Инь vs Янь. Книга 2. - Галина Валентиновна Чередий

оказаться в числе противников Главы. К своему стыду должен был признать, что не помнил, что конкретно тогда происходило, потому что был вымотан обрядом соединения энергий и полностью зациклен на мысли не отдать никому Яну, чего бы это ни стоило.

Поэтому я просто слушал, незаметно наблюдая за членами Совета и пытаясь уловить, как колеблется их мнения после каждого допроса. Само собой, брат Роман был вызван Декланом последним, как настоящая звезда этого шоу. Он тут же рассыпался в многословных и пафосных заверениях в собственной озабоченности моей судьбой и клятвах, что все делает лишь блага Ордена ради. Мне очень хотелось собрать воедино всю ложь, источаемую им в окружающее пространство, и, свернув ее в ком, затолкнуть в его поганую глотку. От самого звучания его голоса у меня внутри все раскалялось, словно там были угли, жар которых раздувается сквозняком. Мерзкие картинки этого урода, прикасающегося к Яне своими гребаными лапами или того хуже вонючим ртом, засовывающего в нее проклятый член. Желание оказаться рядом с Яной прямо в эту секунду, целовать ее, поглощать ее стоны, насыщаться ее наслаждением, чтобы стереть эти отвратные видения ее с Романом, было просто сокрушительным и росло с каждым произнесенным им словом. Обращалось в невыносимую, иссушающею до последнего предела жажду. И вместе с этой жаждой росла и злость. На ублюдка Романа, продолжавшего распинаться и изливать притворную заботу о моем состоянии и благе всего Ордена, а на самом деле ведущего свою игру. На этих старых закостенелых идиотов, половине из которых нужна не правда, а возможность закончить все побыстрее, а вторая половина явно размышляла как использовать ситуацию в своих целях. На моего проклятого дракона, который выбрал на редкость неудачное время, чтобы бросить меня без помощи. Но больше всего на самого себя, потому что позволил себе не предусмотреть всего, поддался эмоциям и ослеп от страсти. Гнев, как я ни старался его унять, не желал поддаваться контролю истощенного усталостью и тоской разума. Меня ощутимо тряхнуло и кулаки невольно сжались, выдавая потребность сжать пальцы на горле мерзавца и заставить его заткнуться навсегда. Я изо всех сил старался отключиться, заставить себя просто не слышать, не замечать урода, не вдаваться в смысл его слов, но воображение будто взбесилось, отнимая остатки сил и самоконтроля. Но нужно терпеть! Когда-то же это закончиться? И я буду на свободе. И вот тогда посмотрим, насколько хорошо умеет прятаться драгоценный брат Роман. Плевать даже если он не подаст, мне больше ни единого повода, я уже слишком хочу свернуть его шею. Но ублюдок, будто испытывая мое терпение, все никак не замолкал.

Я сжал зубы, чтобы не взреветь, требуя заткнуть этот гребаный фонтан красноречия, как вдруг сквозь пелену, которой я отчаянно отгораживался, отчетливо донесся его голос, полный скрытого торжества. Сукин сын обращался прямо ко мне!

— Брат Игорь, вы меня хорошо слышите? — шагнул он ближе.

— Превосходно, — проскрипел я и стиснул зубы, подавляя острое желание процитировать в его адрес некоторые любимые высказывания моей Яны.

— Скажите, брат, все, что вы сказали тут совету по поводу девушки и о причине вашего желания уединиться с ней от посторонних глаз, является чистой правдой? — продолжил он.

— Чище некуда, брат! — я ответил уверенно, однако уже ощущал, как в желудке растет ледяной узел, когда увидел, как предвкушающе сверкнули глаза Романа.

— Я понимаю, уважаемые братья, что звать на Совет простого человека, не члена Ордена — это неслыханное нарушение, — отвернувшись от меня, продолжил Роман. — Но я все же прошу вас выслушать найденного мною свидетеля.

— Позволить привести в Орденский дом простого смертного, да еще и дать ему право свидетельствовать на Совете против нашего брата? — тут же взвился Родерик. — Да вы в своем уме ли?

— Это немыслимая дерзость с вашей стороны, брат Роман, даже предлагать подобное, — поддержал его брат Доминик, презрительно скривившись.

— И тем не менее я нижайше прошу позволения ему говорить перед вами, уважаемые братья, — Роман согнулся чуть ли не до пола. — Тем более, что простым смертным этого человека назвать сложно.

— Я поддерживаю, — тут же влез Деклан. — Большой беды не случится, если мы получим максимально четкое представление о событиях.

Еще двое членов совета высказали вялое согласие, а отец впился в меня взглядом, безмолвно требуя ответа.

— Что же, я согласен, — недовольно согласился Родерик. — Если это ускорит принятие решения, то давайте сюда этого смертного. Только ради всего вечного побыстрее. Это проклятые стены и вонь от факелов порядком действуют мне на нервы.

Все обратили свои взгляда на отца, и в одну короткую секунду мне захотелось, чтобы родитель пересилил в нем Главу. Но он, не меняя позы, медленно кивнул, и я ощутил, что грядут настоящие проблемы. Роман метнул на меня злорадный взгляд и выскочил из камеры, чтобы вернуться через минуту и встать на прежнее место перед советом. Я мог поклясться, что он едва терпит, чтобы не сорваться и не начать приплясывать на месте от нетерпения. В помещении повисла тягостная тишина, сопровождающая любое ожидание, и наполненная раздражением, нетерпением и напряжением каждого присутствующего.

В принципе, я уже знал, кого собирается предъявить Роман Совету, просто, наверное, не верил что он отважится на это. Когда, наконец, из сумрака прохода показался новый персонаж в сопровождении двух братьев, я узнал его сразу. Он не был грязным и заросшим, каким я его видел в свой первый и последний раз, но перепутать было невозможно. Это был тот самый бродяга Зрячий, которого мы с Яной встретили у собора в Женеве. И это означало лишь одно. Роман следил за каждым моим шагом и в этот момент открыто в этом признавался. И раз он на это решился, то все было действительно плохо.

9

Как описать ощущение чьего-то насыщенного присутствия, от которого покалывает кожу, хотя ты не можешь видеть, не чувствуешь запаха или прикосновения? Ты просто знаешь на некоем первобытном подсознательном уровне, что тот, на кого реагирует каждое нервное окончание в твоем теле и разуме, находится рядом. Это как мощнейшее статическое электричество, поднимающее каждый волосок, посылающее по коже болезненно-сладкие разряды.

— Рамзин… — сонно бормочу я, не желая пока покидать замкнутое дремотное пространство. Хочу еще немножечко побыть там, куда никакие проблемы не могут добраться и существуют только ощущения. — Что, явился, наконец, разгребать то дерьмо, в которое втянул меня?

Знаю, я должна сейчас на него злиться, может, даже врезать, чтобы сделать себе приятное, но пока еще чуть-чуть побуду сонной и доброй. Сильное, горячее