Территория книгоедства - Александр Етоев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот тогда-то Николай Николаевич, посчитав это политической провокацией, пошел сдаваться американцам.
Те как на Лодыгина посмотрели – сандалии на босу ногу, пиджак на голое тело, мятая зеленая шляпа, – так сразу дали ему от ворот поворот. Словом, никакого убежища Николай Николаевич не получил, а имел долгую беседу с работниками органов государственной безопасности на предмет того, что психи бывают разные, и есть психи наши, советские, психи-патриоты, а есть другие, готовые за жевательную резинку и кеды фабрики «Адидас» продать любимую родину. Строгих мер к виновнику все же решили не применять, ограничились серьезной беседой и направили очередной раз в психушку.
Таких сумасшедших книжников, как Николай Николаевич Зеленая Шляпа, в прежнем Питере было хоть пруд пруди. Саша Гэ (Говно), Витя Полчерепа, Слава Железнодорожник… О любом из них можно писать поэмы, и когда-нибудь они, я верю, будут написаны. Город, страна, вселенная должны помнить своих героев.
«Зеленый фургон»
1. Задолго до того, как Одессу осаждали и оккупировали войска Румынии, союзницы фашистской Германии во Второй мировой войне, город осаждали и брали: «армии центральных держав, армии держав Антанты, белые армии Деникина, жовто-блакитная армия Петлюры и Скоропадского, зеленая армия Григорьева, воровская армия Мишки Япончика…» Всего, по подсчету отца Володи Патрикеева, героя маленькой повести Козачинского «Зеленый фургон» (откуда я взял цитату), властей в городе за короткий срок перебывало числом не то четырнадцать, не то восемнадцать – точной цифры не назовет никто, слишком часто происходили смены, – пока наконец не установилась большевистская власть, не навсегда, но надолго.
Ничего хорошего в годы хаоса не бывает. Переворачивая с ног на голову известную китайскую поговорку – желаю вам, соотечественники мои дорогие, не жить во времена перемен. Единственное, что скрашивает в памяти человеческой эти нечеловеческие времена, – книги, которые остаются благодаря или же вопреки им.
Не стану говорить о больших шедеврах – книгах Шолохова, Алексея Толстого, «Белой гвардии» Булгакова и бабелевской «Конармии». О них сказано много. Гораздо меньше вспоминают о книге, которую я цитировал выше, – о «Зеленом фургоне» Александра Владимировича Козачинского. Книга же действительно уникальна, и иначе как маленьким шедевром эту повесть не назовешь, настолько живо и виртуозно она написана. Но почему-то в нашей литературе повесть проходит по разделу книг детских, приключенческих, несерьезных, а это сразу выводит книгу за пределы литературы значимой – так уж почему-то сложилось в отечественной литературной традиции.
Не знаю, каким мерилом меряется литературное качество – по мне, чтобы оценить книгу, надо просто хорошо ее прочитать.
Не буду говорить о сюжете и композиции, но вот некоторые, на выбор, места из повести «Зеленый фургон», где, по-моему, и слепой увидит ее высокие литературные качества.
«Бричка вздрагивала на ухабах, чокались друг о друга германские бомбы-лимонки, черный американский кольт, качаясь на ремешке, позвякивал о сталь японского карабина, а молодой начальник, прислонившись к плечу соседа, тихонько посапывал, словно дул в камышинку».
Это из сцены погони за Красавчиком. А вот о помощнике Володи, агенте второго разряда Викторе Прокофьевиче Шестакове, поклоннике траволечения: «Виктор Прокофьевич пронес через всю жизнь бремя некоторых научных заблуждений, от которых ни за что не хотел отказываться.
Не человек произошел от обезьяны, а обезьяна от человека. Огурцы вредны. Писатель Алексей Толстой – сын Льва Толстого. Лучший в мире пистолет – наган солдатского образца. Арбузы чрезвычайно полезны. Евреи могут петь только тенором. Характер мышления зависит от состава пищи и т. д.
Желая отметить свое пятидесятидвухлетие, Виктор Прокофьевич поехал в Одессу и купил себе в подарок гипсового коня».
Эпизод из жизни одесских преступных элементов: «Однажды в камеру арестованных севериновского розыска был заключен мелкий вор Федька Бык, изобличенный в краже цепей с общественных водопоев в Севериновке и Яновке. Бык был арестован на шляху. Он брел, сгибаясь под тяжестью своей добычи, которую тщетно пытался продать в течение нескольких дней. Бык даже обрадовался аресту, освободившему его от цепей, которые, возможно, ему пришлось бы носить на себе еще долго».
