Итоги № 25 (2013) - Итоги Итоги
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иными словами, написав биографию, Шайтанов попутно создал и крепкий филологический детектив — совместив таким образом приятное с полезным, классический подход к биографии с увлекательной игрой ума. Читать его «Шекспира» есть смысл уже хотя бы поэтому.
Неубиваемый / Искусство и культура / Художественный дневник / Что в итоге
Неубиваемый
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Что в итоге
Что, собственно, произошло, если судить по хронике новостей? Исполняющий обязанности министра культуры Пермского края Игорь Гладнев своим распоряжением освободил от должности директора Пермского музея современного искусства (PERMM) Марата Гельмана. По закону чиновник имел право это сделать без объяснения причин — впрочем, один из его предшественников Николай Новичков считает недопустимым, чтобы чиновник решал, какая культура нужна городу и краю. Одновременно вмешалась, как водится, прокуратура: в связи с обращением нескольких депутатов Заксобрания края она начала выяснять, не слишком ли много потрачено на гельмановский фестиваль искусств «Белые ночи в Перми» и вообще — не слишком ли много денег бюджет тратит на Гельмана. Заодно всплыл, конечно, вездесущий экстремизм...
Что же произошло на самом деле? Терпение чиновников лопнуло после двух выставок — одна из них была посвящена «болотным» событиям, другая сочинской Олимпиаде, представленным в весьма ироническом ключе. Стало горячо: актуальное искусство чиновники, конечно, не понимают, но терпят, а вот наезда на партию и правительство не допустят ни под каким видом.
Тут, как обычно вовремя, подсуетилась местная интеллигенция: наиболее проверенные многими десятилетиями ее представители направили начальству обращение: мол, сколько ж можно терпеть? Опять же, не пора ли направить положенные культуре финансовые потоки в то русло, по которому они текли в догельмановскую эпоху? Во времена предыдущего губернатора Олега Чиркунова тогдашний министр культуры Борис Мильграм вместе с Гельманом развел это актуальное инородное и даже антинародное искусство. Мильграма нет — не пора ли и Гельману убраться?.. Его и убрали.
Но можно ли считать, что покончено со всем, что возникло в культурной Перми за последние пять лет?
Начать с музея PERMM. Он существует на бюджетные деньги, его никто не закрывает. Губернатор Виктор Басаргин вообще пока высказывается осторожно: у него с Гельманом разные взгляды на искусство, но дело не в этом, а исключительно в финансировании... То есть раскручивать вкусовую сторону начальство не спешит: не в его, начальства, интересах поднимать очередной политико-эстетический скандал. Тот, кого назначат после Гельмана, вряд ли сможет перепрофилировать PERMM в музей местных промыслов или провинциальную картинную галерею — это просто не получится, да и, скорее всего, эту должность вряд ли займет человек пещерных взглядов. И фестиваль «Белые ночи», замешанный в выставочном скандале, начальство хочет продлить еще на месяц. То есть Гельмана сняли, а сливки с его детища все еще снимают.
Провинциальная культурная среда, во многом советская, и современное актуальное искусство, внедряемое энергично и нахраписто, должны были столкнуться — и столкнулись. Иначе быть не могло. Если новое не встречает сопротивления, оно не новое. В Перми проект Гельмана оказался на редкость удачным: он развивался, преодолевая сопротивление. Причина — Марат Гельман использует в своей менеджерской деятельности стратегию самого актуального искусства. Поэтому он обречен на удачи. У него получилось привлечь на свою сторону чиновников тогда, когда все начиналось, в 2008 году, получилось и продержаться столько времени — теперь, судя по всему, получится и формально уйти, не уходя идеологически. Он отвергает масштабные компромиссы, обостряет любую ситуацию, привлекая тем самым к ней общественное внимание, и выигрывает по всем современным законам публичной деятельности вообще и художественной — в частности.
Сейчас, после скандала вокруг неполиткорректных выставок, Гельман заговорил о цензуре — и власти придется оправдываться. Чем больше власть оправдывается, тем для него лучше. Этим доказывается, что Гельмана нельзя снять с должности. Поскольку должность у него — Гельман.
Вратарь республики / Спорт / Exclusive
Вратарь республики
/ Спорт / Exclusive
Ринат Дасаев: «Бесков знал: если я от имени команды дал слово, он может не беспокоиться. Доверял и прощал многое...»
