Инь vs Янь. Книга 2. - Галина Валентиновна Чередий

первоначальные устои и истинные принципы взаимоотношений братьев с Драконами и их Дарующих. Единственно верное слияние было забыто и ради достижения целей любой ценой было заменено практически насильственным сращиванием, которое губит жизни Дарующих, а выживших унижает и уродует сам смысл и такого действа, как Восхождения, и дальнейшие взаимоотношения Светочей и Проводников. Я же хочу вернуть в Орден первозданные обычаи, которые были поистине прекрасны и наполнены любовью и преданностью вместо насилия и принуждения. И я знаю, что ты носишь ребенка, в котором я вижу символ и великую силу изменить сложившийся неправильный порядок вещей.

И все, что я хочу узнать сейчас, это — готова ли ты стать на этом пути не моим непосвященным орудием, а настоящей союзницей, готовой бороться, если придется, рядом со мной против всего Ордена. Потому что иначе тебя ждет плачевная судьба. И это не попытка запугать тебя.

Со своей стороны могу поклясться, что готов отдать даже свою жизнь за тебя и то будущее, что ты сейчас взращиваешь в себе. А также обещаю никогда не использовать тебя, как марионетку, принуждать к чему-то или требовать и положу все силы, чтобы не позволить сделать это никому другому. Я могу подарить тебе свободу, помочь приобрести неограниченную силу и великую судьбу взамен почти верной гибели и твоей, и твоего ребенка, либо, если выживешь, жизни в мнимом почтении, которое на самом деле является вечным услужениям чужим ошибочным целям и методам. Я не требую ответа немедленно. Можешь думать, пока есть время, можешь встречаться с другими братьями и слушать их. Но если ты готова хотя бы выслушать меня до конца, просто кивни сейчас и не обращай внимания на все, что я буду дальше говорить вслух».

Я перестала жевать и нахмурилась. Что это все, черт возьми, должно значить? Упорно всматривалась в сидящего напротив мужчину, который явно ждал моего ответа, хоть и сохранял видимость полной невозмутимости. Это что, один из тех способов убедить меня в чем угодно, о которых так настойчиво предупреждала Амалия? Или попытка втянуть меня во что-то еще более отстойное, чем то, что ожидает меня сейчас? Хотя куда уж хреновей.

В любом случае из всего услышанного сейчас в моем мозгу зацепилась намертво только одна фраза. «Я могу пообещать тебе свободу». И только она для меня имела значение, а не все путанные объяснения и чьи-то там великие цели и заблуждения на пути к ним. Только ради этого я могла бы себе позволить рискнуть и ввязаться в непонятную игру Романа. Потому что, похоже, свобода требуется не одной мне. Поэтому я, не отводя взгляда, медленно, но отчетливо кивнула.

«А теперь, пожалуйста, представь, что ты услышала что-то крайне нелицеприятное о себе из уст брата Игоря, и выскажи вслух свои эмоции — как можно экспрессивнее, что бы поверили те, кто, возможно, подслушивает нас сейчас. И ради всего вечного, сделай это очень достоверно. От этого зависят наши с тобой жизни».

10

Я, пытаясь взять дыхание и чувства под контроль, упорно пялюсь на мелкие осколки, в которые обратилась чайная чашка, но проигрываю битву с эмоциями и с криком швыряю ей вдогонку еще и тарелку с выпечкой. Ярость — ослепительная, жгучая — прет из меня, ищет выхода хотя бы в желании крушить, разбивать все, до чего сейчас могу дотянуться. Да как этот напыщенный ублюдок вообще посмел! Что он, на хрен, возомнил о себе? Тоже мне, психолог гребаный!

Я несусь на балкон и борюсь с желанием заорать во все горло, что это долбаный Роман не прав. Не прав! Я совсем не такая!

Прослушав запись, я согласилась поучаствовать в этой затеянной им игре. Да и почему нет? Не похоже, что появится Рамзин в костюме Бетмена и спасет меня, несчастную пленницу, из этого притоноподобного Ордена чокнутых. Во-первых, потому что он сам один из них, а во-вторых — не упирался мне никуда этот властный придурок ни в каком качестве. Не хочу его ни видеть хоть во сне, хоть наяву, ни помнить. И да, я не забыла, что Амалия меня предупреждала ни в чем не доверять Роману. Но с другой стороны, а кто такая Амалия, чтобы принимала ее слова за аксиому? Разве она предложила мне помощь? В моем понимании — нет. Учить меня, как правильно прогнуться и внушать побыстрее смириться с по ее словам неизбежной судьбой — какая это, к черту, помощь? Она предлагает покорность, тогда как Роман говорит о некой борьбе. Её смысл мне пока непонятен, но в любом случае это не статичное ожидание уготованной судьбы, а какое-то движение. А там, где движение, всегда есть возможность. Верить в то, что судьба, озвученная Амалией, неизбежна, я отказываюсь. У всего, что она вещает и о ребенке, и о неминуемой смерти нет никаких подтверждений. Это просто слова, они ничем не подкреплены, их нельзя потрогать. Само собой, сказанное Романом тоже не более чем сотрясение воздуха. Но если положить на чаши моих мысленных весов нытье Амалии и предложение Романа — я предпочитаю действие нежели смиренное ожидание. Я верю в то, что если не сидеть на заднице ровно, то рано или поздно найдется некая лазейка, хоть крохотная возможность вырваться из этого дурдома, и я ею непременно воспользуюсь.

Вот руководствуясь этим я и дала согласие, потом, как он и просил, прошлась по Рамзину вдоль и поперек, изображая оскорбленную в лучших чувствах кисейную барышню. Уж это я умею. Думаю, Рамзин бы оценил мой слог и экспрессию. А Роман, по всей видимости оставшись довольным моей игрой, стал толкать ожидаемую речь о себе любимом, которую в высшей степени скромно назвал «некоторой информацией о себе». Причем делал он это в развернутом виде, обстоятельно и не торопясь, вышагивая по гостиной прямо как кандидат в президенты на предвыборной кампании. И если его послушать, так цены ему не было во всех отношениях. Оказывается, в отличии от того же Рамзина и многих остальных братьев, которые «в миру» занимались бизнесом или поиском все новых удовольствий для себя, Роман трудился не покладая рук на благо человечества. И делал это на поприще науки, в частности психологии. На данный момент он как раз был известен как автор бесценных исследований по теме реабилитации и психиатрической помощи людям, пережившим травмирующие события, в том числе и всевозможные катаклизмы и акты насилия, первопричиной которых были те самые пресловутые прорывы слоев. Когда же я, подыгрывая ему, спросила, что