Сотворение мира за счет ограничения пространства, занимаемого Богом - Ханох Левин

КЛАМАНСЭА (отталкивая его). А ты не знал? Это от хорошего здоровья.

ТЭГАЛАХ. Я уже могу выпрямиться?

КЛАМАНСЭА. Нет. Сейчас, не распрямляя спины, ты пойдешь в ванную и постираешь мое белье, согнувшись над тазом в три погибели.

ТЭГАЛАХ (пробегает, согнувшись, несколько шагов, выпрямляется и объявляет). Конец первой игры! (Трет спину.) О, моя спина… (Подходит к Хефецу.) Ты у меня еще попрыгаешь. Можешь даже немного поплакать, если хочется. Кламансэа, игра номер два! (Стук в дверь. Тэгалах идет открыть, затем возвращается и объявляет.) Фогра и Варшвиак! В три часа ночи.

Входят ФОГРА и ВАРШВИАК в теннисной форме.

КЛАМАНСЭА. Что случилось?

ФОГРА. Мне захотелось вас удивить, и я это сделала.

ВАРШВИАК. Мне тоже захотелось. И я пришел.

КЛАМАНСЭА. Браво! Да здравствует молодость, способная тратить свою энергию на глупости!

ФОГРА. Мама, у тебя на голове цветы!

ТЭГАЛАХ. Нам тоже захотелось кое-что сделать.

ФОГРА. В ночной рубашке? В такое время?! (Замечает Хефеца.) О, и Хефец здесь. Как давно я тебя не видела. (Подходит к нему.) Фу, да ты постарел… Как ты мог это допустить? (Хефец вдруг сгибается и принимает позу подглядывающего человека, в которой до этого стоял Тэгалах.) Что ты делаешь?

ХЕФЕЦ. Здравствуй, Фогра. Твои мама и папа утверждают, что я подглядываю.

ФОГРА. Что? Не понимаю.

ХЕФЕЦ. Твои родители утверждают, что я подглядываю.

ФОГРА. Чем вы тут занимались до нашего прихода? Один стоит, согнувшись, в белом халате. У мамы венок на голове… Что тут происходит?

ТЭГАЛАХ. Ладно, Хефец, ложись спать.

ХЕФЕЦ. Я подглядываю за Фогрой.

ФОГРА. По-моему, кто-то обидел моего Хефеца.

ТЭГАЛАХ (Фогре). Пойдем в гостиную.

ВАРШВИАК. А я — на кухню. Не знаю, что со мной такое. Все время ем и ем. (Уходит.)

ФОГРА. Хватит, Хефец, распрямляйся, пошли в гостиную.

ТЭГАЛАХ. Зачем он тебе?

ФОГРА. Хефец — он милый. Я хочу, чтобы он сел и рассказал мне, что случилось.

ХЕФЕЦ (в той же позе). Я уже сказал: я подглядываю. Поэтому я не могу пойти с вами в гостиную. Я буду стоять под дверью и прижиматься глазом к замочной скважине.

ТЭГАЛАХ. Он просто пытается вызвать жалость к себе.

КЛАМАНСЭА (Фогре). Ты еще не знаешь всего.

ТЭГАЛАХ. Ты не знаешь, что он сказал о тебе. Да-да, о тебе.

ФОГРА. Постыдились бы! Такую тряпку, как Хефец, обидеть не трудно.

ТЭГАЛАХ. Ага. Так ты тоже признаешь, что он тряпка? Значит, мы — единомышленники?

ФОГРА. Кто такой Хефец — всем хорошо известно. Но я могу позволить себе относиться к нему плохо, а ты — нет.

ТЭГАЛАХ. Вот она — благодарность за мои жертвы. Жду вас в гостиной. (Уходит.)

ФОГРА. Пойдем, Хефец, с нами. Сможешь жаловаться, сколько захочешь.

КЛАМАНСЭА. Папа ему не позволит.

ФОГРА. Я беру Хефеца под свое покровительство. Пойдем же, Хефец. (Пауза.) Имей в виду, больше я просить не буду. Такому человеку, как ты, я не могу уделять слишком много внимания. Последний раз тебя спрашиваю: ты идешь или нет?

ХЕФЕЦ. Я уже сказал, я не могу. Я подглядываю. А теперь, оказывается, я еще и тряпка. Значит, я должен стоять здесь, как тряпка, с открытым ртом, и подглядывать за тобой и твоим женихом. За вашим счастьем.

ФОГРА. Понятно. (Матери.) Мама, в гостиную!

КЛАМАНСЭА. Вот видишь, теперь ты убедилась? (Направляется к выходу.)

ХЕФЕЦ (кричит ей вслед). Потому что подглядывающая тряпка не может сидеть с вами в гостиной! Понятно вам?

Фогра и Кламансэа уходят, Хефец продолжает стоять, согнувшись. Из кухни возвращается ВАРШВИАК с бутербродом.

ВАРШВИАК. А где все? В гостиной? (Ест.) Слушай, а почему ты так стоишь? (Пауза.) А? (Пауза.) Меня зовут Варшвиак. (Пауза.) Фогра всегда говорит о тебе только хорошее. Ты ведь Якоби, да?

