Частная (честная) жизнь, или Что выросло, то… увы! - Виталий Полищук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты молодец, – сказала, отдышавшись, Люсьена. – Хочешь верь, хочешь – не верь, но давно мне не было так хорошо.
Все-таки в любой области, даже такой необычной, как платная любовь, профи есть профи… В данный момент я не знал, что сказать, так как по-прежнему испытывал неловкость, а вот она легко убрала мое смущение, всего одной фразой…
– Знаешь, – она приподнялась и облокотившись на локоть, легла на бок лицом ко мне. – Я не возьму у тебя денег. И впредь платить тебе не придется, но у меня будет одно условие. Обещаешь принять его?
– Извини… – я уже пришел в себя и совершенно не испытывал смущения, хотя и лежал совершенно голый рядом с ней. – «На американку» желание не могу обещать – я все-таки как бы женат…
Она засмеялась.
– Да знаю я, что ты женат! Просто я хотела попросить тебя иногда встречаться со мной и тогда, когда этого захочется. мне А не только по твоему желанию. Ну, я имею в виду, что хотела бы, чтобы мы стали любовниками. А это ведь означает взаимное удовлетворение желаний, а не только лишь по просьбе одного кого-то, верно?
Я подумал всего несколько секунд – ну, чего я теряю?
– Я согласен. Только я уже далеко не мальчик. Если буду в состоянии…
Она засмеялась.
– Ну, чего ты прибедняешься? Сколько тебе – сорок, сорок пять?
Я промолчал. Свой истинный возраст обсуждать с ней мне не хотелось. А потому просто сказал ей, одеваясь:
– Давай попробуем.
Только связываемся по телефону через Игната. Сама не звони ни в коем случае. Пусть Игнат звонит мне и сообщает счет какого-нибудь спортивного матча. Ну, например, говорит по телефону: «Знаешь, как сыграли вчера „Рома“ и „Интер“? Три – один.» Это значит – завтра в три часа дня ты меня ждешь у себя дома.
Люсьена засмеялась.
– А если я захочу увидеть тебя сегодня?
– Тогда счет будет «три – ноль». Главное – помнить, что первое число – время, второе – день. Разберешься?
Она встала и накинула на себя простыню.
– Я, вообще-то, смышленая. Пошли в душ! Я тебя буду купать…
После был душ, потом мы объясняли Игнату схему телефонной связи, а после я побывал дома у Люси – она жила в соседней пятиэтажке, в уютной двухкомнатной квартире. Отныне мне предстояло время от времени получать здесь то, что недодавала мне Женя.
И, как выяснилось позже – не только получать, но и иногда д а в а т ь наслаждение одной жгучей брюнетке по имени Люсьена…
Выйдя из подъезда, мы с Васей, который ожидал меня на улице, болтая с Игнатом, отправились обратно. Я имею в виду – к Василию, допивать и вообще завершать наш неоконченный мужской разговор. Игнат пошел с нами – ему предстояло забирать из детского садика свою младшенькую – старшая дочь, как и мой Ваня, была в лагере отдыха, а жена – на работе.
Так что некоторое время мы шли втроем.
По дороге мы еще раз обговорили схему связи по телефону, а когда расставались, Игнат-таки не удержался и сказал:
– А ты, Витек, молодец – у сестренки-то глаза прям-таки светились…
И, захохотав, пошел своей дорогой. И не увидел, как я покраснел, а мой хамоватый братец сказал ему в спину:
– А ты думал! Знай наших!
Но, увидев мое лицо, продолжать не стал, резко сменил тему и деловито добавил:
– Давай-ка зайдем в магазин и возьмем еще один пузырек! И закуски у меня дома почти нет!
И, насвистывая, пошел вперед. Это он деликатничал, не хотел меня смущать…
С тех пор мы иногда встречались с Люсей, чаще – по моей просьбе, но иногда и она меня приглашала.
На следующий год мне пришлось совершить поездку в Барнаул – Аня подала на развод.
Я не удивился этому.
Понять ее было можно – я приезжал домой (все-таки мой настоящий дом – это не Москва), в Барнаул, все реже и реже, денег почти не высылал (А что я мог ей посылать? Часть своей пенсии?), а кроме того, истинную причину я узнал лишь по приезде домой, в Барнаул…
Аня показала мне письмо – обычную анонимку, в которой доброжелатель сообщал, что в Москве у меня есть вторая семья – молодая жена, сын…
Я ничего не стал объяснять. Зачем?
