Сотворение мира за счет ограничения пространства, занимаемого Богом - Ханох Левин

ТЭГАЛАХ. Кламансэа!

КЛАМАНСЭА. Пусть режет, мне это уже надоело. Он так много об этом говорит — пусть сделает.

ХЕФЕЦ. Думаете, не смогу?

ТЭГАЛАХ. Только через мой труп!

КЛАМАНСЭА. Пусть режет, если ему так необходимо. Ну, давай, чего ты ждешь? Настал твой звездный час. Ты ведь всю жизнь об этом мечтал.

ХЕФЕЦ. Да, у меня тоже есть возвышенные мечты… не хуже ваших… (С горечью.) Думаешь, мне легко было влезть в этот халат, стоять у тебя за спиной и щелкать ножницами? Что я, идиот?! Но я решил отрезать и решения своего не изменю. (Дотрагивается до локона Кламансэа рукой.) Когда я хочу отрезать, я отрезаю… (Начинает колебаться и отпускает локон.) А когда не хочу, не отрезаю…

КЛАМАНСЭА. Как будто я не знала, что этим все и кончится. Даже с женской кудряшкой справиться не можешь.

ТЭГАЛАХ. Фогра просто со смеху лопнет, когда об этом узнает. Как она хохотала сегодня в клубе, когда мы рассказывали ей про Хефеца!

ХЕФЕЦ. Ну и пусть себе скалит зубы… Со своим женихом… Пусть!

ТЭГАЛАХ. Знаешь что? Не доводи меня!

КЛАМАНСЭА. Успокойся, Тэгалах.

ТЭГАЛАХ. На колени, когда говоришь о Фогре!

ХЕФЕЦ. Фогра, Фогра, Фогра, Фогра… Днем и ночью размахивают у меня перед носом своей Фогрой! (Подскакивает к Кламансэа сзади и отхватывает ножницами локон.) Вот она, кудряшка — у меня в руке!

Долгая пауза, все смотрят на локон.

КЛАМАНСЭА. Если так пойдет, Хефец, ты сможешь открыть парикмахерскую.

ТЭГАЛАХ. А-а-а!!! (Бросается на Хефеца, но Кламансэа останавливает его.)

КЛАМАНСЭА. Тэгалах, не надо! Пусть подавится этой кудряшкой!

ТЭГАЛАХ. Он хочет меня довести!

КЛАМАНСЭА. Успокойся!

ТЭГАЛАХ. Он решил бросить мне вызов! Думает, напал на такого же слабака, как и он… Ты много лет этого ждал, верно? Думал, что мы постареем, станем слабыми, будем стоять тут перед тобой, бессильные, а ты будешь сидеть с нами на веранде и чай пить?! И вот сейчас ты сделал первый шаг — но увидел, что мы не старые, не уставшие и не слабые и что Тэгалах — он еще Тэгалах! И Кламансэа еще крепка как сталь. О! Какая страшная война начинается между нами и этим человеком! Но имей в виду: ты всегда будешь ниже нас. Если мы будем одной ногой стоять в земле — ты погрузишься в нее по шею, а если мы будем по шею — ты уйдешь в нее с головой. О, я просто дрожу от нетерпения! Какая глобальная и бескомпромиссная война начинается между нами! Слышишь, Кламансэа? И никто меня теперь не остановит! Я принесу тебе голову Хефеца в качестве подарка к свадьбе Фогры. (Пауза.) А сейчас я иду отдохнуть, чтобы собраться с силами и обдумать свои коварные замыслы. Вперед, Тэгалах! Победа или смерть! (Уходит.)

КЛАМАНСЭА. Видели вы такое? Прямо конь боевой. Не помню, чтобы он когда-нибудь был таким воинственным. (Пауза.) Иди сюда, Хефец. (Пауза.) Подойди ко мне. (Хефец подходит.) Я хочу, чтобы ты пошел к Тэгалаху и пока не поздно попросил у него прощения.

ХЕФЕЦ. Нет.

КЛАМАНСЭА. Ты действительно хочешь, чтобы он вступил с тобой в войну? Скажи мне.

ХЕФЕЦ. Пусть воюет. Пусть разрушает. Пусть уничтожает.

КЛАМАНСЭА. Не могу поверить, что это тот самый Хефец, которого я знала много лет. Объясни мне наконец, что это за безумие? Я хочу понять.

ХЕФЕЦ. «Хочу»… Глупости. Нечего тут понимать.

КЛАМАНСЭА. Я чувствую, как остатки моего любопытства и жалости к тебе начинают улетучиваться.

ХЕФЕЦ. Значит, ты тоже объявляешь мне войну?

КЛАМАНСЭА. Несчастный Хефец.

ХЕФЕЦ. Что вы мне, интересно, сделаете?

КЛАМАНСЭА. Ты так жаждешь это узнать?

ХЕФЕЦ. Я буду страдать, да?

КЛАМАНСЭА. Еще как! Ты же любишь страдать, правда? (Хефец усмехается.) Послушай, Хефец, скоро свадьба… Перестань играть у нас на нервах. Я не хочу никаких войн.

