Я вернусь через тысячу лет. Книга 1 - Исай Давыдов

– Коэмы сделали литературное творчество слишком доступным. Стало ненужным мастерство, накопленное годами, упорная работа над стилем. Достаточно полёта фантазии, умения строить диалог, запаса ярких впечатлений и свежих мыслей. Бойкие непрофессионалы стали выдавать увлекательные записи. Философская проза погибла на корню. Хотя философия сохранилась. Но свелась к афоризмам. Художественные жанры вытеснялись документалистикой. Мы это тоже проходили…

– А как там поступили с классикой? Забыли?

Бирута садится на койке, складывает руки на коленях. Она очень напоминает сейчас ту маленькую, аккуратненькую, с косичками девочку Руту, которую видел я на старых фотографиях в Меллужи, в доме её родителей.

– Нет, Рутик! Классику не забыли. Просто начали переводить в коэмы. Как раз старшее поколение писателей этим и занялось. И на всю их жизнь хватило этой работы.

– Ты допускаешь, так же может быть у нас?

– Не дай Бог! Не для того я мастерил коэмы.

– А для чего тогда?

– Они заполнят свою нишу. Не вместо, а рядом. Кино не убило театр. Телевидение не убило кино. Радио не убило газет. Интернет не убил ни радио, ни телевидение, ни книги. Все живы! Но всем пришлось потесниться. Планета, придуманная древним фантастом, нам не указ. Но кое-чем можно и попользоваться… Впрочем, кто знает, что сейчас на Земле? Может, забыли давно про мои коэмы?

Маленькая острая грудь моей жены распирает кофточку. Нестерпимо хочется прижать эту грудь к себе, зарыться в неё носом, сдавить губами!

Но тогда уже не будет никакого разговора. Тем более серьёзного. А мне хочется убедить Бируту, уговорить её воспользоваться коэмой. Разве не для того бился я над ними, чтобы пользовались ими настоящие писатели? А тем более, когда писатель – моя жена.

– Конечно, может, и забыли на Земле твои коэмы, – говорит Бирута. – Но, может, и «пишут» в них сейчас молодые. Полвека прошло. Не угадаешь.

– Что Земля, Рут! Писали бы в них хоть на Рите! А то вроде ни для чего делал.

– Ну!.. Вот уже и раскис! Давай свою коэму! Я в неё напишу. А сейчас подымайся! Бегом в спортзал!

11. Старые стереоленты «Урала»

Конечно, я знал, что на корабле есть копии всех стереолент, снятых на Рите астронавтами «Урала». Их просто не могло не быть. Но, пока они не попали в руки, я не думал, не вспоминал о них. Знал – и как бы не знал.

Наткнулся на них случайно – искал подходящие стереоленты для Бируты. Она всё возится со своим рассказом, и просила меня подобрать в фильмотеке что-нибудь об исследовательских полётах в космос. Наш полёт, к сожалению, даёт ей слишком мало впечатлений Мы не останавливаем корабль, не выходим в пространство – это строжайше запрещено без разрешения командиров. Мы даже не проводим локацию лежащих на пути звёзд. Только летим – ничего больше. Чисто транспортный рейс.

А Бирута пишет о рейсе исследовательском.

Справочный автомат быстро выдал мне шифры подходящих файлов. Один за другим я выводил их на дисплей, прикидывал тематику и новизну, отбирал пригодные, по моему мнению, для Бируты, отбрасывал явно ненужное. Рядом со списком автомата вырисовывался постепенно мой список, покороче. Завтра по нему двинется Бирута. Разумеется, гораздо медленней меня.

Последним в списке автомата значился пункт: «Планета Рита. Стереоленты «Урала». Всё логично: рейс «Урала» был именно исследовательским.

А ленты эти я знал давно. Все одиннадцать! Ещё в седьмом классе, когда готовил доклад о Рите, я прочитал и просмотрел о ней всё, что возможно. И, конечно, прежде всего, материалы «уральцев». Три ленты я отобрал тогда для доклада и показал в классе.

Сейчас снова захотелось посмотреть их. Может, хоть на минуту вернутся почти забытые детские ощущения? Может, снова почувствую себя подростком, для которого далёкая Рита – всего лишь красивая мечта?

Я набрал шифры трёх лент, которые когда-то демонстрировал в школе. Тех лент, что рассказывали о важнейших встречах землян с дикими жителями Риты.

Громадные, как простыни, листья пальм. Под ними сумрачно и сыро. На небольшой солнечной прогалине – сочная высокая трава. И на длинных голых голубоватых стеблях – яркие пышные багровые цветы, похожие на пионы. Над цветами – пятнистые, не меньше раскрытой большой книги, бабочки. У нас таких и в коллекциях не увидишь.

В лесу пусто – ни тропинки, ни зверя. Только птицы галдят где-то вверху, над листьями пальм.

