Грусть улыбается искренне - Александра Яки

Почему в стремлении забыть у него и в мыслях не было рассуждать, кто он для неё. Как слепой, мальчишка не понимал или просто не хотел понимать, что одинокий, добрый, скромный ребёнок в нём, в аморальном хулигане, углядел единственного друга. Что теперь Инга всхлипывает, прижавшись к нему, и не может успокоиться, потому как боялась, скрывая волнение ото всех, что они вместе последние часы.

Витя всё ещё ощущал неясный страх, думая о том, насколько девочка к нему, к бесстыжему оболтусу, который хотел забыть её, привязалась. Как же она умудрилась схоронить все чувства далеко внутри, чтобы выглядеть такой спокойной и весёлой, чтобы делать вид, будто всё отлично, и только узнав, что он ещё вернётся, не выдержать и так по-детски разреветься, дав волю эмоциям!

— Инг, — мягким голосом обратившись, Витька пощекотал девушку, стараясь разрядить обстановку. — Следи-ка за моей рукой.

Она, лихорадочно дыша, устремила лазурный взгляд следом за его легкими движениями. Не спеша Виктор отводил дрожащую слегка руку всё выше и выше, пока не остановил её, указывая ладонью на старую маленькую деревянную дверь, ведущую на крышу. Замка на ней не было. Впрочем, наверное, среди больных не было и желающих лезть на кровлю. Но… Эти стены просто не знали Витькиного характера.

— Поднимайся. Пойдём-ка проветримся! — с энтузиазмом сказал он, помогая девушке подняться, и они зашагали по служебным ступеням наверх.

Дверь открылась без особых усилий, и слабый осенний ветер взъерошил волосы. Выложенная шифером подмокшая крыша пахла плесенью, сыростью и прошлогодними сгнившими листьями. Витька аккуратно, чтобы не спланировать, взялся за высокую металлическую антенну и довольно огляделся, вдыхая воздух полной грудью.

Как свечки, ярко-желтыми кронами горели тополя.

Внизу дворник уныло сволакивал старую пожухлую траву в свою тачку. От города, раскинувшегося точно под ногами ребят, подымался шум и дребезжание машин, стук и гвалт строек. Всё сливалось с ветром и превращалось в монолитный гул.

Разбрызганное слабое солнце отражалось в мелких лужицах, оставленных дождями. На дымоходе чирикали взъерошенные воробьи.

Витьке казалось, что над головой появляется незримая корона. Домишки, людишки — всё это теперь было где-то далеко внизу, точно в его власти. Точно он царевич, наследник престола, а этот город — ЕГО город.

Инга таких чувств, похоже, не разделяла. Она смотрела на всё отнюдь не властно, а с любовью и какой-то присущей только ей нежностью. Ветерок бережно трепал её одежду, волосы, ненавязчиво сушил оставшиеся на лице капли слёз.

— Ну всё, успокоилась, дурашка? — улыбаясь во все тридцать два зуба, поинтересовался Витя. Свежий воздух и величавый пейзаж предавали ему волшебную бодрость, и парню хотелось передать часть этой жизнерадостности Инге. Витька по-отцовски приподнял ей воротник кофты, чтобы было теплее.

— Бледная ты. Пойдём в отделение, а то Тимофей хватится. Да и за мной с минуты на минуту приедут.

Не дожидаясь ответа, мальчишка взял её за руку.

— Вот побуду дома недельку и снова сюда. Опять будем давиться кашей, смотреть с Тамарой по телеку её сериалы, гулять по ночам без спросу, открывать окна во время грозы. По-моему, здорово.

— Ну зачем ты это говоришь? — грустно приподняв брови, спросила Инга. — Чтобы меня успокоить? Да я уже спокойна. Не обманывай ни себя, ни меня, я же понимаю, что на самом деле ты б сюда ни за что не вернулся.

Ребята подошли к дверям лифта, и Виктор, нажав кнопку, деловито облокотился о стену.

— Послушай, ведь много хорошего было, согласись. Я думаю, мы повторим подвиги и скрасим будни.

Инга улыбнулась, и от этого Витя засиял, как бриллиантик, пропуская её в подоспевший лифт.

На родном этаже в холле рамы были плотно заклеены поролоном, отчего вместе со сквозняками они не пропускали и свежий воздух, создавая мрачное настроение безысходности и тоски. Виктора радовало только то, что он сегодня же отсюда уедет, пусть и ненадолго.

Парень подошёл к окну. Каждая трещина, каждая выщербина, каждый отслоившийся кусок краски на подоконнике были ему знакомы. На этом окне они с Ингой провели десятки ночей, корча рожицы луне, кидаясь всяким мелким хламом в лужи, наблюдая за движением на светящихся дорогах города. Он теперь и представить толком не мог, как дома обойдётся без традиционной полуночной посиделки.

Нет, уехать хочется, но, с другой стороны, что-то держит.

Инга скромно стояла у противоположной стены, наблюдая за другом. Он отбил пальцами чечётку по подоконнику и вдруг понял, что что-то не так. Странным был взгляд девушки, зафиксированный и шальной, даже сумасшедший немного.