ХЕФЕЦ. Почему же? Воюйте со мной. Воюйте. Согните меня, сломайте. Почему бы и нет, если есть такая возможность? С Хефецем ведь все можно. Люди! Родственники! Как вам только не стыдно все время терзать меня, резать, колоть… Все эти годы. Колоть, не давать дышать, не давать кусок хлеба спокойно проглотить… Что я вам сделал, а? Люди… Пожалуйста, приканчивайте меня! Берите и приканчивайте. (Направляется к выходу.)

КЛАМАНСЭА. Хефец!

ХЕФЕЦ. Давайте, герои. Приканчивайте меня. Берите и приканчивайте. (Уходит.)

КЛАМАНСЭА. Может мне кто-нибудь объяснить, что тут происходит? Где мы живем? И живем ли мы вообще?.. Боже, до чего я дошла! До философии!.. Как бы там ни было, мое место возле мужа. И будь что будет.

В ту же ночь, немного позже. Улица, фасад кафе. За одним столиком сидит ШУКРА, за другим — ХАНА ЧАРЛИЧ.

ШУКРА. Сейчас — ночь. Что это значит — ночь? Это значит, что люди спят и не знают, что с ними произойдет. Кто хочет, может подойти и раскроить им голову топором. Вот что такое ночь. Трудно назвать это удовольствием. Правда, не все сейчас спят. Некоторые работают. Ты, например. Трудно работать ночью. Еще хуже, чем спать.

ХАНА. Я так устала.

ШУКРА. Вот видишь. А кроме тех, кто спит и работает, есть и такие, кто сейчас в кровати… совокупляются… Да… Знакомая проблема. Часть людей по ночам совокупляются. Но добром это не кончится, могу гарантировать… А есть еще такие, чья жизнь ночью подходит к концу… Они умирают. А умирать ведь не хочет никто. Но кто-то же должен это делать… Вот такая вот она — ночь. Такая. Да что тут много говорить? Уже одно то, что ночью темно, показывает, какая она змеюка, эта ночь. Но от меня не скроешь страданий никакой темнотой. Я очень хорошо все вижу.

Появляется ХЕФЕЦ в халате парикмахера.

ХЕФЕЦ. Здравствуйте. (Садится за стол.)

ХАНА. Здравствуй.

ШУКРА. Ты что, парикмахерскую ограбил?

ХЕФЕЦ (обращаясь к Хане). Можно чашечку кофе?

Хана с трудом поднимается и заходит в кафе.

ШУКРА. Значит, спать не собираешься, да? А что же ты будешь делать? В изнеможении слоняться до самого утра по улицам? Или вернешься домой и будешь стоять у окна, как будто собираешься броситься вниз? Ну? Что ты будешь делать? Скажи. Я же вижу, как ты мучаешься.

ХАНА возвращается, ставит чашку кофе на стол Хефеца и снова усаживается за свой столик.

ХЕФЕЦ (помешивая кофе). Простите, а можно немного молока?

ХАНА. Зайди в кафе и возьми сам, ладно?

ХЕФЕЦ. Простите, не понял.

ХАНА. Я думаю, в холодильнике еще осталось немножко молока. Сходи и возьми.

ХЕФЕЦ. Но ведь раньше в этом кафе подавали.

ХАНА. Я на ногах с шести утра. Хозяин уехал в Турцию, я работаю одна, мне никто не помогает.

ШУКРА. А что он там делает, в Турции?

ХАНА. Поехал за женой.

ШУКРА. Она что, сбежала от него, да? С турком? Вот это да!

ХАНА. Она там в отпуске, с детьми.

ШУКРА. А дети, они, вообще-то, от него?

ХЕФЕЦ. Так дадут мне молока или нет?

ХАНА. Может, обойдешься на этот раз без молока и не будешь заставлять меня вставать? Сделаешь мне большое одолжение.

ХЕФЕЦ. Но я не привык пить кофе без молока.

ХАНА. Ну только один разок.

ХЕФЕЦ. Но мне так невкусно.

ХАНА. Я бы тебя не просила, если бы мне не было так трудно вставать.

ХЕФЕЦ. Мне очень жаль, но я просто не получаю удовольствия от черного кофе.

ХАНА. Значит, все-таки заставляешь меня встать?

ХЕФЕЦ. А иначе как же у меня в кофе молоко появится? (Пауза.) Откуда оно возьмется, а?

ХАНА. Если бы ты относился ко мне с уважением, мог бы и сам пойти взять.

ХЕФЕЦ. Мог бы, верно. Но ведь не я же здесь официант. Я прихожу в кафе, чтобы меня обслуживали. Если я в кафе должен обслуживать самого себя, лучше вообще ничего не пить.

ХАНА. Может, так и поступишь?

ХЕФЕЦ. Как?

ХАНА. Не будешь пить.

ХЕФЕЦ. Зачем же я тогда в кафе пришел?

ХАНА. А я откуда знаю?

ХЕФЕЦ (набравшись смелости). Прошу прощения, но у меня кофе остывает. Могу я получить наконец свое молоко?.. (Шукре.) Я бы, может, и хотел ей уступить, она мне очень нравится, но… с чего это мне вдруг уступать? Вы меня понимаете? Не то чтобы я такой уж мелочный, но… Может, она потом будет смеяться надо мной… что я такой слабохарактерный, и подумает, что мной можно помыкать. Понимаете, о чем я говорю?