Покаяние - Геннадий Гусаченко

Он пристально посмотрел на моё элегантное пальто, на модную шляпу и галстук, на блестящие туфли, прикидывая изысканный вид незнакомца к его образованию, должности, морскому опыту. Не найдя в моём облике ничего такого, что соответствовало понятию «просоленный мариман», капитан зверобойной шхуны взялся за леер трапа с намерением уйти. Задержал ногу на ступеньке и опередил мой вопрос:

— Мне нужен опытный моторист… Вы кто по специальности?

Про свой диплом об окончании университета я предпочёл промолчать. Кому на этой шхуне, засаленной котиковыми шкурами, нужен переводчик–референт японского языка?! Но в кармане лежало свидетельство электромеханика, выданное в учебном отряде подводного плавания. Решил рискнуть. Им и представился. Ещё добавил, что приходилось стоять на руле теплохода.

— Электромеханик? И в море не первый год? — с ноткой уважения в голосе переспросил капитан. — У нас все судовые роли, кроме одного моториста, уже утверждены. Не сегодня–завтра уходим бить зверя. Отыщи в рыбпорту китобоец «Робкий». Стармехом на нём Чупров — мой друг по сахалинской мореходке. Они недавно с путины вернулись, в ремонте стоят. Люди в отпуск уходят, замены им нужны. Пойдёшь к Чупрову, скажешь: «С корсаковским приветом от Тихомирова!».

Капитан подал руку на прощание, как бы признавая этим рукопожатием во мне моряка, и тотчас забыв о моём существовании, ругнулся на вахтенного матроса, слабо натянувшего капроновый леер. А я потащился в рыбпорт разыскивать неведомый мне китобоец «Робкий».

Полуденное солнце, выглядывая из–за серых облаков, высвечивало задымленные трубы больших морозильных и малых рыболовных траулеров «Востокрыбхолодфлота».

Лес мачт китобойной флотилии высился вдоль длинного причала рыбокомбината.

Пахло солью, пропахшими рыбой сетями и деревянными бочками, смолёными канатами. Под бетонными сваями плескалась замазученная вода Золотого рога. На её поверхности цветами радуги переливались масляные и соляровые пятна.

Катер с пассажирами провыл сиреной, отправляясь с мыса Чуркин на другую сторону бухты.

Я шёл вдоль ряда китобойцев, стоящих кормами к причалу, тесно прижавшись бортами и задорно задрав острые форштевни. На баках охотников за китами гордо красовались гарпунные пушки.

С неровно бьющимся от волнения сердцем читал надписи на фальшбортах: «Гневный», «Зоркий», «Звёздный», «Властный», «Разящий», «Резвый», «Резкий», «Быстрый», «Зовущий»…

Но вот и «Робкий». Оправдывая название, скромно стоит последним. Вахтенный матрос на юте, запахнувшись в тулуп, пьяный вдрызг, сидя спит на бронзовой лопасти запасного гребного винта.

Я прошёл по коридору между каютами комсостава и остановился перед дверью с потускневшей латунной табличкой: «Старший механик». За переборкой раздавались звуки музыки, слышались шумные возгласы подвыпивших мужчин, звон стаканов и смех.

Неожиданно дверь распахнулась. Передо мной, покачиваясь, стоял молодой моряк в форменной тужурке с двумя шевронами на рукавах: третий штурман или третий механик.

— Мужики!!! К нам г-гости! Выпить п, гинёс?! — сильно картавя, обратился он ко мне. — Нет?! А ты п-почему б-без пузы, гя… на «,Гобкий» явился?

Дальше шла ненормативная морская лексика в адрес некоего Юры Балдина, купившего мало водки.

— Пошли ду, гака за водкой — он по одной на б, гата и п, гинесёт! Это п, го Ю, гу Балдина сказано! В нату, ге Пном — Пень — столица Камбоджи! Гово, гил тебе: «Мало будет, бе, ги с, газу по па, ге бутылок на человека.

— Да пошёл ты в Катманду! А лучше в Гваделупу! — беззлобно огрызнулся крайний за столом моряк в тёмно–синей куртке с погончиками второго электромеханика. — Мало — ноги в горсть и бегом в магазин за добойником!

Этим термином, как я позже узнал, у китобоев называется гарпун с обрезанными лапами, предназначенный для добивания раненого кита, взятого на линь. В перебранке китобоев под «добойником» подразумевалась дополнительно купленная водка.

Нестройный хор захмелевших моряков заглушал их перебранку и звон посуды. Помогая своим осипшим голосам стуком кулаков по крышке стола, они дружно орали марш китобоев:

Ударил, ударил выстрел меткий,И вспенилась, и вспенилась вода,Недаром, недаром наши предкиОткрыли, открыли путь сюда…

— Скажите, а кто здесь старший механик Чупров? — выбрав момент, когда певцы выдохлись и потянулись за папиросами, спросил я.

— Ну, я стармех Чупров…, — глянул на меня сидящий во главу стола моряк в тельнике. Наколка «якорь» на правой руке, корявое, словно изъеденное солью, лицо. В прокуренных зубах трубка с длинным чубуком — настоящий морской волк!

— Чего хотел, приятель?

— Я к вам с корсаковским приветом от Тихомирова! — выпалил я, рассчитывая произвести впечатление. Чупров спокойно вытряхнул пепел в пепельницу–раковину, набил трубку табаком, прикурил и, пыхнув дымком, глянул на меня.

— Ну, я старший механик… — повторил Чупров. — И что?

— Тихомиров сказал… Электрик вам нужен…

Мои слова не удивили Чупрова, ни коим другим образом не подействовали на него. Не обращая на меня внимания, обратился к сидящему напротив располневшему, круглолицему моряку:

— Лёха Тихомиров… Земляк из Корсакова. Капитанит на зверобое… Затащил недавно в «Золотой Рог». Нормально посидели. Приличных чувих закадрили… Лёха звал к себе стармехом… Навар у них, не то, что у нас… За котиковый мех, если по уму толкнуть, уйму баксов иметь можно. Ну, ты знаешь, не по мне это дело — драть шкуры… Так ты электриком? — вдруг обернулся ко мне Чупров. — Документ имеется? Покажь!

Я с готовностью подал свидетельство в замусоленной дермантиновой обложке, влажное от ладони, давно сжимавшей его в кармане пальто. Чупров приблизил книжицу к свету настольной лампы, внимательно прочитал запись.

— Электрики по твоей части, Виктор Алексеевич, — сказал Чупров, протягивая свидетельство всё тому же плотному мужчине с кругло–красным, разгорячённым выпивкой лицом, с которого не сходила блаженная улыбка.

Тот посмотрел, поглядывая на меня и на запись в свидетельстве, как бы сверяя одно с другим, положил в ящик стола, что было хорошим знаком.

— Подводником был…, — с теплотой в серых глазах кивнул в мою сторону Чупров. — Ладно, принимаем в машинную команду «Робкого». Временно! До весны… На период ремонта. А там посмотрим…

— Я в путину хочу, — вырвалось у меня.

— Ни одной вахты на «Робком» не отстоял, а уже в путину собрался, — добродушно, всё с той же неизменной улыбкой сказал круглолицый моряк. — Ремонт, это как проверка на вшивость. Понял? Не посмотрю, что тебя Лёха Тихомиров прислал. Будешь баклуши бить — спишу на берег. Завтра оформим твои документы в отделе кадров. А сейчас дуй в ресторан «Утёс», отрабатывай испытательный срок по полной программе!