Вот между стволами неторопливо, тихо прошёл астронавт. Он в высоких кремниоловых чулках с пружинящими каблучками. Такие чулки не прокусит змея. Они не боятся ни воды, ни льда, ни раскалённых песков. И их почти не чувствуешь на ноге. Этой обуви уже больше двухсот лет, но до сих пор она незаменима для любых путешествий.

Мы видим спину астронавта и не знаем, кто это. Ясно только, что мужчина. Широкие сильные плечи, крепкие ноги, мускулы которых так и играют под тонкой серой тканью обтягивающих брюк.

Он уходит в лес, этот астронавт, и за ним идёт ещё один, и ещё. Круглые белые шлемы мелькают среди мохнатых стволов, окутанных толстым зелёным мхом, и исчезают вдали.

И тогда из-за толстого ствола медленно выдвигается коричневое волосатое плечо, затем коричневая голова с копной спутанных тёмных волос и курчавой бородёнкой на резко скошенном подбородке.

Голова глядит вслед ушедшим астронавтам.

Видно, они уже не внушают опасений, потому что человек выходит из-за дерева весь – совершенно голый, коричневый, волосатый, опирающийся на толстую суковатую дубину.

Не поворачивая головы, он негромко, протяжно говорит: «О-о-у-у-л!», и из-за двух соседних толстых коричневых стволов выходят ещё два таких же коричневых волосатых человека.

Они тоньше и чуть выше первого, и бородки у них только пробиваются, и в руках у них не суковатые дубины, а короткие копья – обыкновенные копья, каких полно в исторических музеях Земли.

Эти двое тоже глядят вслед астронавтам, затем один из них цокает языком и, выпятив нижнюю губу, покачивает головой.

Видно, астронавты ему не очень-то понравились.

– Хой! – негромко командует первый человек, тот, который с дубиной, и все трое поворачиваются к нам спиной и двигаются вглубь леса, вслед за астронавтами. Ещё несколько секунд – и коричневые волосатые люди исчезнут за толстыми, мохнатыми стволами деревьев.

И в это время рядом со стереокамерой раздаётся громкий металлический щелчок.

Трое коричневых мгновенно поворачиваются лицом к камере. Двое крайних держат наготове копья. Средний отвёл для удара суковатую дубину.

Они на несколько секунд застывают в этих позах, изучая непонятного противника и позволяя себя фотографировать. В их маленьких, как щёлочки, глазах бегают тёмные зрачки. В глазах – страх. Страх и ненависть. И ничего больше.

Сильные коричневые тела напряжены. И хорошо видны развитые мускулы рук и груди.

Это сильные люди. Но лица их некрасивы. Они не вызывают симпатий.

Но вот, наконец, один из людей делает резкое движение, и в воздухе летит копьё. Оно летит прямо на стереокамеру и, кажется, будто вот-вот вонзится тебе в грудь. Но камера резко отодвигается в сторону, и видно, как копьё втыкается в землю возле мохнатого ствола пальмы, как, постепенно затихая, дрожит тонкое древко.

А когда камера вновь возвращается в прежнее положение, трёх диких охотников уже нет.

В лесу, как и раньше, тихо и пусто, и громадные пятнистые бабочки бесшумно летают с цветка на цветок. Лишь высокая трава медленно распрямляется там, где только что стояли три косматых коричневых человека…

…Я выключил дисплей, задумался.

С этими людьми ещё придётся встретиться. Больше того – жить с ними рядом, учить тому, что знаю я сам, учить добру.

Хватит ли терпения – у меня, у других?..

Ведь дикарям очень далеко до настоящих людей. Они не знают жалости, не понимают цены человеческой жизни. Убили же они Риту Тушину – спокойно, деловито… И главное – ни за что! Хотя она пришла к ним с добром.

Конечно, Бирута тоже видела эти стереоленты. Их много раз показывали по телевидению. Их знала вся Земля. И на лекциях в «Малахите» их не раз вспоминали.

Но мне не хотелось, чтобы Бирута сейчас снова всё это смотрела. Наверное, это помешало бы ей работать над рассказом, создало бы совсем не то настроение.

Поэтому две оставшиеся стереоленты я быстро скопировал и положил в карман. Вот-вот войдёт Бирута. Лучше унести копии в каюту, в наш «пенал», и, когда будет закончен рассказ и появится подходящее настроение, прокрутить их вместе с нею.

Несколько дней потом думал я, что ждёт нас на далёкой планете, так до конца и не понятой. Зачем мы летим? Ради чего навсегда простились с нашей ласковой и удобной Землёй?

Видно, так уж устроен человек, что какие-то проклятые вопросы мучают его всю жизнь, хотя, казалось бы, давно решены другими. И каждое новое поколение всё главное решает для себя заново, как бы не доверяя надёжному, дорого оплаченному опыту отцов.