Фабрика поломанных игрушек - Гера Фотич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вениамин неожиданно перестал понимать речь следователя, хотя слышал всё очень ясно. Он представил тот огромный неведомый ему пласт реальной жизни, о котором не догадывался. Сразу вспомнил цыганку в доме Штефана, её гадание, двух детей, постоянно крутящихся рядом с Радой, которых она ругала, отгоняя от себя. Как же она могла бросить своих детей? Хотя она и не бросала, навещала каждый день, не то что он – только алименты платит. За рестораны и развлечения всегда платила, говорила – деньги отец подкидывает, а с родственниками в ссоре. Может, и со своим мужем встречалась – жила на два дома! Этот Янко, такой довольный и всегда готовый услужить. Ещё бы – за наркотики женой поделился. На свадьбе улыбался, подмигивал. Регулярно возил их в театры Ленинграда, а потом возвращал обратно. Что же, он каждый раз наркотики забирал из города? За три года – это сколько же можно перевезти? Да здесь вся область снабжается ими! Все несоответствия и странности начали складываться в единую картину реальности его жизни.
Вениамин вспоминал тех наркоманов, что сажал в тюрьму, их разорённые семьи, худеньких бледных детей, брошенных стариков. Сколько же горя он принёс в семьи своей доверчивостью. А Рада, как же она могла? Знала ли, что творится? Такая красивая и милая, совсем молодая. Конечно, знала. И когда его соблазняла, уже представляла, как они будут совершать преступления. Не могли же её выдать повторно замуж втёмную? Конечно, это Штефан всё заварил, придумал. Быть может, он Раде угрожал? Заставил насильно?…
Голова Вениамина раскалывалась от тяжёлых мыслей. Стало жарко, лицо покраснело. Он поставил локти на стол и обнял его ладонями, непроизвольно покачивался, точно ужасаясь случившемуся.
– Бедный ты, бедный, – сквозь паутину мыслей донеслись до Щербакова полные искреннего сочувствия слова следователя, – как же ты можешь опером-то служить? Попал точно кур во щи!
Щербаков насторожился – она его жалеет, или это уловка следователя, призыв к доверительности?
Женщина ласково продолжала:
– Как ты, сынок, в милицию-то попал? Нельзя здесь одному – друзей нет, жены нет, работаешь сам по себе – с операми водку не пьёшь, не балагуришь! Так подставиться просто! До предательства недалеко!
Вениамин вздрогнул:
– Какого предательства?
Кубышка сделала удивлённое лицо, подняла брови, выпучила глаза:
– Предательства интересов службы, родной! Перевозка наркотиков – это тебе не хухры-мухры! Особо крупный размер! Десяточка, а организованной группой и пятнашку потянет с конфискацией! Прощай, трёхкомнатная квартира! Ну, так что, предатель, заказывать тебе адвоката?
В этот раз «предатель» звучал не грубо, а с насмешкой – иронически. Вениамин поднял взгляд.
Раиса Карловна глядела на него с глубоким сочувствием. Карие глаза из-под опущенных век были полны понимания, выдавали усталость. И от этого лицо казалось добрым и душевным. А растрёпанные волосы и старый маникюр, отсутствие лоска в одежде – говорили о вечной занятости и напряжённом труде.
Неожиданно Вениамину стало жаль эту взрослую женщину, всю жизнь отдавшую борьбе с пороками человечества. Может, она и в Ленинграде ни разу не была, не говоря уже о театре – не всех же возят на машине! Он подумал, что ей предстоит ещё много работы на сегодня, решил не артачиться. Да и какой в этом смысл:
– Раиса Карловна, не надо адвоката, пишите, я всё расскажу. Правда, я действительно ничего не знал, плохой я милиционер. Это мне по заслугам. Так и есть – предатель я. Недотёпа – предатель!
Прокурорша улыбнулась – по краям глаз возникли мелкие морщинки, стала заполнять протокол.
Через несколько дней она снова пришла в камеру. На этот раз волосы её были аккуратно пострижены, уложены в причёску, костюм был ярко-красного цвета со щеголеватой оторочкой. Ноги в туфельках на высоком каблуке. От неё пахнуло лёгкими цветочными духами, и Вениамин почувствовал это как перемены к лучшему, снова вспомнил о приметах – в душу запала надежда.
Раиса Карловна принесла ему постановление об освобождении.
– В отношении тебя, предатель, я дело прекратила, – улыбаясь, сообщила она. Лицо её светилось радостью, подведённые карие глаза лучились добротой. – Поскольку теперь в деле сотрудников нет, я передала его следователям МВД! Машина твоя пойдёт под конфискат, поскольку оформлена на твою фиктивную жену. Вот так! Но на суде будешь свидетелем! Так что, предатель, иди служи Отчизне и больше не попадайся на удочку врага! Будут проблемы – звони!
Прокурорша достала из кармана визитку и передала Щербакову. Тот растерянно покрутил бумажный прямоугольник, обратил внимание, что, кроме служебного, ручкой был дописан домашний телефон.
Помощь понадобилась очень скоро. Служебное начальство прияло Вениамина хорошо, с радостью, что он оказался не замешанным в уголовном деле. Прочитав постановление, предложили продолжить заниматься своими непосредственными обязанностями. Но отдел кадров с таким решением не согласился. Требовал до секретной работы не допускать.
Начальник отделения успокаивал:
– Ты все равно в отдел ходи, можешь сидеть и ничего не делать, чтобы тебе прогулы не вменили. А остальное постараемся уладить.
Вениамину пришлось позвонить прокурорше. Она не стала говорить по телефону, а пригласила его вечером домой. Жила она в стареньком покосившемся деревянном доме одна с двумя котами, которые, увидев гостя, выскочили через форточку во двор. Удобств никаких.
Встретила его с радостью, одетой по-праздничному – в белой блузке с оборочками на рукавах:
– А, предатель пришёл! – ласково засмеялась она, и слово это звучало безобидной насмешкой, ироничным напоминанием об ушедших неприятностях. – Вот так я и живу. Когда квартиру предлагали от работы – отказалась, не хотела родителей бросать. А в прошлом году они утонули – любили рыбачить на лодке, Волхов их и прибрал к себе. Нет времени порядок навести – сад запущенный, огород бурьяном зарос…
Пригласила гостя за стол, угостила чаем, успокоила, а затем принесла родительской наливочки. Выпили по стопочке. И такой уютной и доброй показалась Вениамину Раиса Карловна, точно матушка в детстве. Когда после неприятностей приходил к ней пожаловаться, обнимал, тыкался лицом в большое мягкое тело, вдыхал ароматные запахи кухни, пропитавшие всю её одежду.
Смутные мысли затеплись где-то глубоко
