд-истин», но лишь одна «правда-справедливость», которая должна быть высшим критерием. Мнение или глубокое убеждение само по себе может стать делом совести, и подавление его деспотическою властью есть нарушение нравственного закона.

Достаточно привести несколько примеров, чтобы понять, что без высшего арбитража этики или «суда совести» мы лишены возможности давать общую оценку крупнейшим историческим и современным явлениям. Возьмем, например, мученическую смерть Христа как типичный случай казни за убеждение. Христианский мир осудил за эту казнь иерусалимский синедрион и римского прокуратора Пилата, а еврейские историки объясняют ее политическими условиями того времени: тем, что индивидуалистическая проповедь Иисуса отвлекала иудеев от освободительной борьбы против римского владычества, — но общий приговор суда совести гласит, что нет оправдания этой казни, ибо внутреннее убеждение должно быть свободно. Другой пример: испанская инквизиция. Фердинанд и Изабелла вместе с инквизитором Торквемадой решили, что их страна лишь тогда процветет, если там будет единая христианская вера, и поэтому жгли на кострах насильственно окрещенных евреев, марранов, тайно соблюдавших прежние обряды, а затем изгнали всех иудеев и мусульман. Перед судом человеческой совести стоял вопрос: можно ли ради достижения религиозного единства казнить людей физически и духовно, — и этот суд проклял инквизицию, как и всех средневековых гонителей еврейства. Нужно ли еще приводить примеры из истории нашего времени, когда в известных странах партийная диктатура вводит политическую инквизицию для всех, не признающих догматов господствующей партии? Это издевательство над принципом свободы совести, установленным новейшей историей, роднит нашу современность с давно осужденным режимом средних веков.

Против этого возврата к варварству или средневековью восстает в самое последнее время пробужденная совесть людей в свободных странах. Более здоровая в моральном отношении часть человечества поняла, какая опасность грозит ему, если в междучеловеческих и международных отношениях будет утрачен общеобязательный этический критерий. Эта старая истина остается вечно новою в круговороте всемирной истории.

Следует помнить, что латинское слово religio означало по существу совестливость, добросовестность, так что уже в античных представлениях нравственный закон или совесть отождествлялись с теми высокими эмоциями, которые лежат в основе религии. Современное свободомыслие стремится также к превращению догматической религии в этическую.

III. Эволюционная триада

Три фазиса мышления: тезис, антитезис и синтез

Путем самонаблюдения и исторических наблюдений в области развития идей я уже давно пришел к новой психологической формулировке закона о трех фазисах мышления, взамен гегелевской логической формулы. Полный круг мышления идет от тезиса предания через антитезис критики или отрицания к синтезу или отбору жизнеспособных элементов того и другого. Вот как я формулировал этот эволюционный процесс в примечании к одному из «Писем о старом и новом еврействе» (Петербург, 1907, с. 74–75):

«Э_в_о_л_ю_ц_и_о_н_н_а_я триада находится только в отдаленном родстве с гегелевской д_и_а_л_е_к_т_и_ч_е_с_к_о_й триадой. Для меня это не формальный логический метод, а глубокий психологический процесс сочетания дробных долей истины, рассеянных в различных стадиях мышления. Три стадии образуют полный круг развития, и каждой из них соответствуют не абстракция, а жизненные идеи-силы. Т_е_з_и_с_у соответствует унаследованная от прежних поколений без критики косная т_р_а_д_и_ц_и_я, установившееся и отвердевшее мнение или верование, положительная д_о_г_м_а. А_н_т_и_т_е_з_и_с есть стремление освободиться из-под власти догматического или традиционного тезиса и разрушить его всецело, не допуская в нем даже той доли исторической истины, которой он обязан своим возникновением; это абсолютная критика, отрицание прежнего, противоположный идеал. С_и_н_т_е_з же есть не „отрицание отрицания“ (как в диалектике Гегеля), а процесс творчества более полной идеологии, куда входят очищенные от крайностей доли истины, содержавшиеся и в тезисе и в антитезисе, в комбинации с новыми жизненными элементами. Это — основа для более совершенного мировоззрения, удовлетворяющего не одной, а многим потребностям человеческой души, интеллектуальным и эмоциональным, а также потребностям народа в данную историческую эпоху. При тезисе остается нерассуждающая патриархальная масса, старая ортодоксия; к антитезису переходит интеллигентная масса, особенно молодежь, в период крушения старых идеалов и верований; но только люди односторонние или ограниченные застывают в этой стадии отрицания; глубже мыслящие переходят к синтезу, совершая таким образом п_о_л_н_ы_й к_р_у_г р_а_з_в_и_т_и_я. Однако и синтез, вошедший в сознание масс, превращается с течением времени в догму, традицию, в тезис, в котором сущность заслонена сторонними примесями и позднейшими наслоениями; против него тогда выступает новый антитезис, а затем создается новый синтез, еще более многосторонний, чем предыдущий, — и так далее вращается круг истории, вырабатывая с каждым фазисом все более проверенные идеи, очищаемые опытом и критикою ряда поколений. В этом — закон духовного прогресса. Я надеюсь в особом этюде подробно развить содержание этого научного закона эволюции идей, в его психологических и социологических проявлениях».

Это последнее намерение не осуществилось, и настоящая заметка не претендует на роль исчерпывающего исследования. Здесь я хочу только добавить к вышеприведенным определениям несколько мыслей из тех, которые являлись у меня в течение десятилетий и неизменно подтверждали мою первоначальную идею. Я расчленю свою триаду и попытаюсь определить природу каждого ее члена в отдельности.

К природе тезиса. Раз навсегда установленная традиция или догма, называемая «тезисом», господствует над умами больших человеческих масс, освященная силою духовного авторитета или поддерживаемая силою светской власти. Не все люди призваны вырабатывать свое мировоззрение: большинство получает его готовым от предков и не сомневается в его истинности, пока какое-нибудь великое потрясение, личное или общественное, не выведет человека или людскую массу из состояния пассивной мысли. Мы знаем в истории ряд веков, когда определенный религиозный, политический или социальный строй казался столь же неизменным, как законы природы. Десятки поколений исповедовали одни и те же «неоспоримые истины» и считали безумцами или преступниками тех редких людей, которые смели в этом сомневаться. В эпохи застоя мысль работала только над укреплением «тезиса», господствующих идей и верований, без которых, казалось, люди потеряли бы почву под ногами, лишились бы мировоззрения, которое давало им и объяснение мировой загадки, и правила религиозно-нравственного поведения. За тезис цеплялись как за якорь спасения, и религиозные догмы держались в массах даже после того, как потерпели крушение многие другие умственные и социальные устои прежних эпох. Сущность всякого тезиса — консерватизм, статика, сохранение установленного порядка, регулирующего человеческую жизнь, спасающего от хаоса. Но за эпохами статики следуют эпохи динамики, сильных умственных и общественных движений. И тут вступает в свои права антитезис.

К природе антитезиса. С прекращением застоя мысли пробуждается в умственно одаренных натурах и в прогрессивных слоях общества потребность пересмотра старого мировоззрения. В новейшей истории Европы такая динамика наступила в XVIII в. и широко развивалась в XIX. Началась эпоха борьбы «отцов и детей». В годы созревания самостоятельной мысли