«Зона свободы» (дневники мотоциклистки) - Майя Новик

— Сегодня дождя больше не будет.

— Ему можно верить! — захохотал Андрей Зверев. — Барометр! Твой? — он заинтересовался моим мотоциклом, прыгнул на него, выжал тормоз и несколько раз качнул вилку. — А вилка-то не работает! — обрадовался он. — Ну что это такое?

Видишь? — он качнул еще раз, я посмотрела. Действительно, вообще-то вилка работала, но плохо.

Зверев пересел на свой мотоцикл, который еще в прошлом году мне казался верхом совершенства. Сейчас я видела, что модный бак «каплей» покрашен чуть ли не кисточкой, заднее крыло проржавело, поворотники были от другого мотоцикла, да и двигатель не плохо было бы отмыть от масла. Зато вилка у него работала. Зверев это сразу же продемонстрировал. Пока я рассматривала свою вилку и соображала, что к чему, рядом со Зверевым появилась женщина. Она была толстой, бесформенной и черноволосой, у неё было широкое лицо землистого цвета, и узкие злые глаза.

— А ну-ка, иди сюда! — властно скомандовала она и вытащила Зверева из седла, ревниво поглядывая в мою сторону.

— Кто это? — тихо спросила я у Алексея.

— А, это — Звериха, Матрена Зверева, жена Андрея.

Я покосилась на Звериху, а она в ответ зыркнула в мою сторону. Да уж, попадись такой…

Мы долго ждали, пока все проснуться, оденутся, сойдут вниз, и распинают свои такие же сонные мотоциклы. Я висела на руле и думала, что сойду с ума от ожидания. Я очень надеялась, что все мы сразу же поедем в Байкальск, но не тут-то было! Все очень большой и довольно вонючей толпой — от мотоциклов тянуло выхлопом несгоревшего масла, от водителей разило перегаром, — поехали куда-то еще. Остановились на чистой светлой широкой улице возле деревенского дома, калитка распахнулась, и оттуда вышел Белецкий. Он был при полном параде, — в своей новенькой серой косухе с символикой знаменитой американской шестьдесят шестой трассы, на шее повязана бандана с красно-синим байкерским флагом, образ завершали щегольские джинсы-клеши и отделанные металлическими бляшками сапоги-казаки.

Он выкатил из гаража отполированную «Ямаху», на заднем брызговике которой был прикреплен большой золотистый орел.

Я чуть не засмеялась. Так вот в чем была задумка! А теперь они вдвоем со Зверевым поведут колонну в Байкальск!

— Может, поедем потихоньку? — спросила я Алексея, но он не отреагировал, словно завороженный байкерским коллективизмом. Он был как в трансе, его глаза ничего не выражали, и понять, о чем он думает, было невозможно, одновременно с этим он был сильно возбужден. Он просто отмахнулся от меня.

Около часу мы топтались у палисадника, кого-то ждали, подъезжали местные ребята на «Явах» в кожаных куртках и джинсах с клепками по всем швам, потом снова уезжали, потом появлялись снова. Улица то и дело наполнялась ревом, и мне стало жаль местных жителей. Они-то тут причем? Потом, когда солнце уже перевалило за полдень, все вдруг засобирались, мотоциклы взвыли, и вдруг снова наступила тишина. Я заглушила свой мотоцикл и оглянулась. Ну, что на этот раз? Выяснилось, что кто-то из ребят обронил в траву ключ зажигания. Добрых полчаса двадцать здоровых, затянутых в кожу мужиков в тридцатиградусную жару топтались по травке и искали ключ. Когда они его нашли, я была готова плюнуть на все и уехать домой, даже если мне для этого пришлось бы оставить здесь Алексея. Но, назвался груздем, полезай в кузов…

И я поехала дальше. На незнакомом серпантине мне быстро надоело соревноваться с лихачащими пацанами на чадящих «Ижах» и «Восходах», и я стала просто уступать им дорогу. Сама я здесь еще не ездила, они же чувствовали себя на дороге, как у себя во дворе, они знали каждый поворот и каждую выбоину на асфальте. А мне вдруг стало страшно на крутых разворотах у скальников, когда дорога поворачивала на сто восемьдесят градусов, а радиус разворота едва достигал десяти метров. Не буду я ними гоняться, решила я, как еду, так и еду. И поехала, как умела. Не стреляйте в пианиста… то есть в мотоциклиста, то есть в мотоциклистку, она просто очень стала. Она поспит, и все будет нормально…

Колонна уходила все дальше, я ехала все медленнее, утешая себя тем, что жить я, согласно пословице, буду очень и очень долго. На этот раз меня не радовала ни шагающая по сопкам ЛЭП, ни скалы, ни седая поверхность поблескивающего Байкала.

Да и от фестиваля я уже не ожидала ничего хорошего. Я ехала и засыпала. На одном из поворотов я вдруг обнаружила, что они остановились. Ожидая всего, чего угодно, я подъехала к колонне. Меня встретил Зверев.

— Алина, а что, ты быстрее ехать не можешь? У нас вон журналистка из Слюдянки на скутере едет, и то не отстает.

