Тремор - Каролина Эванс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То, что я ощущал еще в детстве. Помню, как раньше у меня захватывал дух, когда я смотрел на горы. Сразу казалось, что я могу все. Все, абсолютно.
Какое-то время они молчали, пребывая каждый в своих мыслях. Заснеженные вершины, что утопали на фоне полей в легкой дымке, вскрывали в Кирилле все страсти и мечты, что он отринул от себя, пока был с Таней в Провансе. Их рельеф, мощь, их высота, на которой парят лишь орлы, вновь обратили к нему его настоящего. Того пылающего парня, с вечной неудовлетворенностью в душе, с притязаниями размером в горные цепи и пронизывающей насквозь жаждой славы. Неистовой искрой она вновь забилась в нем.
— Знаешь, мне так хочется спеть здесь. Прямо сейчас взять гитару и сыграть одну песню. Я написал ее очень давно, но так ни разу и не выступил с ней.
— Так пойдем, — тихо сказала Таня.
Взяв его за руку, она изо всех сил старалась поспевать за ним. Из-за разницы в росте это всегда было для нее непросто. Сейчас же Кирилл почти летел вниз со склона. Неистовый восторг все больше наполнял его грудь. Только теперь он ощутил, как сильно соскучился по музыке. Руки вспотели от предстоящего слияния с гитарой.
Дойдя до площади, он сбавил шаг. Таня, наконец, поравнялась с ним.
— Пойду спрошу, есть ли тут гитара, — сказал он ей, направившись к группе людей с аппаратурой. Через пару минут он взошел на сцену.
Поредевшую поляну быстро заполонили люди. Смотря поверх них, Кирилл провожал закат взглядом.
Заиграли первые аккорды. Под них он думал, что там, в деревне у горизонта, люди каждый день видят пики гор. Чувствуют ли они то же, что и он? Что могут взлететь на самый вверх, запылать словно феникс? Что только так они могут жить, сколько бы не убеждали себя в прелестях тихой жизни.
Он думал об этом, исполняя балладу. Слова были на английском, поэтому люди зачастую понимали, о чем он поет. В чистом возвышенном голосе был призыв о свободе. Призыв не сдаваться и идти к тому, что возвысит тебя. Что бы ни случилось. Публика быстро выучила припев и стала подпевать ему.
Кирилл знал, зрители чувствует то же, что и он. Что в их сердцах тоже обитал горный ветер. Перед глазами маячили воспоминания, образы, стремления. Он видел это в лицах людей. Они плавно покачивались, иногда закрывая глаза или опуская их.
Никто не сходил с места. Минуты шли, и Кирилл на ходу выбирал в голове песни. Многие из них он исполнял впервые, удивляясь тому, как не забыл их.
Весь мир стал единым целым с ним. Люди у сцены, скалы и огни в сумерках разожгли в нем то состояние, когда шедевром будет все, что он сделает. Оно нечасто приходило к нему. Каждый раз, когда это случалось, Кирилл удивлялся тому, с какой легкостью ему давались сложнейшие аккорды. Связки сами издавали нужные ноты. Кирилл смотрел на людей, на восторг в их глазах, на те эмоции, что переполняли его самого, и был счастлив.
«Запомни это состояние. С ним можно добиться чего угодно».
Эта мысль пронеслась у него в голове, когда закончилась песня. Он не успел развить ее. Шквал аплодисментов разнесся по округе. Толпа перестала снимать Кирилла и направилась к нему, когда он сошел со сцены. Его руки быстро заполнились подарками и сувенирами. На ломанном английском люди благодарили Кирилла. С восторгом объясняли, как им понравилось выступление, как они хотят познакомиться с ним.
Когда новоиспеченные фанаты стали расходиться, ребята пошли к машине. Всю дорогу Таня открывала коробочки с лавандовым мылом, местными сырами и калиссонами. Бернар рассказывал, где производили оливковое масло, керамические тарелки и вместе с ней рассматривал их.
Кирилл словно не слышал их. Уже стемнело, и он провожал взглядом редкие фонари на дороге. Смотрел, как они отбрасывают тени от фар и думал о своем.
Голоса толпы отдавали в голове эхом. Таня была права. Мечты об успехе вновь поглотили его.
Глава 16
Вернувшись в Питер, Кирилл словно разделился на две части. Близилась поездка в Москву, а впечатления из Прованса всюду следовали за ним. Иногда казалось, что он чувствует аромат розмарина в воздухе. Слышит по утрам песни птиц и колыхание травы в поле. В душе рождалось спокойствие. Хотелось вновь уйти от суеты, а надо было репетировать. К тому же, денег после Прованса почти не осталось.
Но неожиданно проблема решилась сама собою. Он помирился с родителями. Мама отправила ему денег и, как ни в чем не бывало, спросила о поездке и его новой работе. Конечно, вымышленной. Родители думали, что Кирилл устроился в кофейню бариста. Если бы они узнали, что он все еще играет в вагонах метро, от него бы точно отреклись. И, как ни странно, это лишь подталкивало его зарабатывать на жизнь таким образом.
Лео много раз пытался отговорить его.
«Это опасно. Если кто-то из Газпрома нас увидит, вся твоя жизнь пойдет по наклонной».
Таким человеком был Лео. Спокойным, рассудительным, логичным. Но Кирилл был не такой. Если ему что-то нравилось, он был готов даже на самый безумный риск ради этого. Он ошибался, падал, терял смысл в жизни, а потом вновь горел. Иногда слишком неистово. Возможно, без Лео пороха в его душе бы уже не осталось.
Всю неделю до поездки в Москву он убеждал Кирилла не ссориться с Деном. Ничего не отвечать на его провокации. Но тот, как специально, повысил градус в их общении. Сосредоточиться на репетициях становилось все сложнее, ведь теперь Кирилл думал лишь о том, как совладать с собой. Как сделать равнодушный вид, когда речь вновь и вновь заходит об Америке, о том какая жизнь ждет их вокалиста и какие возможности теперь открыты перед ним.
— Увидите в моих сторис, какие там тусовки. Специально для вас буду чаще снимать их, — сказал Ден на одной из репетиций, смотря прямо в лицо Киру.
Глубоко вздохнув, Лео и Эммануэль с опасением перевели взгляд на него. Тот сидел чуть поодаль от группы и настраивал гитару с видом, что ему совершенно плевать на сказанное. Это вызвало у них облегчение. Но Ден хотел увидеть то, от чего внутри него все пылало — презрение, зависть, искрометную злость в хищном взгляде. Усмехнувшись, он перешел к своему главному козырю.
— Я переживаю за вас, ребята. Все-таки
