Кто-то,с кем можно бежать - Давид Гроссман

– Что? – спросил Иосиф, который будто засыпал каждый раз за своими тёмными очками, и только толчок плечом в спину будил его.

– Что у нас есть хорошая еда.

– Ну да, есть самая лучшая еда. Потому что Геня варит, – объяснил он и указал головой на жену, – так что еда хорошая, и пить, и спать, всё хорошо!

Тамар не спешила. Что-то в ней всё ещё отказывалось верить. Или боялось верить. И кто-то в её взгляде всё ещё умолял их доказать ей, что она ошиблась. Потому что, если это оно, если он и правда их послал, то всё должно сейчас начаться, и у неё не будет никакой власти над тем, что произойдёт, и она вдруг поняла, что она не отважится это сделать.

– Так что скажешь, миленькая? – спросила женщина. Тамар видела, что её губы жадно дрожат.

– Я не знаю, – выдавила Тамар, – где это? Это далеко?

– Это не за границей, – прокашлялась старуха, и её руки задвигались перед Тамар, наверно, от волнения, – это тут, сразу, полминуты. Но мы возьмём такси, или кто-то подвезёт нас. Только скажи да или нет. Все остальное – это уже мы устроим.

– Но я... я вас не знаю. – Тамар почти выкрикнула свой страх.

– Что надо знать? Я бабушка, а он дедушка. Старички! И есть один сын, Песах, который там руководит, и он очень хороший, поверь мне, миленькая, он золотой ребёнок! – Тамар в отчаянии смотрела на них. Это оно. Это имя, которое Шай назвал, когда звонил ей оттуда. Песах. Человек, который его бил, который почти забил его до смерти. Старуха продолжала: – И у него есть место точно для таких детей, как ты.

– Место? – притворилась Тамар. – Есть ещё дети?

– Но конечно! Что ты думала, будешь там одна? Там есть дети, которые артисты первый класс! Есть такие, что делают гимнастику, как цирк, есть музыканты со скрипкой и гитарой, и один, который делает представление без разговора, как этот, из телевизора, Розен, и один, который кушает огонь, и девочка, которая ходит только на руках, о-го! – её голова возбуждённо качалась. – Будут тебе там друзья, так весело будет тебе целый день!

Тамар пожала плечами.

– Это звучит интересно, – соврали её губы, но голоса не было.

– Так идём? – рот старухи дрожал, её лицо вмиг покраснело от возбуждения, и Тамар не могла на неё смотреть, она казалась ей жирным пауком, который быстро плетёт вокруг неё свою паутину, как вокруг муравья.

Старуха взяла её под руку, и они вместе спустились на бульвар. Шли очень медленно из-за слепого Иосифа. Старуха говорила, не переставая, будто пыталась утопить Тамар в словах, чтобы она не поняла, что на самом деле происходит. Подошвы Тамар горели. Ещё так легко было оторвать свою руку от старухиной и просто уйти от неё. Уйти навсегда, и никогда больше она не должна будет ощущать эту дряблую прохладную кожу, и не запутается в паутине, которую плетёт вокруг неё эта женщина.

И никогда не попадёт в тот дом, куда месяцами ищет дорогу. Тамар с болью посмотрела вокруг, как будто никогда больше не пройдёт по этой улице и не увидит эти магазины, и этих людей, и эту повседневность. Канючащим голосом подумала про себя: "С днём рождения меня, и спасибо за удачный подарок".

– Собака обязательно? – недовольно прокудахтала старуха, обнаружив вдруг, что большая собака, плетущаяся за ними, принадлежит Тамар.

– Да, она идет со мной! – вскрикнула Тамар, в глубине сердца надеясь, что ей скажут, что с собаками нельзя, и у неё будет хороший повод освободиться.

– Это женщина, собака? Самка? – скривилась старуха. – И что будет, она забеременеет и родит, и у нас там будет радость и веселье?

– Она уже... Она уже пожилая, не может щениться, – прошептала Тамар, в душе жалея Динку, которая должна в её возрасте терпеть такое унижение.

– Так какая тебе разница, – уговаривала женщина, – оставь её здесь. Зачем она тебе нужна, кормить её, а она будет болеть и принесёт грязь...

– Собака идёт со мной! – отрезала Тамар, мгновение они со старухой смотрели друг на друга, и Тамар увидела то, что до сих пор пряталось под жалостливыми улыбками и материнскими складками жира – острый взгляд, серый, как сталь, знававший битвы – но старуха первая опустила глаза:

– Не надо так кричать. Что я такого сказала? Что за нахальство такое, кричать на нас, а мы ещё делаем тебе одолжение...

И Тамар знала, знала, знала, что это оно.