Болельщики московского «Спартака» ликуют: в клуб вернулся их любимец Ринат Дасаев. Один из самых знаменитых стражей ворот советского футбола, в 1988 году признанный лучшим голкипером мира, теперь будет работать с дублирующим составом красно-белых. Вратарь, в адрес которого трибуны скандировали: «От Москвы до Гималаев король воздуха — Дасаев!» или «Легче голову разбить, чем Дасаеву забить!», в середине июня отметил свой 56-й день рождения. Его изрядно помотало по свету, он работал в разных городах и разных командах. Но в итоге все равно оказался в «Спартаке», с которым связана практически вся его футбольная карьера.
— Все возвращается на круги своя, Ринат?
— Возвращается. Я многое попробовал в своей жизни, работал тренером вратарей в различных клубах и сборной России. Держал даже футбольную академию своего имени. Она существовала несколько лет, но потом главный спонсор — казино «Арбат» — прекратил финансирование. В результате проект пришлось свернуть. Зимой меня пригласили поработать в спартаковской академии, тренировать юных вратарей. Кроме того, я много ездил по общеобразовательным школам, проводил мастер-классы для мальчишек. Иногда смотрел на них, и сердце кровью обливалось: координации нет, бегать не умеют, обычные кувырки — и те даются с трудом. Теперь же у меня новая должность, работаю с вратарями дубля.
— За родную команду сердце кровью не обливается? В ваше время «Спартак» задавал тон в отечественном футболе, а сейчас вот уже почти десять лет остается без трофеев.
— Конечно, мне обидно. Еще в середине 90-х «Спартак» был на виду, выигрывал один чемпионский титул за другим. А потом как отрезало. Почему это произошло? Тут целый комплекс причин, так сразу и не ответишь. Надеюсь, в скором времени черная полоса будет прервана. Клуб с такими традициями просто не может находиться на вторых ролях.
— Недавно пересматривал довоенный фильм «Вратарь», эта история написана будто бы про вас: Волга, арбузы, вратарь республики. Признайтесь, Антон Кандидов привел вас в футбол?
— Нет, мое увлечение с фильмом никак не связано. Кино это я, конечно, видел, но, если честно, меня оно никогда не цепляло. Да и вообще с самого начала я занимался не футболом, а плаванием. Были даже определенные успехи, но мне как-то это дело не нравилось. Когда я ушел из бассейна, к нам домой приходили тренеры, выясняли, что случилось, уговаривали вернуться. «У мальчика талант, он может стать олимпийским чемпионом», — говорили они. Но я отказался, и тогда отец, чтобы зря дома не сидеть, отдал меня в группу подготовки астраханского «Волгаря». Папа начинал простым рабочим, дослужился до начальника икорно-балычного цеха и был достаточно жестким человеком. Но сейчас я благодарен ему за это, его требовательность пошла мне на пользу. Он заставлял учиться. Корпеть же за учебниками не хотелось, тянуло во двор. Тем более он был большой, дружный. Зимой мальчишки из соседних домов играли в хоккей, летом — в футбол.
Кроме того, отец внимательно следил за моими спортивными достижениями. Тренер в секции как-то сказал, что я должен как можно больше стоять в воротах. И папа воспринял эти слова близко к сердцу. Мне же хотелось бегать, забивать голы. Когда мы с мальчишками гоняли мяч во дворе, я периодически шел играть в поле. Но, едва завидев отца, возвращавшегося с работы, тут же мчался к своим воротам и вставал в «рамку». Кстати, дворовые игры очень помогли мне в спортивном становлении — это как раз к разговору о современной молодежи. В хоккей мы играли не шайбой, а теннисным мячом. Я стоял в воротах, ловил мячик и тем самым отрабатывал реакцию. Кроме того, в школе мы много бегали, занимались гимнастикой, играли в волейбол и баскетбол. Благодаря им развивались мои лучшие физические качества.
— От матери за рваную одежду и разбитые коленки доставалось?
— Маме футбол поначалу категорически не нравился. А после того как летом 1975-го в своем втором матче за взрослую команду «Волгаря» я травмировал мениск, она и вовсе начала воспринимать его в штыки. С выезда я вернулся с лангеткой на колене, которая вызвала у мамы ужас. «Надо заканчивать с этим футболом!» — разносился по дому ее крик. «Подожди, все образуется», — успокаивал я. Только потом, когда мной заинтересовался московский «Спартак», мама смирилась с моим увлечением. Больше того, приняла его и стала переживать за мою игру. Отец же сидеть перед телевизором не мог. Уходил в туалет, курил там одну сигарету за другой и периодически выглядывал, чтобы узнать счет.
