Призрак Проститутки - Норман Мейлер

Полчаса спустя, описав полный морской квадрат, мы вернулись на место предполагаемой встречи, где, как я рассчитал и надеялся, должна была уже находиться наша «Принцесса». Наступила еще одна безлунная, но ясная ночь — лишь на востоке клубились облака.

Батлер начал сомневаться в моих навигационных способностях. А может, это был не квадрат, а трапецоид? Могу ли я поклясться, что мы в нужном месте?

— Мы находимся в условленной точке, — заявил я со всей убежденностью, на какую хватило сил (хотя в душе уверенность сникла рваным флагом), но я понимал, что управлять лодкой коллегиально — бред, поэтому уговорил Батлера описать еще квадрат, на этот раз со стороной не в милю, а в полмили.

Было 23.15, когда из темноты вдруг возникла «Принцесса», показавшаяся мне огромной, как галеон. Батлер стиснул мне руку.

— Еще сыграем с тобой в паре, — радовался он.

«Принцесса» легла в дрейф; мы зашли сбоку, разгрузили лодку, втащили ее за собой и отправились на камбуз выпить по чашечке кофе. Я чувствовал себя ничуть не хуже, чем после самого удачного дня в горах с Проституткой.

И тут Батлер поинтересовался насчет «карантина».

— Да все уже, — ответил Мартинес. — Русские суда повернули назад. Он повторил последнюю фразу для кубинцев — они восприняли ее без особого восторга. Значит, вторжение на Кубу отменяется. И наши сигнальные ракеты уже не понадобятся — так и сгниют в каком-нибудь сарае.

У Мартинеса, однако, был более непосредственный повод для беспокойства. Вторая лодка не вышла к месту встречи.

— Вот почему мы опоздали, — сказал Мартинес. — Ждали тех шестерых. Надо еще раз идти искать их.

Это был томительный час. Мы медленно ползли вдоль берега; с востока налетел порывистый ветер и хлестал по лицу. Потом хлынул тропический ливень. Поросшие кустарником крохотные островки были совсем близко, а это означало, что мы значительно углубились в трехмильную пограничную зону.

Мартинес сказал:

— Если за ними гнались с берега, они должны были спрятаться на этих островках. — И он ткнул фонариком в зеленые пятнышки на карте. — Я знаю парня, который у них там за лоцмана. Он эти лагуны изучил вдоль и поперек. Там для кастровцев слишком мелко.

— А что тебе сказал мистер ОʼБрайен? — спросил Батлер.

— Это от него я узнал про русских.

— А что еще он говорил?

— Он сказал: «Сразу возвращайтесь в Майами. Pronto[201]».

— Почему?

— Он просил передать вам, что у него там черт знает что творится. — Мартинес пожал плечами. — Может, оно и так, но как я могу уйти и бросить тут людей?

Батлер кивнул. Он был счастлив.

— Хаббард, — сказал он, — давай сойдем на берег и найдем их.

Мартинес кивнул в знак согласия.

Это было полное безрассудство. Легко сказать — искать в темноте, в незнакомых лагунах кубинцев, которых там может и не быть. Но я не стал возражать. Все, что угодно, только не жить потом с мыслью о моральном превосходстве Батлера.

Решено. Мы условились о встрече с Мартинесом между двумя островками, как раз посредине. Судя по карте, островки находились в пределах трехмильной зоны, и это могло быть опасно для него, но так было проще для нас. Договорились, что он будет проходить через эту условную точку каждый час в течение ближайших четырех, причем с каждым часом риск для всех нас возрастал: к тому времени ведь уже начнет светать. Еще минут двадцать ушло на то, чтобы отметить на карте все заводи и рифы, которые нам предстояло обследовать.

Править лодкой теперь, когда в ней остались лишь Батлер и я, было куда легче. На скорости в двадцать узлов мы перелетали с одного гребня волны на другой, но моторы ревели слишком громко, и пришлось сбросить обороты, зато теперь мы знали свой потенциал.

Участок, который обозначил для нас Мартинес на площади в три квадратных мили, включал в себя пять островков и четыре лагуны. Мы методично обшаривали одну заводь за другой, выруливали в очередной затон и, разогнавшись в кромешной тьме, снова вспарывали днищем песок и грязь, буксировали, снова разгонялись и снова застревали на мели. Резиновый нос то зарывался в водоросли, то вдруг вздымался почти вертикально, когда лодка вырывалась на более глубокое место, затем опять царапала брюхом по дну, и мы, наверное, больше всего походили на слепцов, на ощупь бредущих по пещере. Все казалось нереальным, чем дальше мы забирались в эти заводи, тем меньше тревожила меня мысль о кубинских пограничниках. У меня было такое впечатление, будто мы все глубже проникаем в какой-то таинственный организм. Тучи насекомых встречали нас в каждой лагуне; коралловые рифы вырастали на пути и исчезали за спиной; вскоре я привык к темноте и освоился настолько, что спрятал фонарик — в какой-то момент его луч начал слепить глаза, мешая ориентироваться в пространстве. Неожиданно изменилось и мое отношение к Батлеру — я почувствовал нечто похожее на привязанность. Да, именно он втравил меня в это опасное дело, но оно того стоило. Еще как стоило! Рыская по этим диким местам, продираясь сквозь первобытные заросли и бороздя лагуны, я впервые добрался до самых потаенных уголков собственной души, до тайников, где прячется унизительный страх. Вперед, только вперед!

