Точка бифуркации - Борис Борисович Батыршин

безотказной «Фуруны», на которую так надеялся погибший вместе со своим флагманом контр-адмирал Дубасов.

Из дневника мичмана

Ивана Семёнова.

«…на момент нашего прибытия бой уже закончился - во всяком случае, так это выглядело с высоты в три тысячи футов, на которой держался клин из трёх дирижаблей. В мощный сорокакратный бинокль (ещё один аксессуар из совсем других времён) я ясно видел, как русские крейсера, густо дымя трубами, торопились покинуть поле боя. Время от времени вокруг них вырастали всплески от падений неприятельских снарядов, казематные восьмидюймовки русских крейсеров отплёвывались столбами белого дыма из казематных орудий, но попаданий я не видел - это было уже размахивание кулаками после драки. "Мономаху" и "Донскому" и без того крепко досталось: на корме первого полыхал сильный пожар, второй же лишился грот-мачты, и волны на полном ходу захлёстывали в надводную пробоину на правой скуле. Британский ордер распался на неравные группы: два крейсера дрейфовали возле лежащего на боку «Нахимова», видимо, занимаясь спасением уцелевших членов экипажа; в стороне сбившиеся в нестройную кучу броненосцы маневрировали, пытаясь восстановить строй – где-то там ещё плавали обломки уничтоженного страшным взрывом «Лейтенанта Ильина». Британцы до сих пор находившиеся под впечатлением внезапной торпедной атаки, появление дирижаблей прозевали – а когда обнаружили над головами две «колбасы», одну большую и две поменьше, орудия противоминных плутонгов уже не могли задрать стволы достаточно высоко, чтобы выпустить в сторону летучего врага несколько шрапнельных снарядов.

Оставалось суматошно маневрировать, причём опыта уклонений от бомбёжки у англичан не было от слова «совсем» – по вполне очевидным причинам. К сожалению, все десять наших бомб, сброшенные с высоты в две тысячи футов легли, в лучшем случае, близкими накрытиями, не нанеся броненосцам Королевского Флота ни малейшего ущерба. Чего никак нельзя сказать о кованых шпиронах британских броненосцев, добросовестно сделавших своё дело: сначала «Коллингвуд» раскроил борт «Агамемнона» в районе мидель-шпангоута, а спустя пять минут его систершип, «Аякс», тоже получил таранный удар под корму. Опознать сверху эти два корабля (в Роял Нэви их недаром именовали ««паршивыми овцами линейного флота») благодаря диагональному, как на итальянском броненосце «Дуилио» расположению башен и характерного вида баковой надстройке и продольным мостикам. Не менее приметен был и корабль, протаранивший «Аякса» - по иронии судьбы им оказался «Полифемус», торпедный броненосный таран, как раз и построенный для таких действий. Его веретенообразный, с выступающими острыми гранями, подводный бивень-шпирон разломал «Аяксу» дейдвуд, своротил набок руль, превратив грозный боевой корабль в тяжело вооружённую несамоходную баржу.

Лишь гораздо позже мы узнали, что Хорнби вовсе не собирался лезть в мелководную кишку Финского залива. В планах карательной экспедиции нанести визит на Аланский архипелаг, разгромить главным калибром Або, возможно, высадить в окрестностях города десант, и поскорее убираться восвояси, пока декабрьские шторма не превратили Балтику в совсем уж неуютное место. А так – пришлось брать повреждённые корабли на буксир и ковылять на пятиузловой скорости назад, к Датским проливам, до боли в глазах всматриваясь в низкие тучи – не мелькнёт ли там снова сигара русского дирижабля?

Мы не стали ждать, когда англичане удалятся с места сражения. Израсходовав запас бомб, мы издали обстреляли из пулемётов «Уорспайт», полюбовались на ватные комки шрапнельных разрывов, вспухавшие у нас по курсу (англичане торопливо осваивали азы ПВО), и тоже повернули восвояси. Вернее сказать, повернули «Россия-I» и «Кронштадт» - «Свеаборг» остался наблюдать за британской эскадрой. Следующее слово было за «особой минной дивизией», которая, получив известие о сражении, надрывала теперь машины, спеша занять позицию западнее и южнее острова Готланд, в то время как механики в эллингах «Змея Горыныча» проверяли двигатели и прочие механизмы двух его «блимпов». И если Никонову удастся задуманное –сэра Джеффри Томаса Фиппса Хорнби, полного адмирала и кавалера большого рыцарского креста ордена Бани ждет весьма неприятный сюрприз…» 

V

Для отхода Хорнби выбрал северный маршрут в вокруг Готланда - там, где сорокамильный пролив отделяет этот остров от острова Эланд. Район этот достаточно мелководный, однако изучен вдоль и поперёк – в лоциях помечены глубины, отмели, судоходные фарватеры, и адмирал, полагавший, что возле берегов дружественной Швеции будет всё же поспокойнее, чем вблизи русского берега, где в Либаве могли базироваться миноноски, способные в иных обстоятельствах доставить эскадре мучительную головную боль. Предположение это выглядело вполне логичным, но, как это нередко бывает, имело весьма малое отношение к действительному положению дел.

На самом же деле, повернув к норду, в обход Готланда, англичане стали приближаться к кораблям «особой минной дивизии», предусмотрительно занявшей позицию к востоку от южной оконечности острова Эланд. Лёгкий туман, повисший над морем, нисколько им не мешал – свет маяка, установленного на острове, пробивался сквозь неплотную пелену, да и радиолокатор на «Змее Горыныче» работал исправно, рисуя на дисплее изломанную береговую черту и каменные лбы, выступающие из воды вблизи берега. Один из «блимпов» уже был готов к вылету – газовые мешки наполнены водородом, топливо, бомбы в наличии, но Никонов спешил отдавать приказ на взлёт. За эскадрой Хорнби следил сейчас «Свеаборг»; через несколько часов его сменит «Россия-I», которая в данный момент пополняла на Эзеле запас топлива и подвешивала бомбы, чтобы вместе с «Кронштадтом» нанести британской эскадре новый визит. «Свеаборг», ни на миг не выпускавший англичан из виду, каждые пять минут передавал на «Змея Горыныча» курс, скорость и прочие подробности, а кондуктор-планшетист (один из университетских студентов, подготовленных по программе модернизации флота) исправно наносил эти данные на грифельную доску, висящую в пункте управления воздушными операциями «дирижабленосца» - фактически, нервном и командном центре эскадры. Никонов не отходил от карты, то и дело связываясь в голосовом режиме по радио с командирами минных заградителей «Амур» и «Енисей» – этим кораблям предстояло сыграть в разворачивающемся спектакле главные роли. Два крейсера охранения – старый знакомец Никонова «Адмирал Корнилов», в пожарном порядке отремонтированный на Невском заводе, и спешно достроенный и только-только вступивший в строй броненосный крейсер «Память Азова» - держались в десяти милях восточнее и тоже постоянно получали сведения о расположении неприятеля.

Командир «Памяти Азова» капитан первого ранга Сальвадор Бауер, командовавший заодно и крейсерской завесой, уже знал о результатах боя у Готланда – погибший вместе со своим кораблём Карл Деливрон был его однокашником по Морскому Корпусу. Бауер не пытал иллюзий: в случае столкновения с англичанами его новенькому, с иголочки, броненосному крейсеру светит повторить судьбу «Нахимова» - но был готов к этому. Он знал, какой сюрприз готовит зазнавшимся «просвещённым мореплавателям» Никонов,