ХЕФЕЦ. Нет.

ВАРШВИАК. Ладно, это не важно. В общем, она тебя очень хвалит. Говорит, что ты ей очень дорог.

ХЕФЕЦ. Вы имеете в виду Якоби?

ВАРШВИАК. Да.

ХЕФЕЦ. А я — не Якоби.

ВАРШВИАК. Не важно. Она говорит, что, когда была ребенком, ты с ней играл, помогал ей готовить уроки, купал…

ХЕФЕЦ. Да, но это был я, а не Якоби.

ВАРШВИАК. Не важно. Я только хотел сказать, что ты видел Фогру голой, когда она была еще маленькой девочкой, а я ее вижу голой сейчас, когда она стала женщиной. Так кто из нас, по-твоему, в выигрыше? Я! Я хочу сказать, что красота Фогры досталась мне. Кстати, а где она? Я соскучился. (Идет к выходу, но останавливается.) Прости, но, когда я вижу кого-нибудь в такой позе, во мне просыпается спортсмен. (Перепрыгивает через Хефеца.) Теперь ты не вырастешь. (Уходит.)

ХЕФЕЦ. Куда уж мне…

В ту же ночь, чуть позже. Фасад кафе. ХАНА ЧАРЛИЧ сидит за столиком. Появляются АДАШ БАРДАШ и ШУКРА. Шукра останавливается у входа кафе.

АДАШ (оборачивается к Шукре). Шукра, что ты ходишь за мной, как шакал?

ШУКРА. А вдруг ты упадешь и потеряешь сознание?

АДАШ. То есть чтобы мне помочь?

ШУКРА. А для чего же еще?

АДАШ. А может, ты хочешь меня побить? Хотя, с другой стороны, зачем тебе меня бить?

ШУКРА. Ну и вопросики он задает.

АДАШ. Как это грустно — падать в обморок, когда некому тебя подхватить. Ладно. Мне пора отдохнуть. Я уже целых пять минут иду, не останавливаясь. (Усаживается за столик. Шукра садится рядом.)

ШУКРА. А тебе известно, что официантка Хана Чарлич больше не интересуется Хефецем? Ее сердце сейчас свободно.

АДАШ. Зачем ты мне это рассказываешь?

ШУКРА. А тебя это разве не интересует?

АДАШ. Ты думаешь, что… Может быть, я…

ШУКРА. Я молчу.

АДАШ. Она что, правда готова? Ты ее спрашивал? Ты уверен? Скажи мне!

ШУКРА. Я молчу.

АДАШ. Я бы подошел к ней прямо сейчас, но не могу. Я плохо себя чувствую.

ШУКРА. Я знал. Знал, что ты найдешь отговорку.

АДАШ. А ты что, хочешь, чтобы я перед ней в обморок грохнулся? Ведь на этом весь наш роман с ней и кончится. Может быть, сначала хотя бы поговоришь с ней обо мне?

ШУКРА. Нет.

АДАШ. Но я тебя прошу.

ШУКРА А я люблю, когда просят. Просят, просят, и все без толку.

АДАШ. Так зачем ты вообще мне это рассказал? Чтобы меня помучить?

ШУКРА. А по-твоему, помучить — это пустяк?

АДАШ. Нет, я бы и сам к ней подошел, но что будет, если я упаду? И что я ей скажу? Вот, я уже весь вспотел. Что говорят официанткам по ночам? А если я ей не понравлюсь? Может быть, она смеяться надо мной будет? Ты уверен, что она свободна? Рано или поздно она поймет, что я из тех, кто склонен падать в обмороки. И что тогда? Все так сложно, так сложно… Пойду-ка я лучше спать.

ШУКРА. А через час кто-нибудь пройдет мимо и заберет ее сердце себе.

АДАШ. Мне все равно. Я не могу подойти к ней сейчас, в таком состоянии. Приду к ней завтра утром. Буду сильный, бодрый и произведу на нее хорошее впечатление. Первое впечатление решает все.

ШУКРА. Знаю я тебя. Ты от волнения даже моргнуть не сможешь. Будешь стоять перед ней завтра усталый, помятый и качаться из стороны в сторону.

АДАШ. Ладно. Подойду к ней сейчас. Зажмурюсь — и представлюсь. Будь что будет! Я урод?

ШУКРА. Ну и вопросики он задает.

АДАШ. Жаль. Пойду домой.

ШУКРА. Но с другой стороны, она не краше тебя.

АДАШ. Верно. Вообще-то я не уверен, что она меня привлекает. Пойду… (Продолжает сидеть. Пауза. Собирается с духом и обращается к задремавшей Хане Чарлич.) Прошу прощения… (Хана открывает глаза.) Можно чашечку чая?

ХАНА. Я через десять минут закрываю.

АДАШ (встает). Ну ладно. Тогда… (Садится.) Но я выпью быстро.

ХАНА. С молоком? С лимоном?

АДАШ. Спасибо, ни с чем. (Хана заходит в кафе.) Не знаю… Не уверен… Она некрасивая… Некрасивая… (Пауза.) Но с другой стороны, она — человек. У нее есть рот, жаркое дыхание… (Шукре.) Ты окончательно решил ей меня не представлять?