Несколько минут прошли в молчании. Возле "Кошек" за ними медленно поехала синяя машина, грязная и побитая со всех сторон. Тамар её сначала не заметила. Потом удивилась, почему "Субару" так привязалась к ним. И тут её горло перехватило от ужаса. Машина остановилась возле них. Старуха торопливо посмотрела направо и налево.

Водитель, молодой чернявый парень, чей лоб посередине был прочерчен глубокой морщиной, вышел из машины. Коротко бросил на Тамар горящий взгляд, полный презрения. Открыл старухе переднюю дверь, как будто был водителем, по меньшей мере, "Ролс-Ройса". Старуха подождала, пока её муж втиснется на заднее сиденье, потом впихнула внутрь Тамар.

– Прямо к Песаху, – приказала она, водитель отпустил ручной тормоз, и машина рванулась вперёд. Тамар оглянулась и посмотрела на улицу, которая сужалась за ней, будто закрываясь на молнию.

2. "Как безумная птица"

У крупного человека в чёрной сетчатой майке в углу рта была зубочистка, и он говорил по двум телефонам одновременно. В один из них, стоящий на столе, он кричал:

– Я сто ррраз тебе объяснял, всегда проверяй утром в мешке в машине сзади, взял ли он ножи! – А в другой, мобильный, говорил: – Откуда я тебе возьму сейчас зззтеклянный ящик, откуда? – Подняв голову, он увидел Тамар и, не отводя от неё взгляда, медленно передвинул зубочистку из левого угла рта в правый.

Тамар стояла смирно, крепко сжимая руками швы на штанинах комбинезона. Так много сомнительных, тёмных людей встретила она за последние недели и каждый раз, испугавшись, успокаивала себя мыслью, что они только введение к нему, и что стоит приберечь страх для решающего момента. Сейчас, стоя против него, она удивлялась, что он выглядит почти безобидно, этакий громадный медвежонок, толстый и потный. И все равно не могла справиться с дрожью в ногах.

На одном из пальцев его руки был толстый чёрный перстень, Тамар не могла отвести взгляда от мизинца с длинным, как у орла, ногтем и думала, не с этого ли телефона, что на столе, был сделан звонок, из-за которого она попала сюда, и не из этой ли комнаты слышались удары кулаков и ужасные вопли.

Старик со старухой, его отец и мать, устремились к нему и, пока он говорил, представили Тамар, улыбаясь ему по обе стороны от неё с намёком и обещанием, как будто она была дорогим подарком, который они для него купили. Даже сидя он был выше их обоих и заполнял собой всю комнату, вызывая у Тамар странное чувство, что она смешна в своей миниатюрности. На золотой цепи, висящей на его широкой груди, были имена "Меир" и "Яков" – очевидно, имена его детей – и что-то похожее на длинный звериный клык. В один телефон он сказал:

– Чтоб ты не смел спускать с него глаз, когда он бросает, он мне уже порезал кого-то позавчера в Акко. – А в другой телефон прорычал: – А в обычный деревянный ящик или какую-нибудь картонную коробку из супермаркета она не может залезать, эта ненормальная?

Динка лежала у её ног, обеспокоенная. То и дело вставала и меняла позу и, наконец, что было для неё необычно во время долгого ожидания, встала. Тамар осторожно осмотрелась: справа от неё был большой металлический шкаф. На окне была решётка. На стене косо висел порванный плакат: "Поймал кайф – проворонил жизнь". Мужчина закончил один разговор, сказав:

– Только я тебя ещё раз предупреждаю: всё время проверяй, чтобы позади него не было никого, кто может нечаянно получить ножом по голове.

У него была красная лысина спереди и длинная коса сзади, и тяжёлые тёмные мешки под глазами. Он положил трубку, и под кожей его рук задвигались мускулы, похожие на буханки хлеба. Во второй телефон он сказал:

– Так пойдите в зоомагазин, там в каньоне[27] наверняка есть, купите ей аквариум, пусть попррробует залезть в аквариум, только чччек не забудь принести!

Выдохнув длинную струю воздуха, будто говоря "Всё на мне", посмотрел на Тамар и спросил, что она умеет делать.

Тамар проглотила слюну. Она умеет петь.

– Громче, не слышно!

Она умеет петь. Она три года поёт в хоре. У неё есть соло. По крайней мере, было, поправилась про себя, до поездки в Италию.

– Мне сказали, что ты поёшь на Бен-Иегуда, это так?

Она кивнула. На стене позади него были приклеены две поцарапанные фотографии. Он там был лет на двадцать моложе, почти голый, красный и блестящий, и боролся с другим мужчиной, очевидно, на каких-то соревнованиях.

– И в чём же дело? Сбежала из дому?

– Да.

– Ладно, ладно, не рассказывай. Не хочу знать. Сколько лет?