За эти годы я отвык от нее – мы виделись всего три-четыре раза… Так что, почти не разговаривая друг с другом, мы пережили процедуру развода, а после этого я выдал ей генеральную доверенность на продажу нашей квартиры.
Я попросил ее лишь об одном – купить на мое имя комнату в коммунальной квартире в центре города и желательно – с минимальным числом соседей.
И затем перевезти в эту комнату мои вещи.
Простились мы без слез. Но и без взаимных обид, надеюсь.
Дальнейшие несколько лет моя жизнь протекала только в Москве.
Наши отношения с Женей не изменились – они по-прежнему были ровными, про неприятную находку в ее вещах я так ничего ей и не сказал.
И наша интимная жизнь оставалась той же, разве что мои постельные услуги требовались Евгении все реже.
Как бы то ни было, наши отношения были, как часто говорят – интеллигентными.
Так незаметно бежало время.
Ваня перешел уже в пятый класс, он быстро взрослел, формировался, как мужчина. Сказывались регулярные занятия айкидо – теперь он ездил на занятия самостоятельно, отказавшись наотрез от автомашины с шофером.
По этому поводу произошел резкий разговор с Кудрявцевым – Юрий Борисович обвинил меня в том, что я «учу парня не тому, чему следует».
Он этим выражал свое отношение тому, что по моему совету Ваня последний год посещал школьный кружок «Все делай сам». По сути дела, это была своеобразная мастерская, обеспечивающая остальные кружки необходимым оборудованием и реквизитом. Например, именно здесь мальчики и девочки сами (конечно, под руководством мастеров-профессионалов) мастерили декорации и шили костюмы для спектаклей драматического кружка. И тому подобное.
Ребята в этом кружке учились делать своими руками все – от пошива одежды до паяния схем различных электронных приборов.
– Он отказался от автомобиля, потому что хочет быть, «как все»! – гневно упрекал меня Кудрявцев. – Объясните – зачем ему быть «как все»? Он уже «как все» работает молотком и паяльником, что дальше? Освоит специальность слесаря-сантехника?
Мне долго пришлось разъяснять Кудрявцеву, что желание мальчика ездить на занятия самостоятельно не имеют ничего общего с посещением кружка «Все делай сам». Просто Ваня вступает в подростковый этап развития. А подростковый возраст всегда предполагает некое бунтарство, отказ от контроля взрослых.
Я не убедил его до конца, я просто отсрочил этот разговор. Который неминуемо должен был иметь продолжение.
Глава 19-я
А вообще это был непростой год для меня.
Ваня вновь стал задавать вопросы, но теперь это были вопросы социальные, обществоведческие… Мальчику не хватало объяснений, которые он получал, читая тексты энциклопедий – ему было нужно живое слово авторитетного для него человека.
Одно дело – уметь задавать себе вопросы, изучая устройство окружающего нас мира (и находить на них ответы), но совсем ведь другое – правильно понимать проблемы, проистекающие из особенностей устройства человеческого общества.
На память приходят лишь два разговора с ним.
Однажды, вернувшись из школы, Ваня спросил меня:
– Пап, сегодня на уроке «Основы маркетинга и предпринимательской деятельности» Петр Петрович (это Ванин преподаватель в школе) рассказывал о естественном праве частной собственности. Что-то я не понял – причем тут е с т е с т в е н- н о с т ь права собственности? Он же говорил перед этим, что право владеть собственностью дано людям самим богом.
Тут я что-то недопонял – если наше право владеть всем – это естественное право, то есть это одно и то же, что право есть, спать, ну, и все остальное, то причем здесь бог?
Мне пришлось говорить с ним, во-первых, как со взрослым, во-вторых, честно – то есть сказать то, что думаю я сам. Без оглядки – понравится это Кудрявцеву, или не понравится.
– Давай начнем с того, что если бог создал все, в том числе нас, причем даровал единственным из всех живых существ на Земле право собственности, то создал он людей – рабами.
В том смысле, что от рождения каждый принуждаем жить по божьим заветам – а иначе тысячелетние адовы муки. Ну, и что, коль только после смерти?
Вот ты часто слышишь, что коммунисты в 20-м веке принуждали граждан СССР – заставляли каждого работать, жить только в рамкам принятых тогда норм, писаных и неписаных.
Это правда.
Но и бог ведь принуждает. Только наказание за непослушание – отложенное, на «потом, после смерти». Ты ведь с Библией знаком, мы читали кое-что с тобой, помнишь?
– Конечно! Да у нас на уроках обществознания есть факультатив – я ходил несколько раз на занятия.
– Я помню, потом тебе не понравилось – скучно!