Григорий Распутин. Жизнь и смерть самой загадочной фигуры российской истории - Рене Фюлёп-Миллер

в своем имении нового блаженного, на сей раз женщину по имени Дарья Осипова. Эта блаженная делала предсказания не только во время припадков, ее вопли сами по себе были чудесным действием, способным восстановить способности бесплодной женщины к деторождению.

В своем родном краю, где она работала батрачкой, Дарья слыла умелицей «снимать сглаз», наговаривать женщинам детей и лечить разного рода болезни, но также умела заставить своих врагов считаться с собой. Все население почитало и боялось ее, видя в ней настоящую колдунью, которых, увы, в наши дни уже не встретишь. Когда она впадала в транс, ее надо было связывать толстыми веревками, потому что она крушила все вокруг. В отличие от Мити Колябы, она не издавала бессвязных звуков, а выкрикивала жуткие ругательства и проклятия. Все слушали каждое ее слово с почтительной боязнью, потому что она вела себя настолько безумно, что это было явным проявлением небесной силы, даруемой настоящему пророку и чудотворцу.

Как раз в то время, когда Дарью Осипову привезли в Царское Село, где она своими жуткими криками напугала несчастную императрицу, и произошло «чудо» – на свет появился цесаревич. Поскольку незадолго до того был канонизирован Серафим Саровский, мнения разделились: кого следует благодарить за счастливое событие, Серафима или безумную Дарью Осипову?

Императрица настолько привыкла к этим чудотворцам, что не ограничивалась просьбой их о помощи в осуществлении самых заветных желаний, она, как, впрочем, и император, требовала поддержки этих магов и блаженных в государственных делах. Уже Филипп консультировал ее по различным важным вопросам, а позднее, в сложных обстоятельствах, царь просил «совета» у Мити Колябы. Во время войны с Японией император просил его вмешательства, чтобы своими молитвами он избавил армию от поражения. В 1906 году Николай вновь прибег к помощи этого блаженного. Свидетельство этого мы находим в его «Дневнике».

Во время первых заседаний Первой Думы в Царском Селе находился новый «маг и политический ясновидец» Антоний, преемник Дарьи Осиповой. После него были другие странники, другие блаженные, у которых просили «просветленных советов» по политическим делам.

В этом колдовстве все большую роль играл национальный элемент. Однако некоторое значение приобрел маг Папюс – французский гинеколог Анкосс. Он уже приезжал в Санкт-Петербург в 1900 году и поддерживал дружеские контакты с Филиппом. После долгого отсутствия он вернулся в октябре 1905 года, призванный императором, растерявшимся в разгар революции. Царские советники не знали, какую линию поведения следует избрать правительству: то ли идти на уступки протестующим, то ли, напротив, игнорировать их. В этих обстоятельствах Николай прибег к помощи мага Папюса; тот вызвал дух Александра III, которому царь задал несколько вопросов. И в конце концов, не без влияния этих событий, Николай II решился поставить подпись на указе о созыве Думы.

Наиболее примечательным среди персонажей этого рода при императорском дворе определенно был «доктор тибетской медицины» Бадмаев, который намного превзошел всех национальных ясновидящих и магов, приходивших в Царское Село.

Все прочие чудотворцы, блаженные и колдуны становились необычными существами лишь под «святым влиянием», одним словом, во время припадков; все остальное время они ничем не отличались от простых смертных и были обыкновенными калеками или слабоумными. Приходилось ждать, пока благодать снова посетит их, чтобы увидеть проявления их «чудесной силы».

Таланты тибетского мага Бадмаева были совсем иными и проистекали из весьма примечательной науки. Речь в данном случае не шла ни о случайности, ни об оккультных сеансах, ни о нервных припадках. Эта «таинственная наука» укрепилась и углубилась на протяжении веков, передавая «высокие традиции тибетской мудрости». На своей монгольской родине сам Бадмаев был посвящен в тайны магии и чудес. Он был способен в любой момент видеть скрытые силы судьбы и управлять ими по своей воле. При царском дворе его считали одним из последних «мудрецов Востока», и внимания и почтения он получал намного больше, чем все прочие эфемерные чудотворцы.

Царь очень ценил его политические советы и мудрые слова. Бадмаеву не было нужды вызывать дух Александра III, когда речь заходила о том, чтобы решить сложную проблему. Он искал решение в себе, в своем огромном опыте и своих универсальных познаниях в политике; кроме того, он был знаком со всеми тонкостями азиатской дипломатии. В своих советах царю он соединял магию с собственной ловкостью, поскольку его взгляд безошибочно схватывал одновременно «внутренний свет» вещей, их реальный вид и их практическое значение.

Таким образом, пока чудотворцы постепенно отодвигались в сторону и вынуждены были один за другим бесславно удаляться, Бадмаев сохранил доверие и уважение императора до самого падения режима. Долгая череда пророков и блаженных не помешала тибетскому магу с его уппеланде и белым тюрбаном стать очень важной персоной. В политической истории был момент, когда все находились в зависимости от него: государи и высшие чиновники, все принимали важные решения после того, как прибегали к подсказкам «мистической науки».

Этот странный человек был бурятом, уроженцем окрестностей озера Байкал, и вырос в степях. Он учился в гимназии в Иркутске, потом в Санкт-Петербургском университете, где изучал китайский и монгольский языки. Тогда-то он и перешел в православие и сменил свое бурятское имя Жамсаран на русское Петр Александрович. Его крестным отцом стал император Александр III, узнавший о намерениях молодого человека. Эта императорская милость обеспечила ему постоянный доступ ко двору и право писать монарху напрямую.

В 1875 году, по завершении учебы, он был принят на государственную службу и до 1893 года занимал штатную должность в Министерстве иностранных дел. Одновременно он читал лекции по монгольскому языку в Санкт-Петербургском университете. Также ему было доверено несколько миссий политического характера, в которых требовалось глубокое знание обычаев и нравов Восточной Азии. В «Дневнике» Николая II часто встречаются записи на этот счет, например: «После завтрака имел продолжительный разговор с Бадмаевым о делах Монголии».

Во время Русско-японской войны Бадмаев был направлен на родину с заданием склонить на сторону России монгольских вождей; чтобы завоевать их расположение, в его распоряжение была передана сумма в двести тысяч рублей. Он выполнил миссию с большой ловкостью и замечательным успехом, хотя завистники утверждали, что его аргументы ничего ему не стоили, а те двести тысяч он положил в свой карман.

Жамсаран Бадмаев уверял, будто овладел таинственными теориями тибетской магии в отцовском доме. Эта наука – давнее семейное достояние. Его брат Сультим тоже занимался восточной медициной и держал в Петербурге с 1860 года тибетскую аптеку, у которой, впрочем, была очень маленькая клиентура. В этой аптеке Петр Александрович Бадмаев начал свою практику, и благодаря ему торговля пошла очень хорошо.

Через некоторое