Проведя по воздуху рукой, точно норовя зацепиться за что-нибудь, она закрыла глаза и медленно сползла по стенке.

Витька с полсекунды простоял молча как вкопанный.

Невидимая сила страха едва не сбила с ног его самого.

Парень в смятении выругался и гаркнул в приоткрытые двери отделения.

— Тимофей Тимофеич!

И робко, неуверенно опустился на пол рядом с Ингой.

Потоки мыслей расщепились на сотни маленьких частей и раскрошили разум. Всё вокруг превратилось в мутные пятна, кроме него и лежащей без сознания девушки. Мальчишка осторожно, боясь совершить лишнее движение, взял её руку. Пульс был. Парень попытался вздохнуть, но ничего не вышло. Состояние приближалось к истерическому. Ему было страшно. В душе у Витьки всё сжалось. Он никогда не видел её такой: неподвижной, точно неживой, бледной.

С испуганным лицом, полыхая огнём возмущения, в холл вылетел Тимофей. За ним Тамара Ивановна.

— Что? — рявкнул Тим-Тим с присущей его голосу звонкой грубостью. Но уразумев, что произошло, сменил интонацию. — Тамар, привези каталку.

Врач виртуозно извлёк из кармана пузырёк нашатырного спирта.

— Инга, э-эй, давай просыпайся, дорогая, — его голос вдруг зазвучал непривычно тепло. — Ну давай же, Ингилейв.

Девочка дрогнула от резкого запаха и приоткрыла глаза. Витька истерически выдохнул. Ему показалось, что ничего страшнее в жизни он ещё не испытывал. Инга обвела их с Тимофеем слегка окосевшим взглядом.

— Я что же это? В обморок хлопнулась, да?.. — проговорила она, смущённо зажмурившись.

— Шутит она, — с укором, даже с некоторой обидой ответил Витька. И, сам не понимая, что делает, устало свалился на колени и обнял девушку. Крепко, но осторожно, точно боясь сломать. Он так привык к ней, что в последнее время почти перестал замечать, насколько Инга худенькая и хрупкая. Насколько маленькая… Маленькая. И такая испуганная сейчас. Парень нежно коснулся щекой её груди. Его руки без труда обхватили её тонкое тело. Он стиснул зубы. Он дрожал.

— Вить, — Инга испуганно на него посмотрела. — Не волнуйся. Не из-за этого.

Виктор и не подумал шевелиться, всё ещё обнимая её. Девочка была само тепло, тепло, наполненное невероятной добротой, взволнованностью и робостью.

Тим-Тим отвесил парню лёгкий подзатыльник.

— Что ты тут устроил? Давай поднимайся, ты на неё плохо влияешь.

Витя отошёл, точнее, почти отполз в сторону. Доктор помог Инге подняться и аккуратно усадил её в каталку.

— Тома, отвези её в палату. Пусть поспит. Я сейчас подойду. — Тим-Тим перевёл взгляд на Витю. — Чего ты такой перепуганный? Бывает. С моё б поработал, не такого бы насмотрелся.

Витька машинально кивнул, пропуская занудства Тимофея мимо ушей. Он подмигнул Инге на прощание, стараясь хоть как-то изобразить оптимизм и бодрость, чтобы она улыбнулась. Девушка попыталась. Витя в ответ тоже. Он не понимал, что творится в его голове. Глупые, дурацкие, крамольные мысли роились в сознании. Он хотел отогнать их, но не мог. Инга была едва живой и слабой. В этот момент следовало думать о чем угодно, но не о том, о чем думал он.

Не получалось. Почему-то именно в этот момент слабенькая девочка, которую он знает почти месяц, вдруг показалась необычно красивой, ненормально, бесовски красивой и пугающе очаровательно-милой.

Потрясения закончились… Виктор открыл окно, невзирая на запреты. С характерным звуком треснул поролон, и в холл с ведьмовским воем ворвались сквозняки. Он подставил уставшее лицо ветру, и тот безжалостно швырнул в него горсть мелких колючих дождевых капель. На город нападала новая грозовая волна. Издали по серому небу катился гром. Витька протёр глаза.

— Ёлки зелёные!.. — проскрипел он тихо самому себе и устало повалился на подоконник. В уши осенним гимном залетел шелест опадающей листвы и где-то вдалеке, как фон, гул городских проспектов. Парень подпёр голову, глупо, не мигая, уставившись на соседние многоэтажки, и стал нервозно грызть ногти. Его волновал вопрос: когда, когда они её вылечат?! Непонятно, зачем эти ежедневные капельницы, переливания крови. Девочка всё равно с каждым днём точно тает, как ледяная скульптура, становится всё слабее и тоньше. Что стоит докторам убить какой-то там вирус? Они ведь и не такое умеют… Почему же тогда не помогут Инге? Долго ли ещё собираются цеплять к ней эти трубочки, проводочки? Вливать гадость всякую, кровь брать. Когда уже наконец возьмут и выпишут их обоих, его и Ингу?! Навсегда.