В логове льва - Гарри Гаррисон

— Телеграф — всего лишь машина и в бою может запросто отказать. Главный артиллерийский командир посылает электрический сигнал, включающий соленоид орудийной позиции, поднимающий красный флажок, дающий расчету приказ стрелять. Но если машина сломается, сигналы придется передавать вручную. Вот тут-то и не должно быть путаницы. По одному орудию за раз, вот что важнее всего.

— Надлежащие распоряжения отданы. Все офицеры ознакомлены с ситуацией и обучены действовать соответственно.

— Гммм… — проворчал Эрикссон и громко фыркнул носом. Очевидно, он верил в безотказность машин — но не людей. Дурное расположение духа покинуло его, только когда он снова обратил взгляд на чертеж.

— Вам следовало бы заметить сходство этой конструкции с римским боевым построением «черепаха», когда внешние ряды атакующих держали свои щиты со всех сторон, чтобы защититься от вражеских метательных снарядов, в то время как центральные ряды держали свои щиты над головами наподобие черепашьего панциря. Точно так же и наши морские батареи. Шестидюймовая стальная броня корпуса, усиленная дубом, поднимается выше, чем орудия. Расположенные сверху стальные щитовые секции защищают палубу. По бокам они подвешены на петлях и открываются паровыми поршнями, но только когда мортиры готовы стрелять.

Хотя описание средств защиты было довольно невнятным, все было прекрасно понятно по чертежу.

— Пойдем, — сказал Эрикссон, — осмотрим судно ВМФ США «Тор», первое из построенных. Это бог грома — тот, кто размахивает молотом, сокрушающим врага.

После многолетних настояний изобретателя дать одному из кораблей такое название министерство военно-морского флота неохотно уступило. Однако вдобавок к «Тору» в ВМФ США числились «Громовержец», «Нападающий» и «Разрушитель». Весьма уместные названия для этих могучих кораблей.

Покинув контору и направившись к причалу, они впервые смогли оценить грубую мощь плавучего дивизиона мортир. Сами орудия предназначались для осады, и никому даже в голову не приходило возить их по морю. В просторное жерло такой пушки без труда влез бы человек, а посланный ею фугасный снаряд посеял бы чудовищные разрушения на любой артиллерийской батарее, какие бы надежные стены ее ни защищали.

— Восхитительно, — кивнул Шерман, взирая на мрачную мощь мореходной батареи. — Восхитительно. Этот ключик и отопрет нам дверь к победе. Вернее, это один из двух ключиков. В атаке на переднем крае окажутся танки с пушками.

— Сейчас я вам покажу их новую защиту.

— Тогда искренне прошу простить, но вынужден откланяться, — заявил адмирал Фаррагут. — Они на вашей совести, генерал Шерман, а не на моей. У меня нет ни малейшего желания видеть их снова.

Ни Шерман, ни Грант его чувств не разделяли. Глядя на грозные машины, они видели победу в сражении, а не вороненую сталь и угловатые обводы.

— Это новейшее усовершенствование. — Эрикссон похлопал по выпуклому стальному щиту, ограждающему стрелка. Наружу выступали только стволы пулемета Гатлинга. — Щит, конечно, вы и сами видите, это очевидно всякому, но внутри самой конструкции вы найдете плоды трудов гения механики. — Он поднял дверцу и указал внутрь машины. — Вон там, позади мотора, видите тот короб?

Оба генерала кивками подтвердили, что видят, но не стали высказывать вслух, что это им ровным счетом ничего не говорит.

— Рассмотрим передачу энергии, — провозгласил Эрикссон, и Шерман мысленно застонал, осознав, что грядет очередная невразумительная лекция. — Двигатель вращает приводной вал. Затем он должен вращать второй вал, на котором закреплены колеса. Но они не движутся. Как передать им энергию вращения? — Эрикссон, увлеченный своей страстью к изобретательству, пребывал в блаженном неведении по поводу полнейшего недоумения, написанного на лицах слушателей. — Сие таково мое изобретение — коробка передач.

К концу крутящегося вала прикреплена шероховатая стальная пластина. К ней обращена вторая стальная пластина, связанная шпоночным соединением с осью колес. Рычаг, вот этот, толкает вторую пластину вперед, так что обе пластины смыкаются и энергия передается, колеса крутятся, экипаж движется вперед.

— Вот уж действительно, плоды трудов гения, — произнес Шерман. Если в его словах и была тень иронии, она совершенно ускользнула от шведского инженера, ухмыльнувшегося и закивавшего в знак согласия.

