Сальватор - Александр Дюма

— Да это же господин Прюдом! — крикнул мальчишка.

Анри Монье только что создал ставший с тех пор весьма популярным этот тип французского буржуа.

— Вы мешаете проявлению всенародной радости! — прокричал Карманьоль, эхом вторя Жибасье.

— Во имя Бога Всемогущего, — забормотал Овсюг, которого сделала набожным связь с женщиной, сдававшей внаем стулья в церкви святого Сульпиция, — не противьтесь воле Провидения!

— Тысяча чертей! — проревел возчик, к которому были обращены эти слова. — Вы же видите, что я не могу проехать вперед. Лошадь не идет!

— Так подайте назад, брат мой, — предложил набожный Овсюг.

— Да не могу я двинуться ни назад, ни вперед! — вскричал возчик. — Вы же видите, что улица запружена народом.

— Тогда слезайте и распрягайте! — приказал Карманьоль.

— Да черт вас побери! — взвыл возчик. — Зачем же распрягать? От этого телега не поедет.

— Хватит болтать! — крикнул Жибасье-Прюдом басом, от которого мороз пробирал по коже.

Мигнув полдюжине типов, казалось только и ждавших его знака, он бросился на неприветливого возчика и без особого труда свалил его наземь, а товарищи Жибасье распрягли лошадь с проворством профессионалов.

Другие бунтовщики последовали их примеру.

К чему нужны примеры, если им никто не будет следовать?

Итак, у этого примера нашлись последователи. Возчиков ссадили, лошадей распрягли.

Через десять минут уже была готова баррикада.

Это была первая настоящая баррикада со знаменитого дня 12 мая 1588 года.

Мы все знаем, что она оказалась не последней.

III

ГЛАВА, В КОТОРОЙ МЯТЕЖ ИДЕТ СВОИМ ЧЕРЕДОМ

Когда улица была перегорожена, движение остановилось.

Среди скопившихся водовозов с бочками, ломовых подвод, дрог бросались в глаза похожие на армию скелетов огромные повозки зеленщиков, освободившиеся от груза.

Мальчишки, игравшие в кошки-мышки на развалинах дома неподалеку от улицы Гренета́, услышали, что кто-то вздумал перегородить улицу, и решили внести свою лепту в великое строительство под названием баррикада, а, как известно, лучшие архитекторы в этом деле — именно уличные мальчишки.

Каждый из них ухватил то, что было под рукой, подходило по размеру и весу: одни взяли дверные косяки, другие — брусья, малыши растащили новый булыжник, сложенный по обеим сторонам улицы для ремонта дороги. Словом, под руку им попало, как бывает в подобных случаях, именно то, что необходимо для строительства надежной преграды, предшественницы наших современных баррикад.

Наблюдая за возведением этого монумента, толпа, затопившая сверху донизу всю улицу Сен-Дени, торжествующе грянула «ура». Можно было подумать, что на этом нагромождении дерева и камней будет воздвигнут храм свободы.

Было около десяти. Вот уже час, как баррикады вырастали со всех сторон. Подстрекательские крики неслись со всех сторон; разнообразные петарды, фейерверки вспыхивали прямо под носом у прохожих или залетали в разбитые окна домов к тем, кого обвиняли в равнодушии или неискренней радости по поводу этой патриотической манифестации.

Суматоха продолжалась три или четыре часа, беспорядки достигли крайней степени, однако ни один полицейский так и не появился, ни один жандарм не замаячил вдали.

Мы уже приводили одну пословицу. Не желая злоупотребить народной мудростью, скажем все-таки: кот — из дому, мыши — в пляс.

Именно этим и занималась толпа.

Люди вставали в круг и отплясывали под песни, в той или иной степени запрещенные со времен Революции.

Каждый занимался чем хотел: одни пели, другие танцевали, третьи строили баррикады, четвертые грабили себе подобных — все выбирали себе занятие в соответствии со своими наклонностями, инстинктом, фантазией, когда неожиданно, к величайшему изумлению толпы, собиравшейся, вероятно, всю ночь отдаваться невинным удовольствиям, все увидели, как со стороны улицы Гренета́, словно из-под земли, вырос отряд жандармерии.

Но жандарм по природе своей безопасен, он друг толпы, покровитель уличного мальчишки, с которым может порой даже поболтать.

И вот когда собравшиеся увидели этих безобидных солдат, они затянули известную песню:

Послушайте, кто хочет:Один жандарм хохочет,А прочие хохочутНад тем, что он хохочет.[60]

Жандармы в самом деле рассмеялись.

Но сквозь смех они по-отечески предупредили толпу, предложив всем разойтись по домам и не шуметь.

До сих пор все шло хорошо, и толпа, возможно, последовала бы этому доброму совету, как вдруг с улицы Сен-Дени в сопровождавшем жандармов хоре стали раздаваться сольные оскорбления.

К оскорблениям прибавилось сначала несколько камней, потом — целый шквал их.

Но можно подумать, что именно об этих солдатах мой собрат Скриб изрек ставшие крылатыми слова:

Ведь старый воин все сносить умеетИ не роптать.[61]

Жандармы все снесли и роптать не стали.

Они невозмутимо приблизились к баррикадам и стали разбирать их одну за другой.

До сих пор все было как обычно, то есть ничего особенно опасного не произошло. Но если нашим читателям угодно будет взглянуть на угол Железной улицы, они увидят, что это спокойное положение грозило вот-вот усложниться.

Один из самых старательных строителей баррикады на улице Сен-Дени против улицы Гренета́ был наш друг Жан Бык.

В числе тех, кто распрягал лошадей, было тоже несколько наших знакомых.

Бунтовщиками оказались наши старые друзья: Кирпич, Туссен-Лувертюр и папаша Фрикасе.

На некотором расстоянии от них действовал в одиночку малыш Фафиу.

Каждый старался как мог, и, по мнению знатоков, баррикада удалась на славу.

Итак, со своего места на Железной улице Сальватор снисходительно наблюдал за описанными нами сценами; он уже собирался уходить, опечаленный жалкой ролью, которую играли несчастные простаки, одураченные злосчастными призывами «Да здравствует свобода!», но случайно увидел Жана Быка и его друзей, укрепляющих свою баррикаду.

Он пошел к плотнику и, взяв его за рукав, тихо окликнул:

— Жан!

— Господин Сальватор! — обрадовался плотник.

— Молчи, — приказал тот, — и следуй за мной.

— Мне кажется, господин Сальватор, что, если дело у вас ко мне не срочное, лучше бы поговорить в другой раз.

— То, что я тебе хочу сказать, не терпит отлагательства. Ступай за мной не мешкая.

Сальватор увлек за собой Жана Быка, к огромному сожалению последнего, судя по тоскливому взгляду, каким тот окидывал баррикаду, потребовавшую стольких его трудов, а теперь его так решительно заставляют покинуть ее!