Я разозлилась. Да какая разница, как я еду! Я в вашу колонну не напрашивалась. Я могу и одна ехать. Но он меня не слушал.

— Ты уж постарайся, езжай побыстрее. Мы все же вместе.

Я пожала плечами, а он принял это за согласие.

Когда мы прибыли на место и разместились, было уже семь часов вечера. Нас задержала охрана, они не хотели пропускать на территорию лагеря мотоциклы, подозреваю, они не ожидали от байкеров ничего хорошего: мы были похожи на орду: разномастные грязные мотоциклы, разноцветные куртки, замасленные джинсы, черные от мазута шлемы, длинная индейская бахрома, неряшливые, с торчащими во все стороны пожитками, мотоциклы с колясками, да и сами мотоциклисты, за редким исключением, чумазые, всклокоченные, покрытые пылью. Дешевые клепки на дешевой галантерейной коже, перчатки с обрезанными пальцами, канистры с маслом и бензином, шальные глаза и непременное пиво в руке, — было от чего насторожиться.

Галдя, вопя, сигналя и тарахтя, колонна проехала мимо сцены, на которой выступала какая-то группа, мимо палаточного городка рокеров и остановилась в глубине территории, в густом березняке.

Я сразу же заметила, что мы остановились в болоте, и в палатке будет сыро.

Мы отыскали между кочек более-менее подходящее сухое место и поставили палатку.

В предвкушении долгожданного отдыха и ужина, — я ведь не ела с семи часов утра, а много ли съешь на завтрак, если не выспался? — в животе у меня урчало, — я раскидывала в палатке вещи, как вдруг услышала шаги снаружи. Я насторожилась, не ожидая ничего хорошего.

— А че, Леха, котелок-то у вас есть? Есть? Ну, хорошо, а то там, сам понимаешь, пацанам пожрать сварить надо, — услышала я голос Белецкого. — Давай сюда.

Послышалась возня, потом звякнула дужка котелка, и шаги удалились. Да что же это такое?

Я выглянула наружу и встретилась взглядом с глазами Алексея.

— Ты отдал им наш котелок!

— Ну да.

— Наш котелок.

— Ага..

— Котелок!.. — !?

— Наш котелок! Наш единственный котелок! — я готова была заплакать и крепилась изо всех сил. — Я есть хочу и пить хочу! Я не ела с семи утра и воды во рту у меня тоже не было уже… десять, нет одиннадцать часов. А ты отдал котелок.

Я больше не могла говорить. Почему я должна отдать котелок тем, кто сильнее меня, кто лучше знает дорогу, и кто к тому же уже отдохнул, потому что приехал еще вчера? Почему?

— Я заберу…

Я опомнилась и вздохнула — Нельзя, теперь они скажут, что ты жмот. Мы могли бы сварить поесть, а потом дать котелок им. Это было бы справедливо. И почему они не могут возить котелок сами? Почему им всегда кто-то что-то должен возить?

И тут снова показался Белецкий.

— Че, Леха, вы пока здесь? За мотиками присмотрите, мы пошли туда…

Это было уже слишком! Котелок исчез, готовить ужин никто не собирался, все пошли пить и веселиться, я сидела голодная и злая как бездомная собачонка. Были бы у нас деньги, мы могли бы пойти и купить себе что-нибудь поесть, но денег у нас почти не было — только на бензин и немножко на пиво.

Не то, чтобы я не умела долго злиться, просто толку в этом не было никакого — надо было подсуетиться: раздобыть хотя бы воды, без еды еще можно было как-то прожить. Сторожить мотоциклы? Сами посторожите!

Вечерело, костры светились в темнеющем березняке, словно путеводные огоньки, молодые нечесанные ребята в рваных джинсах быстро растаскивали ворох досок и еще какого-то деревянного хламу. Мимо нас продефилировали, спотыкаясь и хватаясь за ветви и друг за друга, парень с девушкой. У парня на голове был зеленый ирокез, а девушка была наголо обрита. Глаза у обоих были пустыми, как стекляшки в дешевых бусах. Алексей проводил их удивленным взглядом.

Мы прошли по скользкой от грязи тропинке, потом поднялись на бугор, свернули направо и оказались на большом стадионе, вдали была сцена, на которой кто-то пел, от звука ударных толпа плавно дышала, словно море, поднимаясь то вверх, то вниз — они танцевали. Мы протиснулись через столпотворение в проходе и кое-как нашли столики, за которыми торговали пивом и напитками. Мы купили воды, но, сколько не искали, так и не нашли, где можно купить поесть, — где-то у самых ворот работало кафе, выдавая проголодавшимся порции картошки с рыбой, но нам это было не по карману, и мы повернули назад. Еще немного походив по стадиону, послушав какую-то какофонию, которая лилась из динамиков, мы неторопливо, прихлебывая синтетическую бурду из банок, вышли на берег Байкала. Гораздо интереснее было смотреть на напившихся молоденьких панков, бородатых бардов с гитарами и татуированных неформалок с металлическими палочками в носу и с бусами на лодыжках. Все это напоминало милое местное Таити, где напившиеся огненной воды и накурившиеся дурманной травы туземцы справляли праздник молодого тюленя.