— Ваши машины готовы к бою, генерал, куда бы вас ни занесло.

ТЕНЬ ВОЙНЫ

Теперь планы сражения были совсем готовы, и было уже невозможно ничего к ним добавить.

Бесчисленные папки и ящики с подробнейшими документами покоились в комнате 313 военного министерства. Генерал Шерман определенно знал, что должно быть сделано. Знал с точностью до человека размеры войсковых подразделений, которыми будет командовать, число и силу кораблей, которые задействует. Теперь в сильно разросшейся комнате 313 трудились офицеры, а не клерки, облекая эти приказы плотью конкретных цифр численности личного состава, офицеров, материального обеспечения и снабжения. Они не обладали ни сноровкой, ни проворством вышколенных клерков, зато отличались одним неоспоримым преимуществом: умением хранить секреты.

Воспоминания о едва не разыгравшейся катастрофе в министерстве военного флота из-за кражи боевых приказов еще были чересчур свежи и не изгладились из памяти. Лейтенанты и капитаны, ворча, что их заставляют заниматься школьными прописями, все-таки исправно строчили сотни дубликатов, необходимых для ведения современной войны. А поскольку для успеха грядущей операции требовалась мощь флота, адмирал Фаррагут стал неизменным напарником Шермана. Без его рекомендаций нельзя было ступить и шагу, и потому оба командующих совместно решали, какие силы понадобятся, а затем формировали флот из разнообразнейших кораблей, потребных для поддержки десанта и обеспечения победы. С дотошностью, доводившей его офицеров до безумия, Шерман снова и снова пересматривал организационные планы, пока они не пришли в полнейшее соответствие с его замыслами.

— Это война нового рода, — втолковывал он генералу Гранту. Наступил первый день апреля, и Вашингтон нежился в теплых объятьях ранней весны. — Я порядком раздумывал об этом и пришел к заключению — признаться, неохотно, — что сейчас все решают машины, а не люди.

— Без солдат войну не выиграешь.

— Разумеется. Должен же кто-то управлять машинами. Сперва вспомним о магазинной винтовке, заряжающейся с казенника, и как она преобразила ведение боя. Достаточно подумать, что один человек может выпустить столько же пуль, сколько раньше — целое отделение. Теперь перейдем к пулемету Гатлинга. Сейчас в руках одного человека огневая мощь почти целой роты. Поставь ряд пулеметов Гатлинга на надежно укрепленной закрытой позиции, и вражеским солдатам ее нипочем не взять, как бы отважны они ни были. А теперь поместим пулеметы Гатлинга на самоходные транспортеры — и получим новый вид грозной кавалерии, способной смести с лица земли любого противника на своем пути.

— Эта война нового рода больше смахивает на бойню, нежели на сражение, — поморщился Грант.

— Как же ты прав! Если такая армия нового типа осуществит массированное наступление, она сокрушит всех на своем пути. И чем стремительней наступление, раньше окончится конфликт — вот почему я называю такую войну молниеносной. Война переносится на территорию врага и уничтожает его. Как ты говоришь, бойня вместо сражения. И верная победа. Вот как надлежит вести наши грядущие войны. Тигр «механизированной» войны выпущен на свободу, и мы должны оседлать его — или погибнуть. Старые времена миновали, им на смену пришли новые. Надеюсь, что враг осознает это слишком поздно и будет уничтожен. В прошлом сражения выигрывали отвага и сила духа. В сражении при Шайло Север и Юг были настолько равными противниками, что чаша весов могла склониться в любую сторону.

— Но не склонилась, — возразил Грант. — Ты не позволил. Ты в тот день возглавил атаку, вдохновив солдат своим примером. Исход сражения решила твоя отвага.

— Возможно. Пожалуйста, поверь, я не принижаю энтузиазм и отвагу наших войск. Американские солдаты лучше всех на свете. Но я хочу наделить их оружием и организацией, помогающими выигрывать сражения. Я хочу, чтобы они вышли из грядущего конфликта живыми и невредимыми. Мне больше не хочется видеть двадцать тысяч сложивших головы на поле боя за один день, как при Шайло. Если уж без погибших не обойтись, пусть они будут из вражеских рядов. А в конце я хочу, чтобы все воины моей армии-мстительницы триумфальным маршем вернулись на родину, к своим семьям.

— Дело это непростое, Камп.

— Но осуществимое. И я этого добьюсь. Осталось лишь утрясти пару деталей, и я уверен, что могу спокойно переложить их на тебя.