А вот эпическая картина беспредела, творившегося на тогдашней Одессщине: «Три месяца назад из Одессщины ушли белые, на этот раз навсегда; до них ушли петлюровцы, махновцы, французы, англичане, греки, поляки, австрийцы, немцы, галичане. Но еще носился по уезду на красном мотоциклете „Индиан“ организатор кулацких восстаний немец-колонист Шок; еще не был расстрелян гроза местечек Иоська Пожарник, обязанный кличкой столь прекрасным своим лошадям, что равных им можно найти лишь в пожарных командах; уныло резали своих соплеменников молдаване братья Мунтян; грабил богатых и бедных болгарин Ангелов, по прозвищу Безлапый; еще не был изловлен петлюровский последыш Заболотный, уходивший после каждого налета через Днестр к румынам; еще бродил на воле бандит в офицерском чине Сашка Червень, не оставлявший свидетелей. В самой Одессе гимназистка седьмого класса Дуська Верцинская, известная под кличкой Дуська-Жарь, совершила за вечер восемнадцать налетов на одной Ришельевской улице и только по четной ее стороне».
И еще одна цитата, последняя: «На улице бандиты приободрились – в конце концов то, что случилось с ними, было в порядке вещей – и затянули воровскую „дорожную“. Ветер забросил во дворик ее бойкий напев и веселые слова:
Майдан несется полным ходом…
Последними выехали со двора товарищ Цинципер и Володя на „берлиэ“. Худая серая собака со стерляжьей головой бросилась за машиной, чтобы укусить ее в заднее колесо, но раздумала и отбежала. Двор опустел. Только часовые стояли у дверей разгромленной „малины“».
Биография автора повести о зеленом фургоне такая же необыкновенная, как и события самой книги. Но об этом рассказ отдельный.
2. В 1910 году волею Владимира Митрофановича Пуришкевича, ровно через пять лет создавшего печально знаменитый Союз русского народа, а тогда учительствовавшего в одесской гимназии, оказались за одной партой два юных гимназиста – Саша и Женя. Они подружились, ходили друг к другу в гости, читали вместе Майн Рида, а однажды на Николаевском бульваре приятели порезали себе стеклом палец, потом приложились ранками – поклялись на крови.
Наступил 1917 год. Саша оставил гимназию, и дороги двух «братьев по крови» временно разошлись. Тем более что Софиевская, где жил Володя, входила в территорию деникинской Одесской республики, а Канатная, где проживал Женя, принадлежала петлюровской незалежной Украине, и без специального разрешения перебираться с Софиевской на Канатную было сложно.
В 1919 году шестнадцатилетний Саша, теперь уже Александр, становится конторщиком уездной милиции и в этой должности пребывает до мая месяца 1920 года, то есть до прихода в Одессу красных. Должность конторщика романтически настроенный юноша меняет на профессию сыщика, поступив работать в уголовный розыск 3-го района Одессы. Здесь он прославился раскрытием дела налетчика Бенгальского. Но, якобы уличенный в должностном преступлении, приговаривается к трем годам лагерей. Справедливость временно торжествует, молодой агент УГРО добивается пересмотра дела и даже определяется на должность инспектора уголовного розыска в Балтский уезд. Здесь-то у нашего героя и наступает период разочарования деятельностью на ниве борьбы с преступностью, и герой наш подается в бандиты.
Произошло это так. Начальнику балтской милиции местный мельник привез в зеленом фургоне шестнадцать пудов зерна. Дал на лапу, чтобы легче дышалось. И настолько это нашему инспектору не понравилось, что он, взяв в подручные немецкого колониста Феча, которого перед этим вызволил из тюрьмы, угнал повозку.
Теперь вы понимаете, откуда растут ноги у повести «Зеленый фургон»? Ну конечно, отсюда, из этой криминальной истории. А похититель, как вы тоже, наверное, догадались, оказался не кто иной, как писатель Александр Козачинский собственной, так сказать, персоной.
Под Тирасполем похитителей повязали, но вскоре отпустили всухую – к тому времени вещественные доказательства, то есть мешки с зерном, распределили по личным нуждам представители местной власти. А без вещдоков даже в те веселые времена расстрелять человека, оказывается, было не так-то просто – даже большевикам.
Далее Козачинский с Фечем сколачивают вооруженную банду, куда вступают сначала дружки Феча Бургардт и Шмальц, также немецкие колонисты, а затем налетчики из отряда полковника царской армии Геннадия Орлова, командовавшего карательным отрядом у Колчака.