Григорий Распутин. Жизнь и смерть самой загадочной фигуры российской истории - Рене Фюлёп-Миллер

свою силу для его исцеления. Если бы отец Григорий шел во дворец обычным путем, ему пришлось бы миновать три контроля «дворцовой полиции», «собственного его величества конвоя» и «сводного пехотного полка». Его бы остановили раз двадцать, как и всякого, кто попытался бы попасть к императору, двадцать раз спросили бы его имя, которое записали бы в двадцать регистрационных книг. Позвонили бы по телефону известить дежурного офицера, предупредили бы Охранное отделение и, наконец, спросили бы дозволения у дворцового коменданта. Ответ этого высокопоставленного лица прошел бы через многие кабинеты, прежде чем визитеру было позволено войти. И то не было гарантии, что какой-нибудь охранник не проявит излишнего рвения и попросту не отправит чужака восвояси.

Император и императрица действительно были окружены многочисленным кордоном шпионов в форме и в штатском: каждый визит строго контролировался, за каждым шагом государей внимательно следили и записывали в двадцати регистрах. Сколько раз Аликс с горечью повторяла супругу: «Мы здесь пленники, мой бедный Ники!»

Но в этот раз во дворце были приняты все предосторожности, чтобы избежать этих неприятностей. Распутин должен был войти через заднюю дверь и незамеченным проследовать до покоев государей. К этой двери вела потайная лестница, и Мария Вишнякова, верная няня цесаревича, ждала там прибытия чудотворца, чтобы проводить его по темным коридорам к царю. Великая княгиня Стана должна была довести Григория Ефимовича до этой двери; она не привлекла бы к себе внимания, поскольку была хорошо знакома охранникам, стоявшим на постах. Действительно, она часто проходила этим путем, будучи постоянной гостьей Царского Села. Итак, все было подготовлено, и визит Распутина должен был пройти незаметно.

Только император собрался в очередной раз перечислить жене все принятые меры предосторожности, как дверь резко распахнулась, и Григорий, сибирский крестьянин, одетый в черный кафтан, с растрепанными волосами и длинной бородой, ворвался в рабочий кабинет императора. Сзади шла Вишнякова. Скрестив руки на груди, как все женщины из народа, выражая восхищенное удивление, распахнув глаза и открыв рот, она казалась статуей изумления. В этом состоянии она, казалось, забыла, что находится в присутствии императора и императрицы.

Григорий, с самого прихода сочувственно смотревший на провожатую, приведшую его сюда, смеясь, сказал ей:

– Ну что, матушка, теперь так и будешь глазеть на меня?

При этих словах няня вспомнила, где находится, покраснела до ушей, быстро сделала реверанс и попыталась как можно быстрее ускользнуть. Однако уже в дверях остановилась снова, словно приклеившись к полу от невероятного зрелища: широко улыбаясь, Григорий подошел к государям и фамильярно шумно расцеловал императора Всероссийского и его жену!

Когда Григорий осторожно вошел в комнату больного, а за ним следовали царица и Вишнякова, все ожидали, что впереди у цесаревича еще одна тяжелая ночь, наполненная стонами и болью, как и многие другие перед ней.

Алеша лежал на кровати, его лицо было искажено от страданий, нога по-прежнему конвульсивно поджата. Вишнякова ласково спросила, как он себя чувствует. Ребенок даже не ответил, только тихо стонал. Казалось, он был без сознания.

Распутин направился к иконам; опустился на колени и начал совсем тихо молиться. Потом поднялся, подошел к кровати больного, склонился над ребенком и перекрестил его.

Алеша открыл глаза и с удивлением посмотрел на этого чужака и длинной бородой, который серьезно и одновременно ласково улыбался ему. Сначала он немного испугался, но почти сразу почувствовал, что этот человек не желает ему зла.

– Ничего не бойся, Алеша, теперь все будет хорошо! – сказал незнакомец мелодичным голосом больному ребенку. – Вот видишь, вот видишь, Алеша, – продолжал он, легко водя рукой по всему телу мальчика, от головы до ног. – Вот видишь, я изгоняю из тебя боль. Тебе больше не будет больно, и завтра ты будешь совсем здоров. Вот посмотришь, как весело мы с тобой будем играть вдвоем!

Все еще немного робея, ребенок повеселел от этих немного неловких ласк широкой грубой руки и заулыбался.

– Знаешь, когда я был таким же маленьким, как ты, я играл… У меня были замечательные игры, которые тебе незнакомы, но я тебя им научу!

И Григорий начал рассказывать о проделках, которые устраивал у себя в деревне вместе с другими крестьянскими ребятишками. Потом заговорил об огромной Сибири, такой большой, что ей конца и края не видать. И вся эта страна принадлежит его папе и маме, а однажды будет принадлежать самому Алеше; но для этого он сначала должен выздороветь и вырасти большим и сильным. В Сибири огромные леса, широкие степи и люди, совсем не похожие на тех, что живут в Петербурге.

Наконец незнакомец сел у изголовья кровати, взял ручки ребенка в свои крестьянские ладони и стал дружески гладить их. Когда Алеша снова будет хорошо себя чувствовать, он свозит его в Сибирь и покажет все, что только можно там увидеть. Потому что никто лучше его не знает этот край и живущих в нем людей.

Мальчик очень внимательно слушал эти слова; его глаза открывались все шире и начали блестеть. Он совершенно забыл про свою болезнь и не чувствовал боли. Он вытянул ногу и поднял голову от подушки, чтобы лучше рассмотреть лицо бородатого человека и лучше его слышать.

Императрица, до этого момента молча стоявшая сзади, в испуге подбежала, боясь, что ребенок снова поранится, опершись на руку.

– Осторожней, Алеша! – крикнула она. – Ты же знаешь, что должен быть осторожен!

– Оставь меня, мама! Я хочу послушать, – ответил ребенок и, повернувшись к Григорию, спокойно добавил: – Пожалуйста, рассказывай дальше!

Распутин одобрительно улыбнулся.

– Ты прав, Алеша, – приветливо сказал он, – тебе больше не больно. Пока я возле тебя, с тобой не может произойти ничего плохого!

И он снова заговорил о Сибири, рассказывая взволнованному ребенку историю про конька-горбунка, про слепого рыцаря, про Аленушку и Иванушку, про неверную царевну, превращенную в белую гусыню, про царевича Василия и прекрасную принцессу Елену. Григорий рассказывал о деревьях и цветах Сибири, которые наделены даром речи и могут разговаривать между собой. Впрочем, и у животных есть свой язык, который он выучил еще в детстве и знал, о чем переговариваются в конюшне лошади.

Ребенок повернулся к няне:

– Ты видишь, Мария, животные разговаривают! Я тебе всегда это говорил, а ты, большая и глупая, ничего об этом не знаешь!

Вишнякова, внимательно слушавшая рассказы Распутина и сама увлеченная ими, широко раскрыла глаза и покачала головой с понимающим и убежденным видом.

– А мы оба знаем, что животные умеют разговаривать, – продолжал мальчик, поворачиваясь к Григорию. – Правда, ты мне расскажешь, что слышал от лошадей?

Однако было уже поздно, и Распутин