Островки теснились друг к другу, любой просвет мог оказаться ловушкой, но мы не теряли надежды, что где-то там, за очередным поворотом, наконец обнаружим наших людей. Мы твердо верили в успех, и к концу каждого из этапов этого отчаянного поиска один из нас восклицал словно птица-плакальщица: «Парангон!»

Шел уже третий час с начала экспедиции, когда из сероватой предрассветной мглы в ответ донеслось хриплое «incompetente!». Значит, мы его нашли! Голос был едва слышен. Обладатель его лежал на дне прорванной лодки в луже запекшейся крови. Как оказалось, он напоролся на коралловый риф, продырявил лодку и, пытаясь вытащить ее на берег, сильно поранил ногу.

— А где же остальные?!

— Перебиты, — ответил он. — Схвачены в плен. Там была засада. — Их обложили, и только ему и еще одному удалось добраться до лодки.

— И где же второй?

— Погиб. За нами погнался патрульный катер. Второй получил пулю и выпал за борт. Во время погони.

— Врет, зараза, — шепнул мне Батлер. — Он выкинул тело, чтобы быстрее удрать.

— Да все брехня, — сказал я.

И наверняка был прав. Скользнув лучом по окровавленной ноге, я посветил парню в лицо: реденькая бородка, чахлые усики, худое, запавшее лицо — такому не поверишь, жалкое существо, еще одна ошибка Создателя.

Все, что он сделал или не сделал, уже не имело значения. Если только он не ринулся удирать на лодке, не дождавшись остальных, которые угодили в засаду, но в главном его рассказ, какую бы трусость он ни прикрывал, был правдив: его спутники сгинули навсегда. И выглядел он соответственно — как человек, потерявший всех, с кем он был.

Но оставался еще один немаловажный вопрос: а где же патрульный катер? Прекратил погоню, не втиснувшись в узкую расщелину, или все еще кружит вокруг островка?

А вот и ответ. Не успели мы выбраться из затона, как легкий катерок с прожектором на носу вывернул из-за поворота и ринулся на нас.

Как оглушительно залаял пулемет! И как ярок был свет от трассирующих пуль, бивших по воде то справа, то слева от нас, а мы, пытаясь уйти от преследования, петляли из стороны в сторону. Между нами и патрульным катером было ярдов двести, а то и меньше!

Я помню: в эти минуты я не боялся смерти. Адреналина вполне хватало, чтобы держать предсмертную молитву в узде. Я был невероятно возбужден, похоже, близок к экстазу. Смерть казалась грандиозным святилищем, и мы стояли на его пороге; огонь, вырывавшийся из жерла пулемета, отливал электрической синевой, будто высоковольтная дуга то и дело прошивала темноту. Звезды скакали над нами, как петарды. У меня вырвался пронзительный вопль. «Мать вашу в ду-у-у-у-шу!» — рявкнул преследователям Батлер. Время от времени он вставал во весь рост, словно дразня стрелка, затем резко бросал лодку вбок. Каждый раз, когда он вскакивал, пулеметчик целил ему в голову, и трассеры рассекали воздух над водой. В результате стрелок выпускал нас из поля зрения, и Батлер, сделав очередной сумасшедший вираж, нырял в темноту и на несколько секунд сбивал преследователей с толку. В конце концов мы потеряли прожектор из виду и, обогнув в темноте островок, устремились к коралловой отмели, доступной для нас, но непреодолимой для катера. Так и есть: дойдя до мелководья, катер был вынужден прекратить погоню. Его команда в бессильной злобе врубила сирену. В кромешной тьме сирена взвыла с такой оглушительной силой, будто вторжение на Кубу все же произошло. Батлер дергался от хохота. «Все легавые одинаковы, — сказал он. — Во всем мире».

Мы обогнули риф, выбрали удобную протоку и, развив максимальную скорость, направились к месту встречу с Мартинесом. Примерно в миле к востоку от нас пограничники продолжали шарить прожектором по лагунам и берегу. Я ткнул Батлера в плечо. Это было неотвратимо. Хуже Батлера нет и не может быть никого.